Ты жалкий, Джош».

Я жил как придётся, а в итоге: погряз в долгах и мог спокойно купаться во всех тех квитанциях, которые ежедневно кидали в мой почтовый ящик. Работать я перестал точно так же, как и нормально питаться. Элли, девушка Алекса, поначалу еще предпринимала какие-то попытки заставить меня выбраться из этой пучины безнадёжности, но разве можно помочь человеку, который этого не хочет целенаправленно? Конечно, нет. Я катился в пропасть, и все, что окружало меня, катилось туда же. Но я был абсолютно счастлив, что вот-вот утону.

Вмиг забудутся все невзгоды и воспоминания, которые я отчаянно пытался забыть, но уже сами, по инерции. Тело станет невесомым даже без воздействия алкоголя или наркотиков, эффект от которых был лишь временным. Я ждал, когда перестану чувствовать, когда все земное, а значит, бессмысленное перестанет значить для меня что-то большее, чем просто обязательность для того, чтобы существовать.

Я надеялся, что больше никто не сможет докопаться до моего сердца, которое, казалось, было разорвано в клочья несколько раз и бестолково зашито вновь.

«Не буду скрывать, что постепенно я возненавидел все, что было связано с тобой. Я не мог переносить твоё имя на слух, казалось, мои уши разрывало, лишь от воспоминания о тебе. Будь уверен, я пытался забыть тебя, хотя все еще не мог представить жизни без тебя. Год пролетел так же мучительно, как и второй, а за ним третий…

Но я стал ненавидеть тебя еще сильнее».

Долгое время я не мог позволить себе впустить кого-то нового в свою жизнь. Боялся, что для него попросту не хватит места, и очередной человек разочаруется во мне, хотя… мне было все равно. Поначалу.

Однако это продолжалось до тех самых пор, пока Алекс не попросил меня забрать из аэропорта нового шерифа, которого перевели в Гарленд из другого штата. Я согласился, но без энтузиазма, ибо выходить из зоны комфорта не любит никто, а тем более человек, который не выходил на солнечный свет почти месяц, но, оставаясь в огромном долгу перед другом, я не мог отказать, — у меня не было другого выбора, как помочь.

«До меня слишком долго и трудно доходили мысли о том, что я зависим. Не от наркоты, как раньше, а от тебя. Постепенно, лишь одна мысль о том, что тебя касается кто-то другой могла вывести меня из себя до такой степени, что я мог часами бить кулаками стену от безнадёжности.

Пока меня не посадили в карцер.

По твоей чертовой милости».

Наверное, это того стоило, потому что я начал забывать, как пахнет свежий воздух и какой приятный аромат доносится от липы. А главное: я, кажется, понял, что не все со мной потеряно, что я все еще могу чувствовать… Потому что, лишь взглянув на парня с потерянным взглядом, я вспомнил, каково это — мечтать.

Но впускать его в свою жизнь я не собирался. Потому что все, что в какой-то степени касается меня, постепенно исчезает.

Мэт, и даже парень, с которым я переспал пару тройку раз без каких-либо обязательств, — все мертвы. По моей вине.

Поэтому впускать в своё разбитое и собранное вновь сердце кого-то нового, невинного и не заслуживающего боли, было бы слишком эгоистично с моей стороны.

Но я не смог противостоять чувствам, которые с каждой новой «внезапной» встречей росли во мне, поэтому через какое-то время я вновь хотел убить себя из-за понимания того, что своими действиями я подвергаю жизнь Тайлера огромному риску лишь тем, что привязался к нему настолько, что во снах, помимо крови и тлена, я стал видеть ещё и его улыбку, которая освещала собой тёмную комнату моего сознания.

«Я винил тебя абсолютно во всем, что произошло со мной, однако отделаться от уже неприятных и ненужных мне чувств привязанности к тебе я не мог».

Я боялся, что все повториться вновь, и вслед за Мэтью уйдёт и Тай.

«Поэтому я, как видишь, волей-неволей оказался на свободе. Как это у меня удалось, тебя не касается, однако, хочу сказать, что этому поспособствовало мое огромное желание навредить тебе и всему тому, что стало частичкой тебя.

Это было совершенно не сложно. Шаг за шагом, я избавлялся от преград в виде ненужных людей и благополучно скрывался в родном городе, где меня знала каждая шавка. Я убедился, что стоит лишь покрасить волосы и немного изменить образ жизни, так никакая полиция и международный розыск не в силах тебя найти. Я успешно скрывался и жил так, как захочу, несмотря на свое прошлое, которое многим может показаться недостойным.

Но мне похуй: моя конечная цель — ты».

Единственным верным решением для меня было отдалиться от Тайлера. Но он, к моему удивлению и огромному сожалению, не давал мне этого сделать, — он тянулся ко мне, пытался быть рядом; хотя и не расспрашивал о моем прошлом, ему было достаточно того, что мы вместе, а мне хватало того, что он не сдался даже в тот момент, когда это сделал я.

«Нет, я не хотел тебя убить. По крайней мере, физически этого сделать я не мог, — я хотел убить тебя морально. Сделать так, чтобы ты забыл собственное имя и от безысходности сам убил себя самым болезненным способом из всех, что только существуют.

Сейчас ты видишь меня. В петле. И чувствуешь отвращение к самому себе. Я уверен в этом.

Ты жалкая собака, которая видит своего мёртвого хозяина и не знает, что делать, а поэтому воет в тишину и зализывает свои раны.

Ты навсегда уничтожен. И наше прошлое тоже.

Я надеюсь, что ты перестал быть собой с той же вероятностью, что и я попал в ад.

А вероятность в этом стопроцентная.

В любом случае: таблетки в верхнем ящике комода. Я жду тебя. Все в том же аду, потому что ты заслужил все то же, что и я, — по твоей воле мервы несколько человек и спокойно жить с этим ты не сможешь.

Кстати говоря. Тайлер. Этот щенок. Ты не достоин его ни единым пальцем на ноге. Он держался до последнего, не издавал ни слова, хотя, честно, я пытался достать из него хоть что-то, похожее на извинение.

Пусть он и занял мое место, но я уверен, он сделал это лишь по твоей милости. Спасибо, Джош, что подбросил мне такую игрушку. Жаль, конечно, что она поломалась. Собрать её воедино вряд ли уже получится, поэтому не стоит даже стараться, хотя я уверен, ты и не станешь, а выберешь единственное правильное решение в своей жизни и присоединишься ко мне, потому что именно тебе место рядом со мной.

Навсегда.»

***

Я лежал на холодном кафельном полу и не мог открыть глаза: я боялся увидеть то, что видел ранее. Мне было страшно, поэтому болезненная дрожь не покидала мое тело до того времени, пока я не предпринял попытку встать на ноги.

Ноющая боль тут же дала о себе знать, как только я приподнял голову. Тогда я на автомате приложил ладонь к затылку и почувствовал вязкую теплую жидкость, — кровь. Пытаясь держать себя в руках и не открывая при этом глаз, я, пересилив боль, отполз к стене и, словно защищаясь, весь сжался в комок и спрятал лицо в собранных коленях.

«Это не может быть просто сном?..» — мимолетно пронеслось в моем сознании.

Наконец, открыв глаза, чтобы убедить себя в обратном, я поднял взгляд на Клода, бледно-голубые губы которого, словно искривились в ухмылке. Покачав головой, чтобы опровергнуть это, я вновь почувствовал, как из раны на затылке течет кровь и, прикусив губу, чтобы не закричать, я, держась за шероховатую деревянную стену, поднялся на ноги.

Не знаю, что тогда мною овладело, но горячие слезы, словно водопад, покатились из глаз, из-за чего видимость ситуации, — во всех смыслах, — во много раз осложнилась. Пытаясь волочить свои ноги за собой, я вылетел из кухни, оставив свое прошлое, в буквальном смысле, за порогом.

Вытерев слезы о рукав свитера, я набрал полные легкие кислорода и закрыл злополучную дверь, которой не пользовались уже, кажется, давно, ибо она еле-еле поддалась мне. Пытаясь не обращать внимание на собственную кровь, которая отпечаталась на дверной ручке, я вновь вдохнул воздух и закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.

«Ведь не может все так закончиться?..» — вновь пробежалось в моем сознании. — «Это еще не конец».