Вечер стремительно приближался к ночи, а Маршэль все сидела на своем узком ложе и бездумно разглядывала темнеющее небо. Сколько у нее было вопросов, сколько догадок, но никто ей не мог дать ответа. Оставалось только додумывать, почему король не отнял ее у матери во младенчестве? Или зачем построил летнюю резиденцию так близко от лесного селения, хранящего его постыдный секрет?

Единственное, в чем Маршэль была уверена так это то, что мама любила ее. И тем больнее было думать, что сейчас она наверняка сходит с ума от бессилия и страха за свое дитя.

Всю ночь Маршэль не сомкнула глаз. Сердце то надрывалось от страха и отчаянья, то замирало, скованное льдом безразличия и усталости. Голова гудела от сотен мыслей, губы были искусаны до кровавых корок, а небо меж тем неотвратимо светлело. И, когда в комнате появилась вчерашняя служанка, всколыхнувшийся по новой ужас перед предстоящим нес в себе крупицу облегчения. Ожидание смерти хуже самой смерти.

Вопреки предположениям, платье ей принесли приличное. Ворох пышных юбок из арахнийского шелка походил на серебристо-серое облако, а лиф был отделан рюшем и мелким агатом.

Разложив платье на единственное кресле по прежнему молчаливая служанка знаками указала ей на ширму в углу, за которой стояла небольшая бадья для водных процедур.

— А по человечески сказать зазорно? — вяло огрызнулась Маршэль. Девушка вздрогнула и опустила голову. Из-под чепчика послышалось тихое мычание. Служанка оказалась немой. Глядя на ссутулившуюся, поникшую фигурку Маршэль почувствовала, как по спине крадется холодок.

— Прости, — голос дрогнул и сорвался на шепот, — я не знала. Не хотела обидеть. Прости.

Служанка посмотрела на нее печально, но все же чуть приподняла уголки бледных губ и кивнула, принимая извинения. Маршэль послушно направилась к бадье и стала раздеваться. Ее любимые штаны из мягкой замши, рубашка, кожаная куртка и высокие сапоги. Все темно-коричневое, не маркое, такой цвет удобен для жителей леса. Ременную перевязь с небольшим кинжалом, подарком дедушки Жана, Ричард отобрал еще в начале путешествия. Обещал вернуть по прибытию. Лжец. Во сколько он оценил ее жизнь? Сотня золотых? Две?

Пока она размышляла, служанка опрокинула в бадью первую пару ведер воды и жестом пригласила Маршэль снять белье и занять свое место в тесной купальне. Помывка прошла быстро и ароматно. Даже слишком. Головная боль только усилилась от того обилия шампуня и притирок, что служанка использовала для купания. Но Маршэль терпела.

Потом настал черед облачения в любезно предоставленный королевой саван. Маршэль отстраненно следила за тем, как служанка одергивает юбки и поправляет длинные, воланистые рукава. Сказать, что было неудобно, значит не сказать ничего. Лиф был слишком глубок, корсет жал, подол волочился по земле. Она боялась сделать шаг, чтобы не запутаться во всем этом ворохе ткани. Но на этом приготовления не закончились.

Усадив ее в освободившееся кресло, девушка занялась прической. Редкозубый, деревянный гребень плавно скользил во все еще влажных прядях. Служанка расчесывала волосы бережно и медленно, словно Маршэль была одной из тех знатных дам, что из-за вырванного волоса прижигают своим горничным пальцы. В иное бы время от таких манипуляций она бы точно сомлела, но сейчас на глаза просились горючие слезы.

Ее матушка — она так любила расчесывать волосы Маршэль утром и перед сном. Длинные, до самой поясницы, они были не просты в уходе, особенно в лесу, но Маршэль и не помышляла просить о стрижке. К тому же, по многочисленным заверениям бабушки и деда, с косой она была ну вылитая мама в юности. И зеркало лишь подтверждала правоту их слов. Темно-ореховые локоны, нежная кожа, свежие, чуть пухлые губы и ямочки на щеках. Только глаза разные. У Хельги они были кошачьи, изумрудно зеленого цвета, а у Маршэль — серые, как небо в пасмурный день. Отцовские.

Девушка сжала кулачки так, что ногти впились в ладони. Мысль о короле вызывала омерзение напополам с разочарованием. Ей не хотелось быть на него похожей ни в чем. Даже самой малюсенькой родинкой, не говоря уж о глазах!

Служанка обеспокоенно замычала, неверно истолковав ее напряжение. Маршэль глубоко вдохнула.

— Все нормально.