Он уловил себя на том, что даже не слушает Оби-Вана, а лишь тихо млеет от звуков его голоса и, беззастенчиво пользуясь моментом, изучает каждую черту лица. Порой, глядя на него, можно было подумать, что Кеноби совсем ненамного старше Энакина. Но в следующую же минуту он видел человека средних лет, мудренного жизнью. Энакин даже пытался подсчитать, сколько лет может быть Оби-Вану, если учесть тот факт, что Кеноби продавал свой первый болид, когда сам Скайуокер еще пешком под стол ходил, а интернет никакой точной информации о личной жизни Кеноби — в том числе и возрасте — не выдавал.

-…ну и где-то через месяц, возможно, если все пойдет достаточно гладко, сможем уже приступить к основной части наших тренировок — непосредственно пилотированию, - заключил Оби-Ван, на что Энакин издал разочарованный стон: целый месяц! С ума сойти! - Вижу, ты полон энтузиазма, - улыбнулся его учитель… Или, вернее будет сказать — мучитель… И к Энакину пришло окончательное осознание: он попал.

Когда, спустя еще полтора часа экзекуций, в дверях их встретил Квай-Гон, видимо, дожидающийся подробного отчета о результатах собственной авантюры, Энакина хватило лишь на то, чтобы промычать что-то невразумительное и убежать — вернее, очень быстро уползти — в ванную, поскольку все тело под вымокшей одеждой чесалось, длинные волосы прилипали к лицу и Энакин уже чувствовал, как начинает ломить его несчастные мышцы.

- Я думаю, сегодня был продуктивный день, - услышал он за своей спиной слова Оби-Вана, обращенные к его отчиму. - У Энакина есть некий потенциал, но вот его самодисциплина…

«Ох, ну еще бы», - закатил глаза Скайуокер, закрыв за собой дверь в ванную.

Еще даже не зайдя на кухню, он понял, что мать, по всей видимости, лишь теперь узнала о договоренности Квай-Гона с Кеноби. И кажется, это обстоятельство вывело женщину из себя.

- Нет, Квай, даже не смотри на меня так! - воскликнула Шми. - Энакин сам не представляет, во что он собирается ввязаться, а ты только потакаешь ему.

- Вот потому и разумно нанять ему профессионального в этом деле учителя. Чтобы представлял, - терпеливо пояснил Квай-Гон.

Вообще-то, родители Энакина жили душа в душу, как жила, пожалуй, редкая пара. Как-никак, огромная редкость, когда у обоих в паре на удивление терпеливый и рассудительный характер (лично Энакин посочувствовал бы своей половине, если бы она у него была, поскольку данные качества у него отсутствовали начисто), но Квай-Гон и Шми представляли как раз подобный случай. Однако, если такое все же случалось, что они находили камень преткновения, оборонительную позицию занимал именно Квай-Гон. Вот как сейчас.

- Оби, ну хоть ты ему скажи! - видя, что ее собственные доводы мужа не берут, женщина решила прибегнуть к запасному плану, обратившись к другу. - Ты же полжизни провел во всем этом, наверняка знаешь, как это опасно!

- Разумеется, опасно, - покорно согласился Оби-Ван. - В неумелых руках все опасно.

- О чем я и говорю! - ликующе воскликнул Квай-Гон.

- Энакин! - наконец, Шми обратила внимание на сына, который стоял в дверях кухни, и он даже не смог определиться, звучало это угрожающе или умоляюще.

- Мам, отец прав, - пожал он плечами, решив стоять на своем. - Я бы все равно сел за штурвал, и ты же понимаешь, что под присмотром это будет менее опасно.

- Вот, - Квай-Гон, окончательно осознавший свою победу в этом споре, сделал в сторону юноши пистолетик пальцами.

Зато вот Шми, кажется, никак не хотела мириться со своим поражением:

- Тебе не кажется, что стоило посоветоваться со мной по поводу обучения моего ребенка? - спросила она, делая какой-то особый акцент на слове “моего”.

Энакин сделал шаг в сторону, потеснившись от двери, когда мимо него в коридор прошла Шми, а после и Квай-Гон следом за ней. Ему стало стыдно за ссору родителей по его вине так, как если бы он был маленьким мальчиком. Стыдно за то, что стал причиной их раздора. Ему стоило бы пойти и попытаться сделать хоть что-то, но он не успел и шагу ступить, поскольку Оби-Ван, все еще остававшийся с ним на кухне, будто прочитав мысли, вовремя остановил:

- Не стоит, Эни, - просто сказал он.

- Но ведь это из-за меня, - упрямо возразил Энакин, пусть и — стыдно признаться — мысли его были уже достаточно далеки от родителей. Но тут же пресек все попытки переубедить его, которые могли бы последовать за этим: - Может, вам налить… Эм… Вы чай пьете или кофе?

- Никакого кофе, исключительно чай, - слабо улыбнулся Оби-Ван. - Если только ты составишь мне компанию.

Понимающе кивнув, Энакин молча отвернулся, заваривая чай в чайничке, и будто нарочно стараясь провозиться подольше. Желательно до возвращения матери и отчима. Он даже удивлялся про себя: когда речь заходила о гонках, их “общем” корабле или даже злосчастных тренировках, ему было приятно и легко рядом с Кеноби, но стоило оказаться в типичной бытовой ситуации, и Энакин терял малейшую нить диалога.

- И все же, я не могу понять, почему вы столь категорично забросили гонки? - ляпнул Энакин, почти не думая, и тут же пожалел об этом.

- Тебе и не обязательно понимать этого, Энакин, - ответил Оби-Ван, казалось бы, мягким тоном, но в голосе его сквозили стальные нотки, и Скайуокера словно оцарапало полное имя, произнесенное Кеноби вместо ставшего привычным “Эни”.

Он уже не стал возражать, когда Энакин, закончив хлопоты с чаем, вышел за родителями. Их же Скайуокер, к своему удивлению, обнаружил в гостиной, мирно и совершенно безмятежно сидящими рядом на диване. Из-за спинки он мог разглядеть лишь то, что мама положила голову на плечо Квай-Гона, а тот перебирал пальцами ее темные волосы — те редкие прядки, что выбивались из пучка на затылке. Даже просто наблюдать за ними было тепло и… Больно. По-странному больно в груди, и дело, как сразу понял Энакин, было не в маме и не в отчиме, а в нем самом. Подняв взгляд на мужа, Шми, кажется, потянулась к нему за поцелуем — точно утверждать Энакин не мог, поскольку в этот момент благоразумно отвернулся.

Увидев рядом Кеноби, он вздрогнул от неожиданности, а мужчина, все еще наблюдающий за парой, тихо усмехнулся:

- Сколько лет прошло, а ничего не изменилось… Ну все, все. Думаю, нам стоит оставить их одних, - похлопал он Энакина по плечу. - Я же говорил, что они и без тебя разберутся. Идем, Эни. Пока чай не остыл. Я не люблю холодный.

========== Часть 4. О значительном и не слишком. ==========

- Думаю, на сегодня с тебя хватит, - со вздохом усмехнулся Оби-Ван, когда его многострадальный ученик, не удержав равновесие, упал с бетонного блока на землю, сдавленно мыча и старательно отряхиваясь.

- Если что, то я в порядке, - Энакин помахал ладонью перед собой, но все же позволил Оби-Вану помочь ему подняться на ноги. - Но если вы предлагаете вознаградить мои старания стаканчиком чего-нибудь освежающего, то я не против.

- Хитрюга, а! - цокнул языком Оби-Ван. - Ладно, идем.

Энакин помахал на себя тканью собственной футболки, задирая ее наверх. Погода сегодня выдалась не по-весеннему жаркой, и он даже подумывал о том, чтобы состричь свои волосы, которые от влаги начали завиваться сильнее, чем обычно, но делать этого, разумеется, не стал бы. В такую-то погоду хорошо бы праздно разгуливать где-нибудь на набережной со стаканчиком мороженого в руках, или, что было куда ближе Энакину — проехаться по трассе, чтобы ветер обдувал лицо и приятно трепал волосы и одежду. И все же, сразу после пар он бежал на тренировку к Кеноби, не пропустив до сих пор ни единого дня.

Они направились в кафешку, которую пару дней назад показал Энакину Оби-Ван. Даже удивительно, как это — он прожил здесь двенадцать лет жизни, но не имел понятия о существовании этого места, а Кеноби, который ровно столько же, наверное, и не был в городе, так легко отыскал его, рассказав о том, как в юные годы водил сюда девчонку — свою первую школьную любовь.

А теперь Энакина. Это даже отчего-то забавно и самую малость неловко. Словно вторгаешься в чужую жизнь, во что-то личное. Но раз уж Кеноби не против, то Энакин и подавно. Он даже попытался будто между прочим выяснить, что же произошло с этой девушкой, но Оби-Ван ответил достаточно уклончиво, и Энакин больше не пытался. В конце концов, несомненным плюсом является уже то, что Оби-Ван заговорил с ним об этом и поделился очередной крупицей своего прошлого, очередной небольшой составляющей своей личности. Энакин ценил каждую из них, пусть даже незначительную. Ему казалось, что с Оби-Ваном ничего не бывает незначительным.