Идя по темному парку, Баки стал искать в воспоминаниях, был ли он хоть кем-то, кроме оружия, кем-то живым, настоящим. И не мог. Он просто помнил, как проснулся уже с металлической рукой и с кодами в голове. Подспудно ощущалось, что это еще не все, что должно быть что-то еще, потому что болезного цыпленка в этих воспоминаниях не было. Были только военные, немного гражданских и много трупов.

Баки не хотел быть тем, кого он вспомнил. Быть просто профи в боевых искусствах — одно, но знать, для чего ему все это было нужно… Почему он сразу узнал винтовку на их с Броком фото.

Баки проходил по парку всю ночь, иногда устраиваясь на лавочке, чтобы схватиться за голову, чуть ли не выдирая на себе длинные волосы, потому что никак не мог понять, почему, за что? Неужели он — всего лишь оружие, и Брок не хотел говорить ему именно этого? Да и как о таком скажешь? Но то, что он не искал.

Пару часов Баки потратил на то, что просто сидел на лавочке и смотрел в ночь, стараясь вообще ни о чем не думать, потому что того, что его важный, тот, кого он так ждал, вовсе не искал его, уже хватало на то, чтобы просто повеситься. Или застрелиться. Захотелось поговорить с Броком, спросить, зачем тогда догнал, если не искал, если не нужен. Баки поднялся, но тут же рухнул на колени от боли, уже знакомой, и снова в сознание рванули воспоминания, вливаясь в него оглушительным водопадом, калейдоскопом картинок. Кое-как он забрался на лавочку, пытаясь уложить все то новое, что пришло к нему. И ужаснулся, понимая, что он был человеком. Был живым, настоящим человеком, а оружием его сделали.

— Брок, неужели ты об этом знал? — горько спросил Баки у темноты вокруг.

Темнота отозвалась криком какой-то неизвестной Баки птицы, но ответа не было. Он начал перебирать воспоминания, но практически все они были об одном-единственном человеке — Капитане Америка, Стиве Роджерсе, его друге детства.

Баки отчетливо вспомнил, как Стив отчаянно пытался докричаться до него, убедить, что он друг, но у оружия нет друзей, у оружия есть приказ.

И вдруг в голове возник вопрос: почему его не искал Стив? Почему не ищет? Ведь Баки не прячется, вот он, просто живет.

От осознания, что все знали, что он человек, но никто его не искал, даже лучший друг, который пытался это до него донести, снова захотелось не просто заплакать, разрыдаться навзрыд, как маленький ребенок, брошенный всеми маленький ребенок, но Баки взял себя в руки, из глаз скатилась только одна горькая слезинка.

Что делать теперь с этими знаниями, Баки не представлял. Можно было, конечно, пойти и самому найти Стива, но после всего того, что он сделал, его вряд просто так пустят к герою Америки.

Баки предавался горькому, злому, черному отчаянию, когда услышал шаги. Очень знакомые шаги. И повернул голову. Брок стоял, изрядно не доходя до скамейки, на которой сидел Баки, засунув руки в карманы.

— Я не искал тебя, Белоснежка, — тихо заговорил Брок, но Баки отчетливо слышал каждое слово, — потому что не представлял, где тебя искать. У нас были планы отхода, у каждого свой. Мы должны были встретиться через два месяца в условленном месте. Или оставить сообщение о себе, если второй не придет.

Баки слушал, затаив дыхание, Брок никогда не говорил так много за раз, как ни странно, это Баки в их тандеме был болтуном.

— Я добрался только через полгода, но сообщения от тебя не было, — Брок так и стоял, не подходя близко, и тихо говорил. Рассказывал, первый раз действительно полно рассказывал что-то, не отмалчивался и не отнекивался. — Я решил, что или план не удался, и Гидра тебя вернула, или ты сам не захотел приходить. Что все вспомнил и не захотел приходить. И я решил не искать тебя, оставить в покое, дать жить самостоятельно. Если бы я знал… Белоснежка, если бы я знал, я бы пришел и забрал тебя с собой.

Баки молчал, ему нечего было сказать. Он знал, что Брок не врет ему, но что на самом деле творится у того в душе, не представлял, хотя и чувствовал, что ему плохо. Но сейчас была его очередь говорить.

— Я узнал, кем ты был до Гидры, только после всего этого, — Брок сделал шаг к лавочке. — Когда узнал, подумал, что Кэп забрал тебя к себе. О тебе никто нигде не говорил, ни по одному утюгу не сообщали, что непогрешимый Кэп нашел давно потерянного друга, но я хотел верить, что это так. Я не знаю, почему Кэп тебя не нашел, не знаю, искал ли.

— Наши отношения с Зимним, — Брок сделал еще шаг, — были странными. Он тянулся ко мне, хотел меня себе, словно я был для него плюшевой игрушкой. Я ею и был, и, одновременно, был его хэндлером, дрессировщиком. Позволял обнулять, потому что совсем без обнулений Зимнего замыкало, коротило и клинило. Там прорывался ты, Баки. Я чувствовал, Зимний чувствовал, но если бы мы спалились, меня бы просто пустили в расход, а его обнулили и дали бы другого хэндлера.

— Когда я увидел тебя в клетке, — еще шаг приблизил Брока к лавочке, — я охуел. Я не надеялся больше тебя увидеть, и тут смотрю, как ты раскидываешь одного за другим, четко соблюдая мои инструкции. Мои, понимаешь? Именно поэтому я пошел за тобой, позвал тебя. А ты, оказывается, ничего не помнишь. И я захотел узнать тебя.

— Я ничего не рассказывал тебе, — Брок подошел еще на шаг, аккуратно, словно боясь спугнуть, — потому что боялся, что ты все вспомнишь и возненавидишь меня, а я эгоистично хотел быть с тобой.

Брок сделал последний шаг и присел на лавочку рядом с Баки. Знакомое тепло опалило, родной запах окутал, но Баки не позволил себе окунуться во все это.

— Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс, — заговорил Баки, глядя в пространство перед собой. Он не представлял, что хочет сказать, но говорил. — Стив звал меня Баки. Первый раз я умер в Аззано, в плену Гидры. Второй раз — когда упал с поезда в пропасть. А потом я умирал многие годы подряд, пока не умер несколько часов назад снова. Я не могу вернуться с тобой в наш дом, Брок, потому что нет Баки, которого ты знал, нет нас. Прости.

Баки поднялся и ушел в рассвет, оставляя Брока сидеть одного. Первый раз они были друг с другом действительно откровенны, и Баки понимал резоны Брока, хорошо понимал, сейчас он даже был благодарен ему за то, что тот молчал или недоговаривал, потому что он не хотел помнить всего того, что вывалилось на него. Он хотел дальше счастливо жить с Броком, верить, что это его важный, что он нашел его, и теперь все будет хорошо. Теперь, помня очень многое из своей жизни, Баки мечтал все это забыть, как мечтал вспомнить. Правильно говорили: “Бойся своих желаний”. Теперь Баки очень точно понимал, почему.

Он не знал, как снова строить свою жизнь, потому что идти к Стиву он не хотел, сам не зная, почему. Потому что никуда не испарилась обида, что не искал. Потому что вообще позволил всему этому случиться. Хотя Баки сам пошел за ним, сам захотел всего этого, и получил — через край, так, что не унести.

Баки хотел уйти от Брока, боясь, что все то, что было между ними — ложь. Что, раз нет Белоснежки, то нет и отношений, нет чувств.

Через сутки отсутствия Баки Брок пробовал звонить, но Баки просто отключил телефон. Он снова заработал в Клетке и поселился в мотеле, пытаясь понять, что ему делать дальше, как жить. Но ноги несли его рано утром к залу, в котором они с Броком работали. Он видел, как Брок шел по улице, входил, и не выпускал из рук телефон, названивая и названивая кому-то. Ему.

Баки заглядывал в окна зала и видел, как Брок пропускал простые удары, как подолгу сидел, глядя в телефон, оставаясь допоздна, хотя смысла в этом совершенно не было, а потом шел гулять их обычным с Баки маршрутом.

И сердце болезненно сжималось от всего этого, от того, как Брок осунулся. И так хотелось подойти, обнять, прижать к себе, вдохнуть давным давно ставший родным запах и не отпускать.

С каждым днем все сильнее хотелось вернуться в их квартиру, все сильнее не хватало совместных ужинов, вечерних прогулок или просмотров кино. Баки только сейчас понял, что Брок действительно не любит мультики, но смотрит их ради него. А он ради Брока смотрит дурацкие комедии, которые терпеть не может.