— Я начинаю верить в то, что ваш союз благословлён богами. Вот мы сейчас с Баки отойдём и ты наденешь его на палец.

— Ага, сейчас, — огрызнулся Брок. — Чтобы меня к хуям разметало по пещере?

— Я никогда не причиню вреда Баки, — посерьёзнев сказал Стив, — и не заставлю страдать. Он достоин лучшего, и если лучшее — это ты, пусть, если он счастлив.

Брок сплюнул под ноги, оглянулся на молчавшего Баки и сам вышел на середину сокровищницы, не давая себе передумать, зажмурился и надел кольцо на палец. Сверкнуло так, что стало больно глазам, Брок покачнулся, попробовал закрыть их ладонью и въехал грудью в груду золотых монет, брызнувших в стороны под его весом.

«Что за нахуй?» — возмутился Брок и замер, когда вместо голоса услышал рык.

Вокруг что-то происходило. Брок копался в том, что снял с человека красного дракона, Стив умело разделывал тушу самого красного, а Баки мирно возлежал в центре пещеры свернувшись и положив хвост на нос. Ему было хорошо. Он наблюдал за всем этим из-под прикрытых глаз, снова ощущая полное единение с Броком, который был рядом и даже не заикнулся о городе, в котором (да и в окрестностях) Баки с красным навели такое, что люди еще не один год будут вспоминать. Но Баки было наплевать на людей, кроме двоих.

Когда Стив обратил внимание на кольцо в руках Брока и предложил его надеть, Баки только лениво отполз в сторону, уверенный, что клятва не даст причинить вреда его человеку, но готов был ко всему. Вернее, думал, что готов.

Потому что черного дракона посреди своей пещеры он никак не ожидал. Баки вскинулся, грозно зарычав, но втянул носом воздух и понял, что это Брок. Черный исполинский ящер немного меньше его самого, чешуя которого переливалась и поблескивала, был Броком.

Баки подошел к нему, теперь уже обнюхивая более тщательно, потерся головой о выгнутую шею, лизнул в нос, улыбаясь, и заурчал. Но теперь это урчание было Броку совершенно понятно. Это было переливчатое любовное признание, такое, какое невозможно сказать человеческим языком, ни вслух, ни в мыслях. Только нежно проурчать.

Стив смущенно потёр шею и удалился на человеческую половину, чтобы не мешать этим двоим.

Кое-как справившись с лапами, своими новыми габаритами, весом, Брок вжался в Баки, чувствуя его как никогда полно, слыша все оттенки чувств в, оказывается, нежном любовном порыкивании, которое человеческий слух не смог бы нормально понять. Он сам «говорил» и не мог наговориться, бестолково хлопал неудобными крыльями, бил хвостом, переступал с лапы лапу, но тёрся мордой о своего дракона.

Ему было странно, непривычно, но в то же время словно какая-то пелена упала, отделяющая его от прошлого, собственных воплощений, чувств, эмоций, памяти. Он словно впустил в себя всех их, перемешиваясь, позволяя себя дополнить, наполниться до краёв их любовью к Баки.

«Хочу летать с тобой, сердце моё», — прогудел Брок.

Баки затанцевал на задних лапах, забил крыльями в ставшей внезапно очень маленькой пещере, особенно для двух живых и одного мертвого дракона. Он был так рад, он даже не представлял, что есть магия, способная дать человеку возможность побыть драконом, и сейчас, когда можно так полно ощущать Брока, еще полнее, чем раньше, говорить с ним на родном языке.

Жизнь драконов полна одиночества, они рано остаются одни, матери покидают их, обустроив пещеру для своего ребенка, и все их игрушки — драгоценности, которые им оставляет мать. Потом они находят своего человека, наверное, если бы не это, они бы до конца своих дней были одиноки. Но чего драконы лишены, так это радости взаимной игры, полета вдвоем, и сейчас Баки предвкушал того, чего не было у него с тех пор, как его оставила мать.

Это было иное, чем секс, но такое же интимное, такое радостное и приносящее столько же, если не больше, удовольствия.

Баки потерся о Брока всем собой, погладил передними лапами, снова лизнув в нос, и позвал за собой к выходу из пещеры.

“Пойдем, я научу тебя летать”, — переливчато рыкнул он, и теперь Брок мог понять, что полет и секс в языке драконов созвучны.

Ветер бил в морду, осыпал снежинками, упруго ласкал подставленную шею. Брок сидел у самого края площадки и смотрел в бездну под лапами. Его душа пела, рвалась ввысь, взмахнуть гигантскими крыльями, взмыть к самому небосводу, проткнуть его собой и посмотреть что там дальше, кружиться вместе с Баки, чувствовать его всем собой, чувствовать как он.

Взревев, Брок расправил крылья и сорвался вниз.

Баки сорвался сразу за ним, не говоря с ним, а передавая ощущения, как ветер должен наполнять крылья, как нужно ими взмахивать, чтобы они не заполошно бились, а поднимали вверх, все выше и выше, чтобы кружиться в вечном танце. Он облетал Брока вокруг, готовый подхватить, если тот не сможет, нагонял на него тучи снежинок и порыкивал, посмеиваясь, уверенный, что Брок взмоет ввысь уже сейчас.

Сам Баки был на седьмом небе от счастья. Он летал только с матерью, они часами кружили в снежной круговерти, а потом она покинула его, оставляя дальше ждать своего человека. Баки никогда не летал больше ни с кем, и сейчас, ощущая радость совместного полета, был до бесконечности счастлив.

Лёгкие горели от ледяного воздуха, крылья трепало бесполезными тряпками, но Брок не боялся. Он видел гордость за себя в серебряных глазах своего дракона, практически явственно ощущал поддержку мощных лап, спины, и, извернувшись в воздухе, как-то по особенному взмахнул крыльями, прекращая падение, взмывая ввысь, подхваченный ставшим вдруг послушным ветром. Брок ревел громче снежной бури, пел от восторга, заворачивая петли, почти срываясь вниз, до самых острых скал и тут же поднимаясь в потоке.

«Я люблю тебя!» — ревел он, кружась вместе с Баки в танце, и скалы вторили ему, отражая рык..

Взмыв особенно высоко, настолько, что почти не хватало воздуха для вдоха полной грудью, Брок прижался к Баки, обнял его всеми четырьмя лапами, оплёл крыльями и хвостом.

“Люблю… только тебя!” — отозвался Баки, держа их обоих в воздухе.

Как же он любил, каждое воплощение, и будет любить, пока сам не покинет этот мир, уйдя к богам.

Они сливались воедино, обнимались, сплетаясь друг с другом в полете. И даже вьюга стихла, чтобы не мешать двоим наслаждаться друг другом, облака собрались в кучи, стыдливо наблюдая за ними, а им было все равно, потому что они были друг у друга. Дракон и его человек. Человек и его дракон. До конца.