– Профессия пилота умирающая, к сожалению, – сказал он. – Лет через двадцать нас заменят дроны.

– Один пилот, наверное, все равно останется, – тихо сказала я. – Думаю, что присутствие хотя бы одного пилота будет все-таки необходимо для подстраховки, да и вообще, – если дрон уходит в полет один, кто тогда будет с искренней нежностью гладить его?..

Глебов расхохотался, а Ясенев даже не улыбнулся, однако в его глазах пусть на миг, но мелькнула искорка заинтересованности. В следующую секунду она, конечно, погасла, однако искорка светилась, я готова была в этом поклясться!

Мне стало легче, я значительно приободрилась, однако сразу же, как обычно в таких случаях бывает, случилась проблема. Рейс поначалу шел хорошо, а затем возник конфликт с очередным хамом.

Летели, как сейчас помню, в Нью-Йорк, над океаном сильно трясло, пассажиры очень устали и после десяти часов полета все спали вповалку. Все бы хорошо, но один рыжий толстый веснушчатый гусь с жирной выпяченной влажной нижней губой снял носки, откинул столик и взгромоздил свои вонючие красные лапы на него.

Девочки, зажимая носы платками, ходили мимо, и ни одна не решилась сделать ему замечание. Что ж, значит, опять придется мне!..

– Пожалуйста, уберите ноги с откидного столика, он предназначен для других целей, и наденьте носки и обувь. Неужели вы не чувствуете, что запах становится просто невыносимым?

Гусь агрессивно распахнул свои оловянные глаза.

– Да пошла ты в задницу, аэрошлюха гребаная. Я отдыхаю!

Ага, вот, оказывается, кто я на самом деле, а я и не знала. Ладно, мерзавец, сейчас ты у меня получишь!

Началова выглянула из-за занавески в сладостном предвкушении, но мне было плевать. Такое терпеть я не собиралась. Пусть Рита делает, что хочет, это ее проблемы!

Я наклонилась к самому уху наглеца, чтобы крепко обматерить его, но в этот момент меня отодвинул в сторону Женя. Он услужливо наклонился к пассажиру и что-то вежливо прошептал ему. Гусь мгновенно вскочил, мигом надел носки, затем ботинки и кинулся в хвост, там были свободные места. Плюхнувшись в кресло и принюхиваясь к себе, он натянул бейсболку на глаза, а через несколько минут мирно задремал.

Я с изумлением воззрилась на Женю.

– Что ты ему сказал, какое новое матерное слово придумал?

– Ни одного нецензурного слова, Ленка! Просто уведомил, что вчера на этом же месте летел один уважаемый пассажир, и он тоже хотел отдыхать, и точно также сложил свои голые ступни на откидной столик, только у него был жуткий грибок ногтей, но никто не осмелился ему сказать, потому что он был племянником одного известного губернатора, а дезинфицировать салон после него мы не стали, – на дезинфекцию нам средств практически не выделяют, да и лень.

Я расхохоталась так, что Началова, скрипя зубами, подозвала меня к себе.

– А ты знаешь, что у тебя происходит в туалетной комнате?

– Нет!

– Пассажир заперся и двадцать минут не выходит. Проверь! Может быть, ему плохо?

Я подошла к двери туалета, индикатор в самом деле показывал «Занято». Двадцать минут? Это много! Неужели кому-то в самом деле стало плохо?

Я откинула табличку с надписью LAVATOR, сдвинула секретный болт-засов и толкнула створку от себя. Она сложилась в гармошку и стукающиеся друг в друга жирные белые тела брызнули мне в лицо.

Упитанный кабан прижал пузом толстую свинью к раковине, а сам пристроился к ней сзади. Когда створка раскрылась, открыв эту потрясающую картину, достойную пера фламандского художника, он повернул свою лоснящуюся физиономию и стрельнул в мою сторону заплывшими глазками.

– Не мешайте, и закройте, пожалуйста, дверь!

Ничего себе, еще и пожалуйста! Я мило улыбнулась.

– Вы доставляете неудобства пассажирам. Освободите туалетную комнату, она для этого не предназначена, да и негигиенично!

Кабан взмолился.

– Да дай же закончить, дура, закрой дверь!

Однако я крепко держала створку, и он никак не мог захлопнуть ее. Шум привлек внимание некоторых особо чутких пассажиров.

В этот миг подскочил Женя со своим смартфоном, включил видеокамеру и навел ее на открытый дверной проем.

– О, ребята, какая сцена! Сегодня я, кажется, соберу миллион лайков в Ютубе.

Сладкая жирная парочка мгновенно распалась. Натягивая на себя причиндалы, они, красные как раки, кинулись к своим креслам. Остальные пассажиры ничего не поняли.

Я в изнеможении, словно не у дебильных пассажиров, а у меня только что был подобный акт, оперлась плечом о перегородку.

– Ф-фух, Женька, ты просто бог!.. Сил моих больше нет, мы прилетим сегодня когда-нибудь или нет?!..

Однако этот рейс был в самом деле богат на неприятные события, и меня ждало еще одно испытание. Надо сказать, что я подменяла Ясенева, а Глебова, когда ему надо было отлучиться из кабины, подменяла Началова. В этот раз Рите тоже достались проблемы, и когда Глебову понадобилось отлучиться из кабины, она была крепко занята сервировкой обеда для раскапризничавшегося словно младенец пассажира бизнес-класса, поэтому подменять Глебова в кабину пилотов направила меня вместо себя.

– Давай, Шакурова, вперед, тебе там все привычно, не в первый раз, как говорится!

Я буквально вся задрожала, как молодая березка на резком ветру. Невероятно, в это не верилось, но мне, наконец, выпал случай побыть несколько минут наедине с Ясеневым!

О, боже, сколько же я ждала этого счастливого мгновения, какие только картины себе ни рисовала по ночам, вплоть до откровенно эротических и даже, простите, неприличных сцен, и вот удача вдруг повернулась ко мне лицом. Дорогая Фортуна, благодарю тебя, милая, мне смертельно надоело постоянно видеть лишь одну твою красивую голую задницу!

– Сиди смирно, Шакурова, ничего не трогай, молчи и следи за приборами, – напутствовал меня Глебов перед тем, как выйти из кабины, а затем как-то обеспокоенно потер грудь. – Что-то устал я сегодня, странно, вроде бы никаких заморочек особых не было. Если посидишь полчасика, я буду тебе очень благодарен.

О, милый мой человечище! Я готова была прыгать от счастья и радостно хлопать в ладоши, словно пятилетняя девочка, только что узнавшая, что в зоопарке, куда ее сейчас повели, будут, оказывается, не только антилопы и верблюды, но еще слон, жираф и бегемот.

– Конечно, посижу! Вы не волнуйтесь, Анатолий Алексеевич, я буду вести себя хорошо. Так что смело можете отдыхать, хоть час, хоть два!

– Час – это много, а минут сорок, пожалуй. Поболтаю с девочками, выпью свою чудодейственную таблетку, раньше она всегда помогала.

Мне захотелось обнять его как отца и расцеловать в обе щеки. Он уловил мое внутреннее движение и тепло пожал руку.

Глебов вышел, я заняла его кресло, надела на голову наушники и осмотрелась. Многие приборы были мне знакомы благодаря настойчивым урокам командира (зачем ему это было надо?). По крайней мере, никакого страха и дискомфорта они не вызывали. Я вполне была способна понять, что полет проходит в штатном режиме, все бортовые системы работают нормально.

Высота – тридцать пять тысяч футов. Курс – двести девяносто. Скорость – пятьсот десять узлов.

Ясенев даже не удостоил меня взглядом. Он сосредоточенно слушал эфир.

Мое сердце билось в груди, словно голубка, рвущаяся из клетки на волю.

– Артем Станиславович…

Он холодно покосился на меня.

– Что? Приборы? Где?

– Нет, какие приборы… а у вас остается время на личную жизнь?

Он оторопело посмотрел на меня как на проститутку, которой вдруг вздумалось приставать к пилоту в кабине авиалайнера.

– Не отвлекайся, Шакурова, и меня не отвлекай, поняла? Я могу пропустить вызов нашего борта наземными службами!

Я закусила губу от досады. Вы не указание наземных служб можете пропустить, Артем Станиславович, вы любовь шикарной женщины может пропустить, а потом локти будете кусать, да поздно будет!

Больше он не произнес ни слова и вел себя так, словно летит в кабине один. Я едва не потеряла сознание от тягостного молчания, и возблагодарила небо, когда Глебов, наконец, вернулся.