Со смешанными чувствами смотрел капитан «афганец» на все это человеческое великолепие. Когда-то он видел фильм о катастрофе с междугородним автобусом. С самого начала было известно, что погибнут пассажиры нескольких первых рядов. Но это потом, а пока автобус ехал и никто ничего такого не ожидал, между пассажирами возникали какие-то отношения, и они пересаживались, менялись местами. Кроме того, мы, зрители, что-то узнавали о каждом из них, они становились нам близкими, мы переживали за них, нам не хотелось, чтобы погиб именно этот или именно та. Конечно, жалко всех, но некоторых ведь жалко особенно… Однако первые ряды неминуемо должны погибнуть, и мы с замиранием сердца следили за тем, кто именно садится на роковые места.

И теперь «афганец» с каким-то странным чувством смотрел на тех, кто садился недалеко от сцены. Дело в том, что высокие лица занимают на презентации, как правило, первый ряд. Те, что нужны ему, тоже, очевидно, займут самый первый. Да, определенно даже, потому что поначалу даже не один, а три первых ряда были пусты. Поначалу. Теперь-то там кое-кто уже был. Директор СП и священник-батюшка, например, тоже.

Зону действия трудно определить с точностью, но какое-то количество попутных – невинных, случайных – жертв несомненно будет. Тут уж ничего не поделаешь. И как-то само собой получается, что он, капитан, теперь властитель их судеб. О чем никто из них, разумеется, и не подозревает.

Тошнотный комок внезапно подкатил к горлу. При всем том, что он давно уже простился с собственной жизнью и считал, что назад пути нет, и давно решил, что задуманное – это на самом деле единственный выход, все остальные испробованы и результата не дадут, это уж точно, единственная надежда осталась на это, а те, кто погибнут здесь за компанию, вовсе не обязательно самые достойные представители нации, к тому же их будет немного – значительно, неизмеримо меньше, чем гибнет и неминуемо погибнет еще от бездарной, предательской, геноцидной политики Президента и его сумасшедшей команды, – при всем при этом он вдруг ощутил жуткое отвращение ко всему на свете. Что же сделали мы со своей жизнью, люди! Из-за того, что какая-то дрянь человеческая постоянно рвется к власти, погибают лучшие представители рода людского, и, в частности из этих милых девушек тоже кое-кто погибнет, а то и вовсе инвалидами останутся! Да ведь уже погибло столько! И скольким приходится себя продавать. Как же мы допускаем такое, мужики!… Только что чувствовал он себя почти святым, чистым, чуть ли не светящимся неземным голубовато-фиолетовым светом – спасителем, мстителем благородным! – но вот состояние изменилось резко, и он, оказывается, уже чуть ли не подлый преступник, безжалостный террорист, духовный брат убийц и насильников всех времен… Господи! Но ведь они же сами вынуждают – другого выхода нет! – они же ведают, ведают, что творят, сволочи, воры, бандиты, убийцы…

Ах, Россия, Россия! Русский человек шагу не сделает, чтобы не сомневаться, не попытаться оправдаться и объяснить, ради чего, зачем и нет ли здесь неискупаемого греха. Убийство задумает, а обязательно философию подверстает, что, мол, божеское это дело на самом деле, и не убивает он вовсе, а восстанавливает вечную справедливость. Вот ведь, например, сколько давеча поубивали, а все – ради Светлого Будущего. «Все, как один! Расстрелять, как бешеных псов!» И опять. Вот уж воистину столько обстоятельств сплелось, что и впрямь не видно другого выхода, как взять да кого-то прикончить. Думай не думай, а ведь действительно: ну как тирана или неспособного, однако же властолюбивого человека убрать, если всей своей железобетонной мощью защищает его бесчеловечная государственная система, если от бездарности или жестокости его гибнут невинные, беззащитные души, причем в первую очередь – лучшие? Нет другого выхода, кажется, ну нету и все. Да ведь и не только в бедной России. Где выход, граждане, где же выход?

Думать-то не надо бы капитану теперь, рассуждать поздно уже, коли задумано нечто в твердой памяти и здравом уме! Ведь все верно он в своем Послании разосланном написал, все объяснил и всячески оправдал, все! Это верно, конечно, что теперь главное – не сомневаться и действовать, ну а как же не думать-то, а? Вдруг ошибочка выйдет? Роковая ошибка-то, не исправишь. Ведь какие-то невинные все равно погибнут, ничего не поделаешь. Да, неизмеримо меньше, чем от них, «реформаторов», каждый день гибнет. А все-таки.

И еще вот ведь что удивительно: почему-то все больше удавались покушения на людей прогрессивных, истинных реформаторов, а вот на Гитлера, к примеру, даже не подействовала бомба, хотя она разорвалась в закрытом бункере и совсем рядом с ним. И вот, смотрите: погибли от покушений кто? Линкольн, Столыпин, Джон и Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Индира и Раджив Ганди, еще многие. А о скольких мы не знаем! И даже самого Христа распяли запросто, открыто, еще и кричать убедили тех, ради кого Он жертву решил принять: «Варавву, отпустите нам, а Этого Учителя, распните!» А вот мракобесов, иезуитов всяких мастей, тиранов, Калигул и Иродов, убивавших людей сотнями тысяч и миллионами, судьба почему-то очень заботливо хранила. И хранит. Странно, странно. Почему это, а?

Нет, ребята, что-то тут непонятно. Ну разве не самым разумным было бы вовремя всяких калигул и гитлеров приканчивать? История ведь шла бы по другому пути! Даже войны Великой Отечественной, может быть, вообще не было бы! И сейчас бы так не мучились люди… Да, да, вот ведь и сейчас.

Нет, это искушение, проверка на прочность, подумал «афганец». Сомнения – от Лукавого. Решил – сделай. Правильно ведь решил…

Голова кружится, это да. Тошнит. Не хватало еще, чтобы прямо здесь и вырвало. Или в обморок грохнуться, словно какая-нибудь конкурсантка…

– Пакетик для этого самого не взяли, сударь? Или таблеточку, спирт нашатырный? – словно послышался ему насмешливый голос.

И отлегло. Полегчало. Мужайся, капитан. Скоро уже, совсем скоро.

Но вернемся, вернемся же поскорее к тем, кто садится – сел уже или должен сесть… – на рискованные места. Ведь мы пока ни слова не сказали об очень важном, очень значительном человеке, которого пока что нет в зале, но который обязательно должен быть вместе с Президентом и, скорее всего, уже едет, едет. О Вице-премьере! Этеншн, этеншн… Самое живое, самое искреннее внимание…

На самом деле: этеншн! Внимание то есть. Ибо…

О, это ведь на самом деле любопытнейший человек, наш Вице-премьер, потому что он ведь родился в семье, где традиции чести, служения Родине, идеалам возвышенным были в чести, где бескорыстие, честность были наверняка заложены легендарным дедом – писателем! На книгах которого воспитывалось не одно поколение граждан страны!

Этеншн! Лук хиэ! Смотрите сюда! Посмотрим. Посмотрим, как же традиции эти продолжились, как были восприняты потомками автора достойнейшей книги, самыми непосредственными…

Что же он делал, наш Вице-премьер, в этот роковой для себя солнечный осенний день? Встречался с кем-нибудь? Распоряжения по телефону давал многочисленным помощникам да министрам своим? А может быть, что-нибудь сочинял – этакое экономическое, сугубо научное? Вот только не развлекался – это уж, надо думать, наверняка. Вряд ли, вряд ли. Какие уж тут развлечения…

Уверенно, лихо, с плотским каким-то удовольствием, небось с аппетитом, оперировал цифрами, правилами, выученными за годы штудирования учебников отечественных отчасти, но главным, главнейшим образом, конечно же, зарубежных экономистов. Изобретал, перегруппировывал, переучитывал, формулировал – ему казалось наверняка, что находит оптимальные, порой гениальные решения, просто дух захватывало, небось, от свободы, от собственной смелости, от размаха, от перспектив. От реализации идей и планов своих! Еще немного, еще чуть-чуть, и – вытащим, вытащим колымагу из грязи, думал он, новая экономика – рынок! – уже работает, рождается самостоятельное дитя! Он, чего уж скрывать, определенно гордился собой: никто не брался, боялись, не решались, а он – решился. Камикадзе он! Такие реформы уже провернул, а то ли еще будет! Такую гигантскую неуправляемую стихию обуздать в такой огромной, ну просто бескрайней стране легко ли? «Россия – не страна, Россия – это Вселенная» – говорила, кажется, одна из русских цариц. И он теперь – укротитель, организатор, преобразователь этой Вселенной и ведь в столь невеликом, столь крепком еще, здоровом возрасте! Какие уж теперь развлечения, не до развлечений теперь. Сколько дел, сколько дел, дни летят, недели, месяцы, без остановки… Работа, работа, работа – вот это и есть вся жизнь. А остальное – за стеклами. За стеклами кабинета, офиса, автомобиля, самолета, автобуса… Там, за стеклами, – люди, природа, страна, небо, солнце. Он же – здесь. Среди бумаг, чиновников, телефонов, кресел и стен. Тем сказать, там подписать, туда позвонить, тем обещать, этих принять, а тех, наоборот, послать… Какие уж тут развлечения! Всерьез работает человек, всерьез.