– Я вас понял, товарищ Председатель – после небольшой, но заметной паузы сказал Попов.

– Что ж… – Председатель встал, давая понять, что аудиенция закончена – я полагаю, товарищ Легаш, что товарищ Попов справится с порученным ему заданием. Проинструктируйте его дополнительно и обеспечьте всем необходимым.

– Так точно!

– Обязательно надо было из себя корчить? – раздраженно поинтересовался Легаш, когда они вернулись к нему в кабинет – тут и так все ходуном ходит.

– Я ничего такого и не сказал.

– Перестань. Передо мной – не надо изгаляться. Ситуацию – понял?

– Да уж понятно…

Местные налажали где только могли, скрывали рост негативных настроений, национализма, выходки антисоветски настроенной местной среды представляли как отдельные акты хулиганства, закрывали глаза на рост молодежных группировок. И получили в итоге – погромы, а потом резонансный террористический акт с международными последствиями. Партийные – виноваты не меньше, чем органы КГБ – потому что работу с молодежью завалили они. Где комсомольская работа, где молодежные бригады на заводах, где организация досуга, где лекционно-просветительская работа? КГБ должна пресекать, а не сопли подтирать!

– Со стороны Центрального аппарата помощь будет, или наоборот.

– Думай, что говоришь!

– Есть.

Легаш помолчал какое-то время, потом заговорил.

– Состоялась Коллегия КГБ, этот вопрос на ней заслушали. Принято решение провести комплексную проверку по республике. По Армении, я имею в виду. Есть данные, что на территории Армянской ССР в течение нескольких лет действовала разветвленная националистическая сеть Дашнакцутюн, имеющая террористическое крыло и ставящая целью отторжение республики от СССР. Последние события в аэропорту Звартноц свидетельствуют о том, что они не остановятся ни перед чем…

Легаш помолчал и жестко закончил.

– И есть все основания полагать, что в составе террористического крыла организации находятся действующие сотрудники местной милиции и КГБ…

Борт на Звартноц уходил нехорошо – в три часа ночи…

Полковник лишь на пару часов заскочил домой, повидать своих, передать деньги, сказать, что все нормально. Соврал, что едет в Эстонию, там новое – задание. Вроде как поверили – но глаза у жены были на мокром месте.

За двойную цену (таксисты совсем оборзели) – он добрался до Кубинки Там, в свете прожекторов – стоял громадный транспортный ИЛ-76, его акулий хвост терялся в темноте неба. Погрузчиками – шла погрузка какой-то техники, палаток, всего прочего, необходимого в зоне катастрофы. Чуть в стороне – плотной группкой курили какие-то мужики с объемистым личным багажом, который они держали при себе.

Поскольку просто так его в самолет никто не пустил бы – Попов пошел искать кого-то старшего. Из экипажа – на месте был только штурман, когда Попов спросил его где командир, он неопределенно махнул рукой – там, мол. И снова занялся своими делами.

Идти до штабного здания совсем не хотелось, тем более что накрапывал дождь. Попов остался у самолета, решив, что командир рано или поздно все равно появится.

Самолет загрузили быстро, но командира не было, и когда полетим – никто не знал. Все кучковались у самолета, посматривали на часы и ругались себе под нос.

Потом – появились четверо, их подвезли на аэродромном газике к самой аппарели. Попов с удивлением узнал одного из них.

– Мишка! – крикнул он – Лепицкий!

– Знаешь, кто это? – негромко спросил Лепицкий, кивая на сидящих дальше на тюках людей с огромными баулами.

– Нет, Кто?

– Удар. Спецгруппа в составе ГУИН[41]. Подавление тюремных бунтов, освобождение заложников, поиск бежавших особо опасных. В полном составе – четырнадцать человек.

Попов присвистнул.

– Так ты с ними?

– Нет. Я в НКАО, а они – в Ереван. А ты?

– Тоже в Ереван…

Мишка Лепицкий, старый друг Попова – сделал примерно ту же карьеру в МВД, что и Попов, только жизнь с ним покруче обошлась. В тридцать два года – старший инспектор Инспекции по личному составу МВД СССР, у республиканских министров ноги подкашивались, когда они слышали эту должность. После того, как к власти пришел Андропов, его пытались обвинить во взятках. Зацепились за большой участок с домом. Потом выяснилось – остался от деда – академика, все чисто. Но система, раз за кого-то взявшись уже не выпускала и почти никогда не давала задний ход – обвинили в «обрастании имуществом»[42] и уволили по недоверию. Блестящий розыскник – пошел обычным юрисконсультом на какой-то заштатный заводишко, да и там – все ждал ареста. За Щелоковым тоже не сразу пришли – сначала уволили, оторвали от среды, потом связей лишили, сделали изгоем, потом не выдержал – застрелился. Но тут все получилось наоборот – стремительно вознесшийся Гуров работал над укреплением МВД, людей не то что с заводов – из тюрем доставали, что для милиции вообще было немыслимо. Пусть и тюрьма своя, нижнетагильская – а все же. Достали и Мишку – теперь он работал в группе особых инспекторов МВД СССР, которые работали в кризисных регионах и были как бы глазами и ушами Центра, независимыми от местных. Уже было понимание того, что на местах произошло сращивание милиции, где с организованной преступностью, где с национализмом – и верить поступающей наверх информации нельзя. Что из Сумгаита, что из Еревана – все положительное шло, пока в одном месте резню не устроили, а в другом – американского президента взорвали.

– У тебя по обстановке есть что? Довели?

– Да как сказать. Обстановка сложная, националистические сборища, митинги, какие-то выходки. Криминогенная обострилась – резкий рост избиений, хулиганств, угонов скота.

Попов понимающе кивнул. Под хулиганство – местные органы часто списывали преступления с совсем другой мотивацией.

– А у тебя что?

Вообще – представители двух разных министерств информацией обмениваться не должны были – у каждого своя кухня. Лепицкий еще мог доложить Попову, МВД всегда по масти считалось младше КГБ. Но Попов в таких случаях предпочитал вести себя по-человечески – он понимал, что у милиционера больше шансов напороться на нож или ствол, чем у него самого.

– Есть предположения, что в республике действует крупная националистическая группировка криминально-националистического толка. И в нее могут входить сотрудники органов.

Лепицкий кивнул.

– Ну, это и ежу понятно.

– Почему? – не понял Попов.

– А не въезжаешь? В любом малом народе – все вместе.

– Не понял? – сухо сказал Попов – ты про что? На дело идти – тоже, значит, вместе? А как же закон?

Лепицкий махнул рукой.

– Ты объяснись, чего рукой машешь. Ты что, считаешь, что это правильно, что ли?

– Сам поймешь. Там. А мне больше чего сказать.

Попову концовка этого разговора не понравилась. Очень. Но настаивать на его продолжении он не стал. Не время и не место.

В Армении приземлились под утро…

В пострадавшем от взрыва Звартноце расчистили тяжелой техникой взлетную полосу, которая не пострадала – в конце концов, взрыв бензовоза это не взрыв авиабомбы. Но вот в остальном – разрушений хватало в избытке. Американский президентский Боинг так и лежал на боку, сильно обгоревший, возле него стояли бронетранспортеры внутренних войск и Уралы. Хватало и техники. Жутким обелиском трагедии стояло здание аэропорта – огонь добрался и до него тоже. На бывших газонах, разделяющих рулежные дорожки – жуткое месиво из горелой техники. В стороне – огромная, темно-зеленая, страшная, чужеродная туша американского транспортного самолета – до него никак не могли добраться техники, вроде как он был цел – но лететь без проверки даже до рядом расположенной Турции – американцы не решались. Казалось, что началась Третья мировая война, точнее – началась и уже закончилась и осталось только разобрать развалины…