Их Ил-76 загнали на одну из стоянок, расположенных рядом с местом взрыва, начали разгружать. Попов, сходя с самолета понял, что что-то не так, ковырнул бетон носком. Бетон поддался – аэродромные бетонные плиты, выдерживавшие вес самолетов – не выдержали адского пламени взрыва…

С Лепицким они попрощались сухо, почти официально. Тот разговор… не разговор даже, а простое, сорвавшееся с губ замечание – сильно разделило их, развело по разные стороны баррикад. У каждого было свое понятие о допустимом, и каждый сделал свои выводы по одной вскользь оброненной фразе.

Неподалеку – стояла шикарная для Кавказа белая Волга и РАФик с обычными гражданскими номерами. Попов, и с ним еще несколько человек потянулись к ним, из Волги навстречу вышли двое. Один явно местный, аккуратно подстриженные усы, чернявый, второй – немного постарше, коренастый, неприметный, похожий на тракториста…

– Товарищи…

– Товарищ Попов?

– Да.

– Дементьев – представился «тракторист» – это Абаян. Прошу в машину.

Армянин хотел подхватить вещи – Попов не дал, улыбкой смягчив отказ. Он никогда не терял ничего свое из вида, всегда помня, что на его должности бдительным нужно быть двадцать четыре часа в сутки, им против него – могут работать свои же. Те, кто учился у тех же учителей, что и он сам.

В машине – Попов положил сумку под ноги. Волга как поднятая гоном лиса – рванула к зданию аэропорта…

– Кошмар! – сказал Попов, кивая на закопченное здание аэропорта…

– Ужас, товарищ полковник, ужас… – сказал темпераментно Абаян – как у людей рука поднялась, эх… не люди – звери. Сколько людей погибло, мало что ли. Эх…

Одна тысяча пятьсот пятьдесят семь. Жуткий счет трагедии…

– Вы где учились? – спросил Попов, желая развеять немного напряженную атмосферу.

– Государственный инженерный институт, прикладная математика… – с гордостью сказал, обернувшись армянин, увидев лицо русского начальника поспешно сказал – я давно рапорт на переобучение, не подписывают! Говорят – сейчас не время. Я по комсомольской путевке в органах.

Комсомолец, б… Вот такие комсомольцы – и просрали все на свете. Господи, хоть бы с юридическим брали…

– Я Минскую[43] оканчивал – сказал Дементьев, не ожидая вопроса.

– Работаете с Цадиковым?

– Так точно.

Генерал-лейтенант Цадиков Борис Васильевич – был старшим на сегодняшний день в ереванской оперативной группе, занимающейся поиском террористов.

– Кто еще здесь?

– Пащук. Соколов.

В следующее мгновение – по машине словно камнем ударили, Попов раздраженно обернулся в эту сторону, полагая, что камень из-под колес встречной машины вылетел и по стеклу ударил. Но вместо этого – он с ужасом увидел дырку в стекле с расходящейся от нее паутиной трещин и отражение лица Абаяна в лобовом стекле машины…

– Гони! – заорал на водилу Попов – жми!

Волга прыгнула вперед, взревев клаксоном.

– Аптечку. Живо!

Больница пахла как и все больницы – дезинфицирующим средством, лекарствами, спиртом и бедой. Оглушенный, растерянный несмотря на весь свой опыт – Попов сидел перед операционной, в накинутом на плечи халате, и думал, как дальше быть…

Встретили, называется…

Он не смотрел на часы – просто сидел и сидел, хотя уже стемнело. Только когда резко вскочил Дементьев – он поднял голову и увидел идущего по коридору Бориса Васильевича Цадикова в своих неизменных очках в золотой оправе и с чеховской бородкой, делающей его похожим на консерваторского педагога или профессора филологии. Вместе с ним был полковник Соколов из пятого управления – серьезный профессионал, занимающийся не антисоветчиками – а подрывной работой высшего уровня, на уровне Радио Свобода. Их сопровождали двое профессионально неприметных товарищей с одинаковыми кейсами. В каждом из таких кейсов скрывался автомат АКС-74У со снятым пламегасителем.

– Как? – спросил Цадиков.

– Состояние тяжелое, товарищ генерал – отрапортовал Деменьтев – идет операция…

Цадиков взглянул на закрытую дверь, над которой горел транспарант «не входить, идет операция».

– Оставайтесь здесь. Соколов, останетесь с ним, потом доложите.

– Есть.

Вместе – они вышли к новенькой, с квадрантными фарами «двадцать четвертой» Волге. Попов невольно скользнул взглядом по крышам, хотя стемнело уже и ничего не было видно.

– Не бойся – заметил Цадиков – уже встретили. Садись назад…

Телохранители – сели впереди, один за руль, другой рядом Волга тронулась с места.

– Откуда сорвали?

– Мазари Шариф. Телятников ушел за кордон.

– С-сука…

Слышать такие выражения от интеллигентного, читающего Теодора Драйзера в подлиннике Цадикова было странно. Но видимо все озлобились. Попов замечал это… еще лет пять назад такого точно не было. А сейчас – было. Самые простые вещи – делались либо «на, отъ…сь», либо с какой-то непонятной злобой. Было такое выражение среди трудового народа – фигачить. Вот и фигачили. В разговорах – тоже проскакивала какая-то непонятная злоба, срывались по любому поводу. И Цадиков – был не исключением…

– Возьмут, думаю…

– Это как водится.

Цадиков помолчал. Машина мчалась по ночному Еревану.

– Заселишься рядом со мной в Интурист. Держи глаза на затылке…

Волга выскочила на эчмиадзинскую дорогу.

– Что это было? – спросил Попов.

– А сам как думаешь?

– Покушение?

– Да нет… не покушение. Встретили тебя. Намекнули с порога, скажем так. Здесь гостей любят. Но намекают – с порога…

Цадиков и Попов знали друг друга с начала восьмидесятых, когда они работали по делу, связанному с разгромом Мосторга. Дело курировал лично Андропов. С тех пор – они поняли уровень друг друга и уважали друг друга – как человека и как профессионала.

– А Абаяна то за что?

– А ни за что. На пути попался. Люди здесь в счет не идут…

Цадиков приоткрыл окно. Ночная чернота, едва разбавленная редкими городскими огнями – рвалась в салон.

– Завтра все сам увидишь. Тебя не к моей группе прикомандировали, как работать решай сам. Чем смогу – помогу. И помни одно – своих здесь нет!

Своих здесь нет…

– Борис Васильевич. Для прикрытия – поработаю с вами. Обстановку совсем не знаю, что к чему…

– Подставляешь ты меня. Местные съедят. Ну да ладно…

Волга свернула к Интуристу.

На следующий день – Попов проснулся с больной головой. Заснул поздно и спал плохо. Хотя номер был уютный, хороший. Ему как полковнику полагался одиночный, но номеров не хватало – все забито корреспондентами. В итоге – в номере стояла еще и раскладушка, но с кем он должен жить – так и не понял, другой жилец не появился…

Спустившись и позавтракав в ресторане – цены конские, готовили плохо, как впрочем почти везде в Интуристах – поехали в местный УКГБ.

По пути – проехали какую-то площадь. Попова поразило то, что на ней – люди причем довольно много, несколько тысяч человек. Для такого города как Ереван и для рабочего дня – это очень много. Люди стояли кучно и явно не просто так.

– Что тут происходит? – спросил Попов.

– Митинг.

– Митинг.

– Солидарности с Карабахом. Требуют передачи Карабаха Армении.

Мелькнул плакат – кулак, и русскими буквами – КРУНК. Застрявший в Средней Азии Попов и думать не думал, насколько все это серьезно.

– Рабочий же день.

– Им плевать. Задерживали. Проверяем – работник ТТУ[44]. Нагрянули на работу – смена стоит. Еду им подвозят как бригаде в поле – несмотря на то, что в магазинах много чего нет.

– Чего не разгонит никто?

– Этих разгонишь – завтра сотня тысяч соберется…

Здание УКГБ по Армянской ССР располагалось на узкой, очень крутой улице и сильно походило на обычный жилой дом – пятиэтажку. Судя по размерам управления – про безопасность здесь особо не думали, в некоторых областях РСФСР – здания областных управлений больше раза в два. А тут граница и не простая, а горная, да еще со страной членом НАТО. Но есть как есть…