Зомби, киборги и прочая нечисть

– Мама, а умирать больно?

– Не знаю, сынок, – после короткой заминки честно ответила мама, и, предвидя жуткую отгадку, все же задала вертящийся на кончике языка вопрос, – Почему спрашиваешь?

Бледный, болезненно худой мальчуган с заостренным подбородком обреченно вздохнул, махнув рукой. Жест красноречиво говорил: «Не важно. Ты все равно не поймешь». Потеряв всякий интерес к разговору с мамой, он принялся разглядывать обшарпанную стену и высокий неровный потолок. Немного выше уровня глаз мальчик обнаружил неприметную надпись, ювелирно нацарапанную каким-то очень тонким и острым предметом: «Беги отсюда. Назад пути нет…» Ребенок еще раз вздохнул, мысленно «благодаря» безызвестного доброжелательного автора.

Жалобно скрипнула деревянная дверь, впуская гомон и больничную суету в тесную душную палату. Смастерили эти казенные врата, отделяющие кипучую коридорную жизнь больницы от оазиса сонной тишины палаты, еще в прошлом веке, о чем явственно свидетельствовали многочисленные потертости, щели и изъяны. Облупившаяся по всей поверхности белая краска сегодня носила бы гордое название «жемчужно-белая», или «цвета ванильного льда», или даже «ласковый шепот облака». Это уж кто во что горазд. Но выпустили ее в те дремучие годы непростого двадцатого века, когда черное было черным, круглое – круглым, хорошее – просто хорошим, и никак иначе. Остановимся и мы, не мудрствуя боле, на скромном названии цвета «белый». Так вот, дышащая на ладан белая деревянная дверь приоткрылась, и в проходе возникла верхняя часть туловища миловидной кареглазой медсестры.

Нахмурив лохматые черные брови и прикусив нижнюю губу, девушка-медик долго перебирала внушительную гору историй болезни, еле помещающихся в ее небольших ладошках. Выудив наконец нужную бумажку, испещренную замысловатыми врачебными каракулями, которые способны распознать только коллеги, она обвела взглядом заполненную под завязку семиместную палату:

– Прилатов Никифор на месте?

– На месте! Это мы, – встрепенулась мама и торопливо указала пальцем на сына, – То есть, он.

– Будьте наготове. Никифор, ты следующий, – лаконично произнесла медсестра и скрылась в коридоре, послав в пространство протяжную, заунывную балладу несмазанных дверных петель.

Вряд ли изначально палата собиралась быть семиместной. Максимум – для четверых. Но руководство больницы посчитало, что негоже квадратным метрам впустую пылиться, а пациенты перетерпят. Россиянину не привыкать к неудобствам, они лишь закаляют дух. Таким образом, с легкой руки какого-то пузатого чиновника, у которого в распоряжении собственный кожаный диван, кондиционер, резной деревянный стол и личный холодильник с мини-баром в кабинете, палата № 12 лор-отделения детской городской больницы превратилась в уникальную обитель, день за днем вмещающую невмещаемое число гостей.

Конечно, палате было обидно, ведь за стенкой более удачливая ее соратница такого же размера – палата № 11 – буквально не работала, а прохлаждалась, сверкая свеженьким евроремонтом и принимая не более четырех постояльцев за раз. А за другой стеной скрывалось тайное помещение без номера, не гнушающееся иногда украдкой впустить парочку человеков, надменно поглядывающих на остальных пациентов. Хотя, может, это изолятор? Все-таки заносчивость, высокомерие и мания величия чрезвычайно заразны! Не приведи случай подхватить подобную гадость.

«Почему такая несправедливость?!» – спросите Вы. А я Вам отвечу: секрет – в разноцветных бумажках, прячущихся в Ваших кошельках. Хотите комфорта? Не вопрос. Только придется Вам расстаться с несколькими листочками, заполненными водяными знаками и красивыми изображениями разных городов России – набор удобств прямо пропорционален количеству купюр. Но кто же этот всемогущий волшебник, с которым следует поделиться богатством в обмен на уют и доброе отношение – та еще головоломка. Один неправильный ход, и облом – не видать Вам палаты без номера как своей макушки. Зато взамен – злобные взгляды недругов того самого всемогущего и их ехидные перешептывания: «Смотрите, экий барин нарисовался! 12-ая его не устраивает! Дворец и перину ему подавай!»

Наши герои звездной болезнью не страдали, довольствовались малым. Посему мама Никифора вскочила с места и стала нервозно мерить шагами крохотное помещение, а именно, узкий проход между кроватями до стола в центре, и обратно. Перебирая длинными тонкими пальцами звенья серебряной цепочки на шее, она силилась скрыть беспокойство. Но дрожащие губы, безумный взгляд и срывающийся голос сводили старания на нет.

– Сыночек, не бойся! Это простая операция. Ты уснешь, а когда проснешься, уже все закончится, – мама присела на корточки перед сыном, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и сжала его личико меж ладоней, – Слышишь?! Я – твоя мама. Ты должен мне верить!!!

– Мама, ты меня пугаешь. И у тебя руки липкие. Фу! – мальчик высвободился из цепкого захвата и напряг мышцы левой руки, похлопывая правой по бицепсу, – Смотри, какая крутейшая мощь! Я не маленький. Мне почти девять. Мужики ничего не боятся! И ты не бойся. Ладно?

Невинные голубые глаза с сочувствием уставились на мать. Мальчик был спокоен, даже чересчур.

– Ладно, – сдалась мама, – Ты прав.

Она как-то вмиг обмякла и без сил опустилась на край неудобной железной кровати с продавленными пружинами, бережно хранящей память о сотнях, да что там, тысячах тысяч маленьких пациентов и их обезумевших от переживаний родных.

В конце концов, от нее больше ничего не зависело: врач выбран; решение об удалении взбесившихся мясистых наростов в носу по прозвищу «аденоиды», мешающих сыну свободно дышать, принято; анализы сданы и просторы Интернета, таящие в себе массу научного и откровенно дилетантского материала на любую заданную тему, тщательно проштудированы.

Мама вымученно улыбалась сыну, пока его не забрал невозмутимый долговязый врач в веселеньком медицинском колпаке, густо усеянном подмигивающими друг другу мультяшными гоночными машинками. Он пообещал «показать кое-что интересненькое», на что Никифор подозрительно сощурился, но все же засеменил вслед за доктором.

«Странный тип, – рассуждал мальчик, разглядывая ссутуленную спину в белом халате, – А вдруг он киборг, а никакой не врач? И хочет меня зомбировать… или нет… сожрать мои мозги … или вообще перережет глотку, стоит мне уснуть?!» Никифор затрясся мелкой дрожью, по продолжал переставлять в одно мгновение налившиеся тяжестью худенькие ножки. «А я не засну! – возникла спасительная идея, – Фиг ему с маслом!»

Когда доктор оказался в операционной, от прежней безучастности не осталось и следа, он азартно, даже немного зловеще улыбнулся:

– Сейчас я одену тебе на лицо эту штуку, ты ощутишь запах фиалок, а потом мы вместе сосчитаем до десяти. Хорошо?

Присутствие двух медсестер успокоило мальчика – они не позволят доктору совершить зло.

По команде Никифор начал дышать через специальную маску – уж больно захотелось ему насладиться фиалками. Каково же было его разочарование, когда вместо обещанного аромата цветов в нос ударил вонючий, противный газ! Он хотел было возмутиться, вырваться, убежать прочь от обманщиков, но одна медсестра крепко прижимала устройство к лицу, а другая мертвой хваткой обхватила запястья и навалилась мощным корпусом на грудь, не давая пошевелиться. Совсем не вовремя вспомнились накорябанные на стене слова: «Назад пути нет…» Запоздалая мысль о целой медицинской группировке зомбо-киборгов мелькнула и взвилась далеко ввысь, увлекая за собой все другие гениальные домыслы и гипотезы, едва доктор монотонно досчитал до семи.

Грымза

Проводив удаляющуюся хрупкую фигурку сына, женщина беззвучно зарыдала. Не желая причинить неудобство соседям по палате, она выскочила в коридор и вжалась в грязно-молочного цвета стену. Практически слившись землисто-восковым оттенком кожи со стеной, она без стеснения дала волю чувствам: из глаз водопадом брызнули слезы, вымывая разъедающую кислотой мучительную душевную боль. Мама мальчика, Дарья Васильевна, никогда не отличалась выдержкой и хладнокровием, но сегодня стрелка прибора, измеряющего ее эмоциональность, эмометра, явно зашкаливала. Только бы не взорвался!