– Вступить в ряды особого отдела? – тяжело вздохнув, принялся мазаться Копылов от назойливого собеседника, – Променять свою жизнь на царство одиночек, всецело верных долгу? Каждый день сталкиваться с тем, что я уже пережил в Бамбуе?
– Именно! Это весьма и весьма весело, – хохотнул на том конце провода не унывающий от количества вежливых отказов Лавров, – Да, конечно, служба в особом отделе нашей структуры, требует определенных ограничений… Зато вы получите жизнь, о которой мечтают практически все романтики подросткового возраста!
– Но я давно вышел из него…
– Это не важно, Павел. К тому же вас должно заинтересовать, что у дела вашего друга Копылова открылись новые обстоятельства. Убит директор школы, расположенной неподалеку от его квартиры. Он убит, и убийца все устроил с явно религиозным подтекстом. Подчерк тот же. Выколотые глаза, вырезанные кресты. И, к слову, в этой же школе учиться хорошо знакомая вам особа, именем Арина…
Дальнейшего повествования Корнышев не услышал. Полуобнаженный мужчина резко сел на расправленной кровати, решительно откидывая одеяло в сторону. Смутное, древнее предчувствие опасности всколыхнуло душу, вынуждая Павла торопливо надеть тапки и направиться в ванную комнату:
– Олег Владимирович! – перебил он своего загадочного доброжелателя, – а никаких иных странностей в здании данной школы не было замечено? Изменений в поведении людей? Изменений свойств объектов?
– Так вы согласны с моим предложением о сотрудничестве? – вовремя поймал заинтересованность участкового опытный Лавров, – или все-таки предпочитаете отсиживаться в стороне?
На какое-то время Павел замолчал, критически взвешивая все «за» и «против». Взглянув в зеркало, он понял, что и без того запустил себя, изрядно уменьшившись в объемах и пропорциях.
Бледная кожа. Синяки под глазами. Недельная щетина. Человек, отразившийся напротив, никак не напоминал Павлу того бойкого и сосредоточенного мужчину, который был предельно мотивирован на службу во благо родины еще год назад.
Стресс взял свое. Ночные кошмары, мешали спать если не каждый день, то с периодичностью раз в неделю. Сюжет был един – безликие, черные тени обступали Павла со всех сторон, силясь утянуть его в смрадные воды болота.
Справиться этим не помогало ничего – ни снотворное, ни умеренныевозлияния крепкого алкоголя на ночь глядя.
«Если так будет продолжаться еще год, я просто умру в своей квартире, забытый всеми и мой труп найдут только тогда, когда ужасный запах просочиться сквозь дверь. К тому же покровительство Лаврова не вечно. Рано или поздно мое отсутствие на работе закончиться, а вернуться в былую колею будет трудно» – размышлял Павел, замерев с трубкой у уха, – «если сейчас не сказать да, то это значит лишить себя будущего. Решайся, офицер! Мир ждет твоего возвращения!»
– Принимаю, – наконец-то согласился Корнышев, хватаясь за зубную щетку, к которой не прикасался несколько дней.
– Тогда не спешите. Готовьтесь, – голос Лаврова немедленно посерьезнел.
Было от чего. С сего момента он из доброжелателя превращался в руководителя, что задавало совершенно иной тон – Вечером я пришлю за вами машину. Наше ведомство редко действует при свете дня. К этому придется привыкать. Я приставлю к вам опытного оперативника агентства по борьбе с паранормальными явлениями, и вы вместе исследуете здание школы и кабинет директора на наличие особых зацепок, которые могут ускользнуть от глаз обычного сотрудника полиции.
– Вас понял, – рефлексы и привычки брали свое. Корнышев вновь превращался в холодного и расчетливого профессионала после утвердительного ответа.
Он будто бы перешел Рубикон. Озвучив в ванной комнате свое согласие, Павел обрел необходимую тягу к переменам. Раз уж рубеж пройден, то какой смысл сомневаться и страдать?
Положив трубку и закончив приводить себя в порядок, Корнышев заварил крепкий кофе и уставился в окно:
– Я помню свое слово, Денис – произнес теперь бывший участковый, – и чувствует мое сердце, я действительно нужен твоей семье именно сейчас.
Когда чего-то очень ждешь, день невероятно затягивается, особенно когда весь перечень дел, запланированных до времени приезда оперативника – это изготовить себе незамысловатый обед и вынести мусор.
Павлу, хотелось верить, что он достаточно восстановился после потрясений, пережитых на Чертовом Болоте.
Едва вспышка фотоаппарата, слившись с блистанием молний, расчертила жизнь Корнышева на «до» и «после» этого момента, как он стал свидетелем схлопывания, коллапсировния целого мира вокруг.
Глиняный голем, в который был заточен труп Чернобога упал, распадаясь на две половины и тут же завыли, заверещали тысячи теней болота.Рой заблудших душ, вившийся вокруг идола, оглашая округу отчаянными криками, ускорил свое вращение, испуская призрачное, зеленоватое свечение. Одна за другой, под вспышки молний, тени втягивались в его деревянный остов, заставляя истукан трещать и вибрировать, словно живую плоть.
Мумифицировавшиеся, физические оболочки теней ринулись к Корнышеву, стараясь прорваться сквозь тягучие, болотные толщи раздвинутой воды. Тысячи костлявых рук, тысячи мертвенных оскалов стеной надвигались на Павла, который, что было сил, рванул к распластанному, бесчувственному телу Арины.
Именно в этот момент Павел понял, что эмоции, захлестнувшие душу, преодолели все возможные пределы. Бесконтрольный ужас, миллионами острых игл пронзил спину, делая Корнышева проворнее и сильнее, чем когда бы то ни было.
Схватив бесчувственное тело девочки, Павел рванул к далекому берегу с ребенком на руках. Только в этот момент сотрудник полиции неожиданно обнаружил, что Денис, нажимая на гашетку разряженного фотоаппарата, препятствует скорому отступлению.
И Корнышев сделал то, за что неоднократно корил себя на протяжении долгих ночей, проведенных в одиночестве. Ему пришлось оттолкнуть Дениса в сторону копошащихся рук, показавшихся из болотной толщи раздвоенного водоема. Больше своего товарища он не видел.
Дамокловым мечом нависли вопросы: а что если бы не этот пресловутый толчок, то может быть Корнышев был бы жив? Может быть, удалось запутать следствие и вывести друга сухим из воды? А что если…
«Если бы да как бы, да «бы» мешает» – сам себя выругал Павел, готовя удобную, спортивную одежду к ночной вылазке. То, что соглашаясь выйти на дело, он автоматически подписывал контракт с неведомым агентством, Корнышев понимал прекрасно, а значит, безоговорочно соглашался с условиями, предельно ограничивающими его жизнь до конца дней.
Такого скорого, заочного подписывания контракта с человеком, имеющим высшее юридическое образование, еще не случалось. В данном договоре оставалось чересчур много белых мест, вернее он весь состоял из одного большого белого места…
Закончив гладить измятые штанины, Павел одел костюм на себя, неприятно удивившись его просторности.
«Ну и физическая форма! Краше только в гроб ложись!». Было от чего впасть в прострацию. Всего за год отсутствия активности, некогда крепкое тело воркаутера и легкоатлета превратилось в малоприятный, бледный кисель атрофировавшихся мышц.
Невольно сравнивая себя с крепкими, развитыми мужчинами агентства, Павел прекрасно понимал, что чтобы привести себя в нужную кондицию, под стать новым коллегам, придется потратить несколько лет на усиленные тренировки над своей физической оболочкой.
Может быть, он бы не согласился помогать Лаврову, если бы не обещание, данное погибшему товарищу. Имя Арины, фигурировавшее в разговоре, запустило внутри ослабшей души фундаментальные механизмы чести и совести, благодаря которым Корнышев, в начале своей карьеры, дал обет, верно, служить Родине.
Именно они, заскрипев застоявшимися шестеренками, буквально за уши вытянули настоящего Павла на свет Божий, из глубины души, состоящей на данный момент из страхов, сомнений и угрызений совести.
Испытывая потребность хоть чем-то заняться, Корнышев выполнил нехитрый комплекс упражнений, состоящий из отжиманий и приседаний. Когда настала очередь пресса, силы окончательно оставили его и по сбившемуся дыханию стало ясно, что сегодняшняя ночь будет тем еще испытанием.