Он не видит, когда руки Оби-Вана вздрагивают, нарушая движение.

— Подобрались? Близко к нему?

Энакин выдавливает горький смешок.

— Конечно нет. Этот парень не оставляет нам никаких улик. Но я не могу прийти и сказать: «Простите, ребята, но еще два несчастных недотепы в конечном итоге умрут в этот праздничный сезон». Публика начнет паниковать.

— Нет, думаю, ты не можешь, — мягко усмехается Оби-Ван, заканчивая с узлом и приглаживая галстук. — Ну вот. Теперь ты выглядишь презентабельно. Голубой подходит к твоим глазам.

Энакин сглатывает, несмотря на сухое горло, и наконец набирается смелости взглянуть на Кеноби. Тот улыбается ему абсолютно приятной улыбкой, но в ней есть что-то еще. Что-то такое, что заставляет его желудок сжаться — определенное самодовольство, о котором Энакину никак нельзя думать, когда он вот-вот предстанет перед населением Корусанта.

— Спасибо, — выдавливает он и отходит назад, намереваясь броситься к двери.

Оби-Ван останавливает его раньше, чем он успевает зайти слишком далеко.

— Тебе было нужно что-то еще, Энакин? Кроме помощи стилиста?

Дразнящие слова, напоминающие о том, что только что произошло, совершенно не помогают успокоить нервы, но он выдыхает истинную причину, по которой пришел к Кеноби.

— Я хотел спросить, не хочешь ли ты выпить позже? В качестве благодарности за то, что ты покормил Трипио вчера?

— Звучит чудесно. Просто постучи, когда журналисты перестанут тебя терзать. Я должен проверить несколько тестов, так что я буду здесь.

— Хорошо, — говорит Энакин, и Оби-Ван не следует за ним на этот раз, когда он идет к двери. — Тогда увидимся вечером, профессор.

— Будь осторожен, детектив.

***

Квинлан ждет прибытия Энакина, он блестяще выглядит в своем шелковистом черном костюме и подходящем галстуке. Как напарник Энакина, он будет с ним на сцене, но, скорее всего, скажет не особенно много. Все разговоры обычно ложатся на Энакина. Квин только улыбается и производит отличное впечатление — а уж в этом он хорош.

— Новый галстук? — спрашивает Квин, шагая бок о бок рядом с Энакином. Вместе они пробираются через битком набитый участок к конференц-залу, где все должно будет происходить. — Я ждал, что ты наденешь свое красно-зеленое уродство, как в прошлом году.

— Что сегодня не так со всеми и с моим галстуком? — раздраженно выдыхает Энакин. Заметив недоумевающий взгляд Квина, поясняет: — Я пытался прийти в нем. Дошел до коридора, и мой сосед заставил снять галстук. Сказал, что это «жестоко по отношению к человечеству» или как-то так. Этот галстук — его.

— Твой сосед? — спрашивает Квин, выгнув бровь. — Ты про того горячего соседа, Кеноби? Про которого ты мне постоянно рассказываешь?

Что-то в его тоне заставляет Энакина покоситься на него.

— Ага, Оби-Ван. Не знаю, про какого еще соседа ты подумал, учитывая, что я ни с кем больше не разговариваю.

— Он знал, что у тебя сегодня конференция? И он повязал тебе свой галстук?

— Да?

Квинлан ухмыляется, сдерживая смех, и Энакин щурится.

— Что, Квин?

— Чувак, — шепчет тот, понизив голос, чтобы никто их не подслушал, потому что они уже подошли к переполненной комнате. — Ты такой идиот.

Энакин скулит.

— Какого черта это значит?

— Да то и значит! Ты. Полный. Дебил. Ты собираешься давать интервью на национальном телевидении, Энакин, и ты носишь галстук Кеноби. Даже если никто об это не знает, все население увидит тебя в галстуке твоего соседа, — Квин произносит это с нажимом, будто Энакин мог забыть, о каком конкретно галстуке идет речь, по дороге от квартиры до участка. — Если это не заявление, то я даже не знаю, что это. С таким же успехом он мог на тебя нассать.

— Квинлан! — возмущается Энакин громче, чем хочет, притягивая к ним взгляды ближайших журналистов, пока они занимают свои места. Он краснеет и внимательно следит за тоном голоса, шипя: — Оби-Ван не такой. Кроме того, если бы он предпочитал мужчин, он, я чертовски уверен, мною бы не заинтересовался. Мы соседствуем уже почти три года, и он не выказал ни малейшего интереса. Я для него — неудачник, живущий напротив, с невротичной собакой и ужасным вкусом в галстуках. Он просто помог мне.

— Судя по тому, как ты при нем всегда витаешь в облаках, могу поспорить, что ты просто позволил ему втянуть тебя в его квартиру, да? — продолжает Квин, будто вообще не слышал того, что Энакин ему сказал. Энакин краснеет сильнее, и ухмылка Квинлана становится шире от восторга. — Ты позволил! Скайуокер!

Возвращаясь к этому мыслями — к тому, как Оби-Ван настоял на смене галстука, как он повязывал ему новый, как самодовольно улыбался, когда Энакин уходил,— он думает, что Квинлан может быть на самом деле прав. И разве это не ужасная мысль? Что, черт возьми, могло вызвать этот неожиданный интерес?

— Я собираюсь выпить с ним вечером, — шепчет Энакин, безуспешно пытаясь унять свой румянец, встречаясь взглядом с майором Палпатином, жестом призывающего их присоединиться к нему и шефу Йоде на сцене, потому что конференция вот-вот начнется.

— О да, — фыркает Квин откуда-то из-за плеча Энакина. — Ты определенно идиот.

========== 4. ==========

— Мы знаем, что подозреваемый — белый мужчина средних лет, ростом приблизительно 6 футов, — вещает с экрана Энакин. — Также мы знаем, судя по его преступлениям, совершенным в течение последних четырех лет, Переговорщик предпримет попытку напасть еще на двух мужчин…

— Почему они зовут его так? — спрашивает Оби-Ван так тихо, будто обращаясь к самому себе.

Энакин поднимает на него взгляд от бутылки, из-за тревоги едва притронувшись к пиву в ней.

— Извини?

— Переговорщик. Почему они так называют его? — снова спрашивает Кеноби. — Никогда не понимал этого.

— На втором цикле был один офицер, — объясняет Энакин, — который, как мы думали, поймал этого парня прямо во время создания одной из его экспозиции. Была полночь, но он видел, что жертва валялась рядом с обнаженной задницей. Он подумал, что это подозрительно, и когда он подошел поближе, то столкнулся с нашим парнем. Вместо того, чтобы запаниковать или кинуться на полицейского, как сделал бы кто-то другой, тот просто заговорил. Рассказал ему истории о том, как его приятель надрался и позвал его купаться голышом в пруду в парке, и как он пришел за ним. Офицер был новичком и тем еще тупицей, так что он повелся на это. Отпустил его, предупредив о непристойном поведении в общественных местах. На следующий день он рассказал об этом нам, после того, как на дереве — на макушке, словно елочное украшение, — было обнаружено тело. Конечно же, журналисты обо всем прознали слишком быстро и прозвали его Переговорщиком, серийным убийцей, которому болтовня помогает избежать наказания.

Оби-Ван задумчиво хмыкает.

— Подходящее название, я полагаю. Но вашему офицеру должно быть стыдно, что он ничем больше вам не помог.

— Я знаю, — усмехается Энакин. — То есть я сам был тогда офицером, но это бы очень нам помогло, если бы он смог хотя бы дать его описание. Все-таки было слишком темно, чтобы что-то разглядеть…

Энакин вздыхает и отставляет пиво на кофейный столик, расслабленно откидываясь на спинку дивана впервые за сегодняшний вечер. Он и Оби-Ван сидят на разных концах дивана, и тот, очевидно, понимает, что Энакину нужно пространство, потому что он не предпринимает никаких попыток сократить расстояние между ними. Однако Энакин поймал его случайный взгляд на галстук, все еще висящий на его шее. Это не подтверждение теории Квина, в общем-то, но оно определенно добавило ему еще больше нервозности, чем обычно.

Кеноби уже выпил три бутылки, а четвертую пьет сейчас. Он все еще выглядит дерьмово, хотя Энакин ничего про это не говорил. Круги под глазами явно свидетельствуют о том, что тот не спал, и по всей квартире витает табачный запах, которого не было, когда Энакин приходил в последний раз. Он хочет спросить, хочет удостовериться, что его друг в порядке, но не может не задаться вопросом, а не будет ли это нарушением границ. Не то чтобы их осталось слишком много, учитывая все случившееся утром.