Этот конкретный файл в какой-то степени ему знаком, потому что в нем содержатся все прошлые отчеты и фотографии из предыдущих циклов Оби-Вана. И хотя многие его коллеги ныли о том, что начальство заставляет хранить все сведения по делу вместе, а не раскладывать их по циклам, при нынешних обстоятельствах Энакину это кажется благословением. Ему понадобятся все возможные данные, чтобы обнаружить отличия в действиях подражателя, которые могли бы привести их к убийце.

В ящике есть лента, которой Энакин прикрепляет отчеты и соответствующие им снимки с мест преступлений к любому доступному свободному участку стены. Ему приходится снять несколько живописных фотографий природы, несомненно, сохранившихся с самого детства Оби-Вана, но он полагает, что тот его простит. Отчеты развешаны в порядке от старых к новым, кроме тех, что относятся к последнему циклу и преступлению подражателя — эти файлы лежат в стороне. Энакину еще не удалось прочитать их из-за своего внезапного исчезновения прямо после второго убийства. Он никогда не был особо хорош в организации рабочего места, но за несколько лет работы он нашел несколько способов, которые помогали ему хранить все на своих местах. В кабинете у них было несколько маркерных досок, которые принес Квин. Он скорбит о том, что их нет здесь сейчас, потому что там все выглядело гораздо аккуратнее, чем коллаж, который он медленно, но верно создает на стене.

Закончив, он устраивается на диване со свежими отчетами. Тихое рассеянное бормотание Оби-Вана, обращенное к собакам, сопровождающее процесс готовки, служит прекрасным фоновым шумом — в отличие от грохота дождя — и помогает без особых усилий углубиться в изучение документов. Он проделывал это сотни раз: пролистывал документы, сравнивая и сопоставляя детали отчетов с соответствующими снимками.

Как и всегда, четырнадцатое, пятнадцатое и шестнадцатое убийство Оби-Вана выглядят настолько безукоризненно, насколько вообще может выглядеть преступление. Энакин чувствует себя учителем, оценивающим работу студента, пока просматривает отчеты. Никаких отпечатков пальцев и никаких очевидных ниточек, которые могли бы привести к Кеноби. Конечно, была замечена связь между четырнадцатой жертвой — убийцей матери Энакина — и пропавшим детективом, но фиксация Переговорщика на Энакине была известна всем в управлении. Именно поэтому убийство не вызвало больше подозрений, чем обычно.

Про пятнадцатую и шестнадцатую жертв коронер отметил в заключении следующее: недавно зажившую рану от небольшого ножа на плече Мола и колотые раны от зубов Ардва на ноге Саважа. Согласно отчету, все это было списано на издержки выбранной профессии, а не на результат столкновения детектива, профессора-убийцы и их собаки. Мотив внезапного перехода от одной жертвы к двум объяснили простым предположением, что убийцу отвлекли, когда он приканчивал одного из этой парочки, и ему пришлось импровизировать. Они понятия не имеют, что связывает этих мужчин и Энакина. Они, как Энакин заметил, изучая документы, отчаянно пытались отыскать эту связь, но в итоге пришли к выводу, что она кроется в близости места преступления к его квартире. Энакину их жаль, потому что вероятность того, что им удастся выяснить, что произошло, крайне мала. На аллее могли бы остаться капли крови, если бы они исследовали ее в допустимый промежуток времени, но прошло уже два месяца, так что вряд ли они смогут там что-то найти, даже если попытаются.

К отчету по эпизоду с подражателем он приступает, только когда Оби-Ван возвращается, держа в руках тарелки с беконом и яйцами. Он садится на диван рядом с Энакином, ставя на колени лэптоп, вытащенный черт знает откуда, и принимается за еду. Энакин откладывает документы, чтобы поесть, заглядывает Оби-Вану через плечо, чтобы увидеть, что тот делает на компьютере. Домик, очевидно, оборудован вайфаем вдобавок к кабельному телевидению, несмотря на то, что до этого момента нигде не было видно устройства, обеспечивающего доступ. Оби-Ван, кажется, работает над планом лекций своего онлайн-курса, который начинается в конце месяца, и это ужасающе скучно, если сравнивать с документами Энакина.

— Я жду подписки на Нетфликс, — сообщает он Оби-Вану, снова беря в руки папку и ею указывая на ненадежную стопку DVD-дисков на шкафчике. — Мы с Асокой посмотрели всю твою коллекцию фильмов. Нам скучно.

Оби-Ван прищуривается, но отвечает кратким:

— Посмотрим.

Энакин принимает это за согласие.

Когда он наконец вчитывается в дело подражателя, ему стыдно за то, что он действительно подумал, что это убийство совершил Оби-Ван. Все составляющие на месте в привычной форме, жертва похожа на описание Энакина: мужчина, рост приблизительно сто восемьдесят сантиметров — все, как делал Кеноби до последнего цикла. Тело было выставлено в общественном месте, в данном случае — в нескольких шагах от ратуши. Но на этом сходство заканчивается.

Оби-Ван отвлекается от своей работы и внимательно слушает, как Энакин разъясняет то, что видит на фотографиях, время от времени задавая вопросы. По мнению Энакина, это вряд ли первое убийство подражателя. Не так уж много признаков нерешительности, которых можно ожидать от неопытного убийцы, не говоря уже о том, что следов борьбы совсем мало. Мужчина был убит быстро и грамотно. Но даже так это, без сомнения, первый раз, когда убийца выставляет тело таким образом или наносит какие-то посмертные увечья. Энакин замечает несколько мест, где, в отличие от уверенных решений и аккуратных надрезов, сделанных Оби-Ваном, подражатель начинал резать, но передумывал, или где лезвие, дрогнув посреди надреза, ведомое боязливой рукой, прочертило неловкие, неровные линии.

— Наверное, мне стоило ожидать чего-то подобного, — вздыхает Оби-Ван. — Такое резонансное дело, как мое, должно было вдохновить… фанатов… в конце концов. Так всегда бывает.

Энакин ворошит фотографии, выуживая одну, чтобы лучше рассмотреть.

— Это не первый раз, — вежливо говорит он, получая в ответ удивленный взгляд Оби-Вана. — Мы уже встречались с подражателями; только большинство из них были идиотами. Их ловили, когда они выставляли жертву в слишком открытом месте, или убивали кого-то очень близкого им, или оставляли так много следов, что мы выходили на них до того, как дело попадало на первые полосы газет. Для таких дел требуется определенный склад ума.

— Приму это за комплимент, — отвечает Оби-Ван. — Но если ты видишь все эти отличия, почему остальное управление не может их найти?

— Рискну предположить, что они просто не хотят. Некоторые годами настаивали на теории расширения, говоря, что однажды тебе станет этого мало и ты начнешь убивать вне своего периода. Я всегда твердил, что это все бред, потому что большинство киллеров, у которых мы такое наблюдали, начинали убивать больше довольно быстро. Но теперь меня там нет, чтобы защищать тебя. Они скажут, что мое исчезновение заставило тебя действовать. Попытаться выманить меня обратно или хотя бы похвастаться тем, что я все-таки покорился тебе, или вроде того. Им плевать на объяснение; они используют случившееся, чтобы доказать свою правоту.

— Я до сих пор тебя не покорил, — шепчет Оби-Ван, возвращая все внимание к ноутбуку и вежливо игнорируя то, как Энакин краснеет от этих слов. — И что мне делать тогда? С этим подражателем.

Энакин вздыхает:

— Я пока не знаю, Оби-Ван. Дай подумать.

— Конечно, Эни. Столько времени, сколько нужно.

***

Энакин размышляет над проблемой весь день. Оби-Ван позволяет ему оставить коллаж на стене, потому что Асока вернулась в Корусант пару дней назад и не будет задавать неудобных вопросов. Он думает о деле, пока они едят свой ланч, пока выгуливают собак, а теперь размышляет об этом в ванной — теплой, влажной и пахнущей мокрой собачьей шерстью, — запустив руки в шерстку Трипио.

Выпускать собак в грозу оказалось ошибкой. Ардва пришел в восторг от возможности поваляться в грязи на подъездной дорожке, втянув в это даже сопротивляющегося Трипио. У Оби-Вана случился небольшой приступ гнева, когда он увидел их, сидящих на крыльце, вымазанных в темной грязи и представляющих однозначную опасность его ковру. Так что Оби-Вану с Энакином пришлось надеть уже грязную одежду, каждому взять по псу на руки и унести непослушных грязнуль наверх, в основную ванную.