На долю мгновения ему вспомнилась Сигрид - в супруге конунга была та же сила и ум, неженский, а свойственный скорее умудренным жизнью мужам. Однако Сигрид никогда не смогла бы поставить за свою спину целую страну, подумал Бьерн. Она всегда думала о себе и только о себе.

Стирбьерн так внимательно, поглощенно наблюдал за Анной, что, показалось ему, начал проникаться ее если не мыслями, то ощущениями. Сосредоточенность, предельная собранность, внимание ко всем мелочам, ко всем оттенкам речи послов, к тому как слушает их толмач и как он потом передает их слова на языке ромеев; усталость, тяжесть одежд и золотых украшений, и сковывающий голову обруч стеммы, тяжесть обязанностей, возложенных на эту хупкую девочку. Хотелось защитить ее, обнять, унести отсюда прочь, туда, где нет сверлящих взглядов и лживых улыбок.

Говорят, бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Окончилась долгая и утомительная церемония, препозиты вывели послов прочь из Юстинианова триклиния и провели в покои, которые были им отведены. Теперь можно было немного расслабиться - но в этот миг Бьерн кожей ощутил, как покачнулась, теряя последние силы, принцесса, и рванулся к ней, забыв о придворных и церемониале. Со сдавленным криком отлетел в сторону великий папия,** двое кубикулариев скатились с помоста, на котором был установлен трон. Стирбьерн едва успел подхватить потерявшую сознание августу, не дав ей упасть.

Всего мига достаточно, чтобы схватить ее на руки, и опуститься вместе с ней на одно колено, прикрыв собой. Всего мига достаточно, чтобы прижав ее к себе одной рукой, второй вынуть меч. Эвальд, второй варанг-телохранитель, несколько запоздало вспомнил строгие наставления Эмунда и с обнаженной секирой встал над товарищем, не подпуская никого к Бьерну и Анне.

- Августе худо… пропустите… лекаря!

- К августе никто не подойдет! - прорычал Бьерн, оскалившись как молодой волк над добычей. - Позовите ученого монаха Никона!

Он не слушал возмущенно заговоривших все разом кубикулариев и синклитиков, он боролся с накатившейся ужасной мыслью - яд? Но он же все время был там, почти рядом… В мыслях Стирбьерн перебрал всех богов и богинь, каких мог вспомнить, не забыв и христианского бога, и его мать. Мать христианского бога, которая так ласково смотрела на всех с мозаики в большом храме. Женщина должна скорее помочь женщине.

- Ее надо вынести на воздух, - один из евнухов-кубикулариев высшего ранга боязливо подошел, косясь на секиру Эвальда и меч Бьерна. - Тут очень душно.

Его слова показались Бьерну разумным. Он приказал Эвальду идти впереди, а сам с августой на руках пошел следом. С головы девушки упала стемма, Бьерн отшвырнул ее сапогом, и венец тяжело покатился с помоста как бесполезная железка, под возмущенные вопли придворных.

В перистиле, выходившем во внутренний двор, Анна открыла глаза, глубоко вздохнув, словно со сна.

- Августа… - голос вдруг отказался повиноваться, и у варанга получилось позвать ее только шепотом.

- Что послы?.. - по детски испуганно спросила принцесса. Это снова была знакомая Стирбьерну девушка-ребенок, боящаяся подвести любимого отца, не справиться с возложенной ответственностью. Очевидно, самые последние события в памяти Анны не сохранились. Стирбьерн понял: она смертельно боится, что послы грозного хана увидели слабость августы ромеев.

- Церемония закончилась, все было как должно, - мягко, но очень убедительно сказал он. - Ты выдержала до самого конца, как подобает дочери императора.

- Благодарю тебя… - с так хорошо знакомой улыбкой облегчения выдохнула Анна. И Бьерну показалось, что она удобнее устроилась на его руках.

- Это варанг зашел слишком далеко, - раздалось чье-то шипение из толпы царедворцев. Мгновенно опомнившись, Стирбьерн отнес принцессу на мраморную скамью, велев Эвальду подстелить плащ.

- Благодарю, - чуть повернув голову в сторону второго варанга, повторила принцесса. Ее взгляд лишь на мгновение скользнул по толстогубому добродушному лицу Эвальда и снова вернулся к Бьерну. В бирюзовой глубине ее глаз что-то блеснуло - так блестит золотая монетка в синей глубине моря. К ним уже спешил Никон и сопровождающий его Стефан Склир. Осторожно осмотрев склеры и пощупав пульс принцессы, Никон заверил Бьерна и придворных, что виною обморока были духота и душевное переутомление.

- Сейчас, государыня, тебе нужен покой. И настоящий лекарь, не чета мне, недостойному, - закончил Никон.

- Нет, господин Никон, - слабым еще голосом, но очень настойчиво запротестовала Анна, - мне другого лекаря не нужно, я вполне доверяюсь твоим познаниям.

***

…- Рассказывают что-то ужасное, - Феодора присела у постели августы и аккуратно положила руку той на плечо, пытаясь заставить лечь. Анна упрямо стряхнула ладонь подруги и, смягчая резкое движение улыбкой, сказала:

- Не нужно, я и так уж залежалась, четвертый день лежу. Скучно! Так что рассказывают?

- Говорят, будто великий папия ходит по дворцу с шишкой на затылке и клянет варангов на чем свет стоит. А Стефан опасается, что Бьерну опять достанется.

- Да за что же достанется? Эмунд мне сам сказал, что Бьерн прекрасно выполнил все его наказы. Ему приказано было никого ко мне не подпускать - вот он и не подпустил.

Анна уселась на постели, подтянув к себе коленки и обняв их руками.

- А знаешь, я чувствую себя совсем выздоровевшей. От всего-всего, - заявила вдруг она. Глаза загорелись хорошо знакомым Феодоре озорным огоньком, и лицо принцессы сразу стало каким-то мальчишески бесшабашным.

- Я очень рада это слышать, - не в силах оставаться серьезной, тоже рассмеялась Феодора. - Надеюсь, стрела Купидона из рода Дука безболезненно извлечена?

- Совершенно извлечена, - гордо провозгласила Анна. Потом схватила подушку и спрятала в нее на несколько мгновений лицо. Алексий просто подвернулся рядом как раз тогда, когда ее душа томилась и жаждала доселе неизвестного. Первый встречный, не более того. Но то, что творилось с ней сейчас, было совсем не похоже…

- Фео?.. - донеслось из подушки.

- Да?

- Ты не будешь сердиться?

Принцесса отняла подушку от лица, швырнула ее в конец ложа и дернула подругу за руку, вынудив придвинуться поближе.

- Знаешь, я никогда не чувствовала себя так хорошо, уютно и безопасно. И так страшно… уххх!

- О чем ты, душа моя? - непонимающе взглянула в ее лицо Феодора. Но Анна быстро прикрыла глаза, гася опасный блеск, не позволяя ему выбраться наружу и быть замеченным.

- Так, ни о чем. Ты не могла бы принести мне Еврипида?

- С радостью. “Ифигению”? - с улыбкой спросила Феодора.

- Благодарю, дорогая моя Фео. Да, именно “Ифигению”

Оставшись одна с кодексом, Анна раскрыла трагедию и принялась читать о храбром и великодушном Ахилле, который был так решителен в защите приносиой в жертву дочери Агамемнона, и вместе с тем так хладнокровен, желая прежде попытаться решить дело миром. Как разнится Ахилл у Гомера и Еврипида! Великий слепец Ахилла явно недолюбливает и изображает яростным и вспыльчивым варваром.

- А этот варвар оказывается честнее и достойнее даже Гектора! - обращаясь к невидимым собеседникам, пробормотала Анна. Она прикрыла глаза, положив книгу на колени. И перед ее мысленным взором предстал высокий воин в шлеме с гребнем, в золотом панцире-тораксе, повторяющем очертания идеально вылепленного сильного тела, с мечом и большим круглым щитом. Из-под шлема выбивались длинные золотистые волосы, а лицо, когда Анна всмотрелась в него, оказалось очень похожим на лицо Бьерна Эмундссона. Анна почувствовала трепет, когда в ее грезах их взгляды встретились. Она могла бы быть Еленой… хотя нет, зачем Ахиллу Елена? Эта дурочка, которую передают из рук в руки как красивую, но неживую вазу. Тогда она могла бы быть Брисеидой… Но Брисеида пленница; негоже августе ромеев представлять себя пленницей. К тому же сначала Брисеида принадлежала этому противному Агамемнону… да и потом тоже.

Нет, она будет Ифигенией. Но у нее все окончится хорошо - Ахилл спасет ее и женится на ней. И они…