Начало лета что-то неотвратимо переменило в принцессе - ей казалось, что сам мир раскрывается ей навстречу, что она обрела способность видеть много больше его красок и слышать много больше его звуков. И часто, сидя в саду на скамье под присмотром безмолвных телохранителей, она вдруг прислушивалась и, как ей казалось, улавливала шорох растущих трав, еле слышный топот ножек крошечных насекомых; и лепестки розы уже не казались ей одного цвета - розового, алого или бледно-желтого, - они переливались десятками оттенков. В сердцевине алой розы она находила лиловые и багряные сполохи, а в запахе душистого розового бутона чудились ей оттенки корицы, лимона и ванили. Она беспричинно радовалась каждой мелочи, близко к сердцу воспринимала каждую мельчайшую невзгоду. Анна взялась помогать Бьерну осваивать чтение и письмо, и именно она вовлекла в это Стефана. Успехи молодого варанга, его изумление собственным умениям и сдержанные похвалы Никона доставляли Анне едва ли не большее удовольствие, чем собственные успехи в учении. Она готова была радоваться всему и грустить ото всего со стократ большей силой, нежели прежде. И даже чужесть всей натуры варанга стала теперь для Анны намного более зримой и даже слегка пугающей - и принцесса словно замкнула в себе ключик дверцы, открывшейся было ему навстречу.

Вся Анна была теперь почти раскрывшимся ночным цветком, с трепетом ожидающим восхода солнца. И вот в этот трепет ожидания вплелись взгляды из-под темных полуопущенных ресниц. И закружили, заворожили Анну, почти лишив ее возможности рассуждать здраво. Алексий был прекрасен и совершенен - и в то же время понятен. Он был своим.

- За внешней красотой, бывает, прячется редкостное уродство души, - неспешно проговорил Никон. Бьерн согласно кивнул, и Анна вспомнила его рассказ о королеве Сигрид. Но эта мысль лишь скользнула по поверхности сознания, не зацепившись.

- Внутреннее уродство всегда проявляется во внешности, так или иначе! - заявила Анна. - В чертах лица появляется жесткость, и в жестах появляется что-то змеиное…

В этот момент Анна осеклась, поняв, что перед ее глазами сейчас предстал образ прекрасной угольноокой Зои. Принцесса не была наивной и прекрасно понимала, что связывает Зою и ее отца. Поэтому ее крайне удивил явившийся кубикуларий Зои, покорнейше просивший августу прибыть к ее царственному отцу в покои дворца Дафны.

- Вавилоняне, чей народ погубило множество грехов, но которые были тем не менее народом мудрым и просвещенным, - неспешно сказал Никон, - говорили так: “Многих сгубила женская красота, ибо любовь красавицы подобна испепеляющему пламени”.

***

Стирбьерн сделал вид, что не расслышал слов Никона, хотя явственно ощутил, как к его щекам прилила кровь. Он подумал было о Сигрид, но фигура жены короля Эйрика быстро уступила место другой - с чуть волнистыми черными волосами и лицом полускрытым темной вуалью.

…Впервые его привела к ней молчаливая прислужница. Однажды вечером, когда Бьерн уже шел в Нумеры, она возникла на его пути будто из ниоткуда. И сказала, что от варанга требуется небольшая услуга одной весьма знатной особе. Конечно, Бьерн ни за что не пошел бы за прислужницей, если бы за темным некрасивым лицом ее не мелькнуло на миг совсем другое обличье - с острыми чертами, проказливой улыбкой и разноцветными глазами: правый зеленый, левый черный.

Его провели полутемными коридорами в небольшой покоец. В нем не было ничего, кроме ковров и подушек на полу да светильника с диковинной фигуркой черного дерева на маленьком столике. Дальше он запомнил только гибкую женскую фигуру, поднявшуюся к нему с подушки, черные волосы, струящиеся по удивительно белым плечам, скрывающую лицо полумаску и платье из какой-то темной волосяной сетки, в которое была одета незнакомка.

- Разорви сеть, воин, - раздался шепот. И прочная сеть в его руках разлетелась на ошметки. Потом… потом ему показалось, что его выводят из кошмара, что ласки незнакомки стирают в его сознании пагубный образ королевы Сигрид, прогоняют его прочь. Куда было Сигрид до этой чаровницы?

С мутной после ночи любви головой он пил из одной чаши со своей неизвестной любовницей обжигающее питье - молочного цвета, но сладкое и ароматное. Счет времени Стирбьерн почти утратил и пришел в себя только тогда, когда, после долгого обратного пути по коридорам и переходам, он, наконец, оказался в мозаичном перистиле, и увидел, что небо начинает по-утреннему розоветь.

Ночные встречи повторялись еще несколько раз, и ни разу Бьерну не удалось увидеть лицо его любовницы. Последняя из встреч была прошедшей ночью - поэтому Бьерну было совсем не до того, чтобы следить за тем, как и что диктует ему Стефан. Он ощущал себя таким усталым, будто единолично втаскивал на берег большой корабль. Кроме того, сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке, видя заботу принцессы.

Эти мысли не покидали Стирбьерна и во время учения, и когда он сопровождал принцессу к отцу, и до самого позднего вечера. Стемнело, Священный дворец погружался в сон, на вахту заступила ночная стража. Бьерн неспеша шел через дворцовый парк к казарме, когда его буквально перехватила давешняя некрасивая темнолицая кубикулария - та самая, что препровождала его к прекрасной черноволосой незнакомке. Варанг не слишком удивился, когда облик кубикуларии словно стал размываться и через миг на ее месте оказалась знакомая тонкая фигурка рыжего Игрока.

- Хорошо играешь, Бьерн Олафссон, - с довольным видом проговорил рыжий. - Попроси своего ромейского приятеля обучить тебя здешней игре в фигуры - уверен, ты можешь преуспеть. Ну да не с тем я пришел. Пришла пора сделать напасть разом на две тавлеи.

Наверное на лице Бьерна явственно отразилось недоумение, потому что рыжий хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.

- Ты и не чуешь, сколь ты близок к успеху. Твои ночные похождения приближают тебя к самым вершинам власти, уж поверь мне. Но всегда хорошо иметь две возможности вместо одной. Сегодня ночью, как луна покажется над Софийским куполом, приходи в тот садик, где мраморный бассейн под померанцевыми деревцами.

С этими словами рыжий пропал, а Стирбьерн направился в казарму. Однако долгий день и тут приготовил ему сюрприз - его вызвал Эмунд, который пребывал все последние дни вместе с уезжавшим из Города императором. Эмунд заметно осунулся - Стирбьерн заметил это еще когда столкнулся со старшим варангом у дверей покоев, где лежал больной басилевс. Сопровождая императора, Эмунду пришлось несколько раз сражаться с арабскими отрядами. Более всего Эмунда беспокоило, откуда арабы могли узнать о передвижении императорского отряда - все, касавшееся поездки, обсуждалось в строжайшей тайне.

- Завтра тебе придется присутствовать на Большом церемониале в Магнавре, - по обыкновению Эмунд сразу приступил к делу, говорил он на северном наречии, отрывисто и твердо. - Конунг должен был сам встретить послов, но, видишь, слег. Поэтому принять их придется принцессе. Я должен остаться завтра с конунгом. Не спрашивай ничего, не ко времени.

Бьерн понял, отчего столь озабочена была Анна, выходя из покоев, где лежал ее отец. Он ничего не ответил Эмунду, лишь наклонил голову в знак того, что понял.

- Ты будешь присутствовать на всем церемониале. Помни, что там будет и кесарь Александр. Следи за всем и всеми, все примечай. Никого, кроме двоих безбородых старшего ранга, к Анне не подпускай. Теперь слушай внимательно…

Наставления Эмунда по поводу сложного церемониала, на котором предстояло Бьерну присутствовать, были подробны и четки. Когда разговор был закончен, Эмунд неожиданно для молодого варанга заставил его склонить голову и начертал пальцем знак молота Тора на его темени.

- Да помогут тебе завтра наши боги, - проговорил Эмунд; голос его звучал почти торжественно.

***

Лунный лимонный ломоть уже поднялся высоко над куполом Софии, когда Стирбьерн вошел в небольшой внутренний садик с мраморным бассейном. Там было тихо: садик находился у одного из нежилых помещений дворца, поэтому внутри там даже не ставили стражу.