Чезаре послал коня вперед и почти достал здоровяка, но удар пришелся вскользь по шлему, сбив его. Перед Чезаре мелькнули светлорусые волосы, загорелое лицо, взгляд светлых глаз хлестнул по лицу. Тот самый, из аббатства…

- Почему вы позволили де Бомону уйти? - задавший этот вопрос королевский советник, лысый, с пучками седых волос над ушами, тотчас смешался под взглядом Чезаре.

- Потому что счел это необходимым, - не спуская с советника глаз, улыбнулся Чезаре. Лысый, верно, клял себя за то, что осмелился задать вопрос - взгляд Эль Валентино был почти страшен.

- Брат мой, вы и так неимоверно подняли дух наших войск, - король, неизменно присутствовавший на советах, хлопнул Чезаре по плечу.

- И составил достаточное представление о том, что представляют собой люди графа, - ответил тот. Можно было бы добавить, подумал Чезаре, что он оценил верность того светловолосого капитана. Но говорить такое этим военным советникам, и не видевшим настоящих войн, не следовало.

Если ты хоть немного слыхал о Чезаре Борджиа, досточтимый слушатель мой, то не удивишься, узнав, что за неполные два месяца Эль Валентино умудрился обзавестись в Олите множеством полезных для себя знакомств. Когда почти стемнело, двое в простых темных плащах появились на невзрачной узкой улочке неподалеку от старого дворца. В одном из домов там помещалась трактирчик и лавка еврея-выкреста, бежавшего из Логроньо. В трактирчике подавали риохское, гретое с медом и пряностями, а в лавочке торговали красивыми безделушками мавританской и гранадской работы, которые хозяин оглаживал столь любовно, будто то были живые существа.

- Присаживайтесь, присаживайтесь, - узнав своих гостей, засуетился хозяин. - Холодно сегодня, не прикажете ли вина? С медом и миндальным орехом, с корицею?..

- Благодарю, - Чезаре, а это был именно он, указал сопровождавшему его Хуанито на столик в углу. Следующие час-полтора гости прихлебывали горячий ароматный напиток, а усевшийся с ними третьим сын хозяина полушепотом, блестя черными, как тутовая ягода, глазами, отвечал на расспросы Чезаре.

- …конечно, я видел. Да и… - хозяйский сын лукаво улыбнулся. Чезаре знал, что в этот трактирчик отовсюду стекаются самые разные сведения, здесь что-то вроде лавки сведений. Но вот источники этого своего товара здесь хранят надежно. - Граф его держит, как верного пса, - продолжал трактирщик-младший, - а сын графский - как компаньона. Отец так, а сын эдак. С сыном они ближе, все равно что сеньор и вассал. Но тот не вассал, нет. Видели вы, чтобы волк был вассалом? Нет? То-то же.

- Понимаю, - закончил разговор Чезаре и поднялся, отставив недопитую кружку. - Держи. А это отцу отдашь.

Парень схватил монету, словно белка орех, затиснул в кулак, а данный Чезаре кошелек сунул за пазуху.

- Не перепутай, - бросил Чезаре. - Золотой тебе, кошелек отцу.

- Можно было и не говорить, ваша милость, - прошептал парень. Глаза его зло блестнули. - В Логроньо опять костры горели. В среду.

Чезаре безразлично кивнул, запахнул плащ - Пепельную среду святая инквизиция предпочитала отмечать кострами. Бежавшие из Логроньо лавочник и его семья наверняка потеряли в эту среду кого-то из своих знакомых или даже родственников. Нечему удивляться, да и задумываться об этом было не с руки. Гораздо полезнее было подумать об узнанном. Итак, того, которому он помог у источника Святой Марии, самого полезного человека графа де Бомона зовут Мартин Бланко. Чезаре шел, не замечая грязи узких темных улиц, ум его лихорадочно работал, сопоставляя известное и предполагая неизвестное.

Еще через день и несколько столь же важных разговоров с очень разными людьми известное и неизвестное сложилось в уме Чезаре в узор, упорядоченный и ясный, как искусная мозаика. И теперь путь его лежал к подвалам замка Олите, куда заключили двоих солдат Бомона, захваченных живыми.

“Судьба. Так зовут мою верную шлюху”, - вспомнил Чезаре говоренное им когда-то. Вспомнил, узнав в одном из пленных того самого молодого губошлепа, которого видел у аббатства вместе с капитаном Бланко.

- Твое имя?

- Пепито, ваша милость, - испуганно проговорил губастый.

- Пепито, - почти нежно протянул Эль Валентино, пройдясь по парню таким нехорошим взглядом, что тот отчаянно покраснел. А когда за посетителем закрылась дверь камеры, солдат упал на колени и от всего сердца молил Пресвятую Богородицу оградить его от зла и нечестия. Чезаре же в это время, устроившись у столика в своих покоях, изучал карту, покусывая то и дело кончик бронзового циркуля.

- Милостивые господа, пришло время королевским войскам вступить в Лерин, - так начал герцог Валентино следующий военный совет.

***

Перенесемся, внимательный слушатель мой, теперь на безрадостную равнину в двух милях от вотчины графов Лерин. Именно там Мартин Бланко ожидал со своими кавалеристами сигнала и думал о том, что не так все безнадежно, как считают многие. Пусть у короля Наварры есть теперь присланные императором Максимилианом ландскнехты и швейцарцы - но граф говорит, прислано-то меньше, чем обещано. Всего пять тысяч, а может, и того нет.

Молодой граф, жалко, не оклемался еще. Потерял много крови, отлеживается во Вьянском замке. Мартину пришлось муштровать подчиненный молодому графу отряд - прибывший накануне герцог Манрике де Лара оказался надутым индюком, неспособным ни зажечь солдат, ни повести их за собой. Он произнес речь, прохаживаясь перед строем пехотинцев, но и Мартин, и старый граф де Бомон сразу поняли, что этот человек не военачальник. Граф сразу же увлек герцога де Лара в замок, сказав, что его мнение бесценно на военном совете, а Мартину указал на солдат.

- Под вашу команду, дон Мартин.

…Лерин был потерян де Бомоном очень быстро. Слабо защищенный город, лишенный мощных стен, на плоской, как трактирный стол, равнине не мог выстоять под ударами пушек и сдержать отряды короля Наварры. Горожане вышли к королевскому войску, умоляя о милости. Передавали, что Эль Валентино не позволил наемникам грабить город, а застигнутых за грабежами повесил безо всякой жалости. Однако от голода это город не спасло, как было голодно, так и осталось. Недород, недород в этом году, разгневался Господь, шептались люди.

А графские войска отступили к холмам, под их крутые спины - чтоб было на что опереться. И вот завтра их ждет бой. Лазутчики доносили, что Эль Валентино не вступит в бой, пока не подойдут оставшиеся пять тысяч из присланных императором солдат. И оба войска стали лагерем друг напротив друга. Нельзя пропускать Борджиа ко Вьяне, думал Мартин, не удержат они Вьяну - последний укрепленный город Луиса де Бомона.

- Отойдешь, - велел ему граф. - Вон туда, к зарослям. С отрядом моего сына. Лучшие должны быть прибережены до самого крайнего случая. За сигналами следи. И с Борджиа глаз не спускай - от тебя дорогу лучше видно.

Ты, конечно, понимаешь, досточтимый слушатель, что для солдата ждать в стороне гораздо труднее, нежели сражаться. А для Мартина то было труднее вдесятеро. Несмотря на благодарность графа за спасение сына, несмотря на уверения де Бомона-младшего, что теперь они с Мартином настоящие братья по оружию, Мартин ощущал себя сейчас почти беззащитным. Потому что два дня назад, прощаясь с золотоволосой женщиной, называвшейся женой Арнольфини, услышал от нее самой то, что еще прежде узнал от суровой Анхелы. “В тягости она”, - буркнула Анхела в ответ на расспросы Мартина. Встречаться с Кристабель сам Мартин не мог - он был нужен де Бомону. И все же он улучил часок и поскакал к Азуэло. Стражник у боковой калитки храпел, ему открыла сама Анхела и провела в замок. До сих пор шло все благополучно, и Арнольфини после первой брачной ночи проснулся с уверенностью, что его копье побывало в лоне новобрачной, а кровь на простыне привела его в особенно хорошее настроение. Однако далее его силы стали угасать, Арнольфини жаловался на сонливость и часто засыпал , едва коснувшись головой подушки, так что о любовных утехах помышлять ему было не с руки. В те же две ночи, когда доступность юной жены превозмогала его апатию, тело отказывалось подчиняться старому Арнольфини.