- Неплохо, - со всегдашней сдержанностью ответил Шарп. Ему было не по себе. Оттого ли, что, оставшись вместе с Лоуренсом и “антропологами”, он пропустил историю права - да нет, вряд ли, он ведь все продумал, и сегодняшняя тема была изучена заранее, тем более, что и трудностей там не предполагалось. Так откуда появилось это “не по себе” - не оттого ведь, что сегодня утром, забежав перехватить чего-нибудь в ближайшую к факультету закусочную, он увидел там Нативидад Рамирес. Раньше он почти не обращал на нее внимания - Рамирес была лишь удобным поводом выделиться, попробовать себя, поиграть говорильными мускулами, как называл это Палмер. Но в закусочной, незамеченный, Ален наблюдал, как девушка, не отрывая взгляд от растрепанного толстого тома, аккуратно отправляла в рот палочки картошки фри, держа их двумя пальчиками с коротко стрижеными ненакрашенными ногтями, изредка макала картошку в соус, не забывала прихлебывать из большого стакана кофе. В этом была какая-то непостижимая гармония, властная и успокаивающая, от которой словно исчезли грохот подносов, гул голосов и трещание кассового аппарата. Хотя уж что-что, а внешность у Рамирес непримечательна - она невысокого роста, тощая и угловатая, со смугло матовым лицом и парой маленьких черных родинок на щеке. Как, оказывается, Ален хорошо помнит ее лицо! Склонившееся над книгой, и темная прядь падает на щеку, и темные глаза следят за строчками, а губы чуть шевелятся, точно повторяя прочитанное.
Ален так и не узнал, что же Нави тогда читала.
- Ты еще с нами? - Ален очнулся. Лоуренс тряс его за плечо. А рядом стоял Карлос Аранья - Ален и не заметил, как тот подошел.
Карлос казался личностью загадочной, хотя большинство студентов, если спросить их, как им нравится Аранья, ответили бы на вопрос вопросом - “Кто-кто? Аранья? Какой Аранья?” Но для Алена Карлос Аранья частенько служил предметом для размышлений - слишком уж странной казалось его непоказная скрытность. Он не то чтобы специально старался выглядеть отшельником, как многие - Ален все больше убеждался, что именно отшельником Карлос и был по-настоящему. Наблюдать за Карлосом было неимоверно сложно - он обладал искусством оставаться незаметным даже на людях. Вот и сейчас из разговора Араньи с Палмером Шарп понял, что и на лекции, и во время спора с Нативидад Карлос присутствовал в аудитории. Но Ален, отличавшийся прекрасной памятью на лица, никак не мог вспомнить, чтобы видел сегодня его лицо.
- Карлито предлагает поехать развлечься, - с ненатуральным энтузиазмом воскликнул Лоуренс. - Говорит, что знает одно местечко…
Ален даже не успел удивиться, отчего это вдруг развлечься им предлагает Карлос Аранья. Не говоря уже о том, что он не был из их круга - Аранья, никогда раньше не был сторонником развлечений. И развлечений вообще, и тем более развлечений того свойства, что нравились Палмеру и Шарпу. Впоследствии, с трудом припоминая случившееся - картинки расплывались, разбивались на маленькие фрагменты и ни за что не желали складываться, - Ален удивлялся еще и тому, что они с Палмером так беспрекословно последовали за Араньей.
Впереди были выходные. Не прошло и часа, как они уже тряслись в стареньком джипе Карлоса, и снова оставалось только удивляться, как это Лоуренс вообще согласился поместить свою задницу в эту разбитую колымагу. Удивляться - если бы сознанием Алена не овладела успокаивающая расслабленность. Так что дорогой он даже задремал, а задремать в машине у Алена обычно означало полностью довериться водителю. Впрочем, возможно, даже хорошо, что за рулем был не Лоуренс - с Палмером в последний месяц стало происходить что-то странное, он мог вдруг начать дрыгать ногой на улице, ни с того ни с сего, и Ален побаивался, что какая-то из поездок с Палмером за рулем окончится в кювете.
- Прибыли, выходите, - глуховатый голос Карлоса звучал непривычно - резко и повелительно. И они с Лоуренсом послушались, послушались, черт побери! Увидели, что уже почти стемнело, что вокруг какие-то развалюхи, а джип остановился у одной из развалюх. Увидели, что у ограды стоит какой-то старик, и лицо старика почти не видно в густой тени высокой акации, которая свешивается из-за ограды. Видны только белые, ненатуральной, почти светящейся белизны волосы.
Дальнейшее сохранилось в памяти Алена какими-то кусками, ошметками, обломками - вот они сидят у костра во дворе дома, вот старик раздает им что-то твердое и сухое на ощупь, вот они, повинуясь все той же неодолимо влекущей их воле, разжевывают это сухое и твердое, и рот заполняется вязкой слюной, и мучительно хочется пить…
1506г.
Что-то давит на грудь, что-то твердое… Больно… ногу словно зажало в тиски. Темнота расступается, и становятся видны звезды.
- Чертова скотина, давно уже надо было отдать тебя шкуродеру, - рявкнул грубый бас. - Пусть бы сделал из тебя славный барабан. Ни на что другое ты больше не годишься, бурдюк с кишками… Ну-ка, еще раз…
Рядом послышался стон.
- Бедняжку Бьянку бы еще не покалечило, - послышался робкий тенор.
- Куда уж там больше? - отрезал бас.
- Бывает, от таких ударов безумцы исцеляются, - заметил третий голос, молодой и звонкий. - Ну-ка, дай я ослика подгоню!..
Что-то подалось, и давящая тяжесть убралась. Громадная масса двинулась прочь, освобождая взору темное, унизанное звездами небо.
- Ты жива там, Нати? - чьи-то руки потянули вверх. Вытащили. Поставили на ноги.
- Ну-ну, девочка, - успокаивающе загудел бас. Его исторгал здоровяк с густой черной бородой и мощными ручищами. - Стой, стой на ногах, держись. Как же мы без твоих ножек, без твоих плясок?..
Рядом возились, тянули - и наконец откуда-то снизу, из темноты вытянули стонущее тело. Разметались из-под платка светлые волосы - такие же, как были у Лоуренса, мелькнуло в сознании. “У Лоуренса?” - спросил чей-то голос. И другой голос насмешливо ответил - “У какого еще Лоуренса?”
- Не нужно было этой дорогой ехать, - послышалось отовсюду. - Эдак мы и через месяц до Памплоны не доберемся.
Памплона… зачем нам Памплона, разве мы в Испании?
- Разве мы в Испании? - произнеслось само.
Кругом захохотали.
- Бедняжка Нати, никак головой приложилась и приключилось у нее помрачение, - пророкотал бородатый бас. А худенький парнишка, обладатель того самого молодого голоса, с улыбкой произнес: - Бывает, и не такое бывает, - и заговорил раздельно и внушительно, отодвигая с лица Алена спутанные длинные темные пряди, которые мешали видеть: - Мы в Наварре, Нати. И направляемся ко двору короля Иоанна, который слывет государем добрым и щедрым, и говорят, сам балуется игрой на флейте. А стало быть, и нас приветит.
Ален, услышавший все это, не решился более ничего спрашивать. Вместо этого он обратился к существу, которое, он знал, было Лоуренсом. И верно, эти голубые глаза были глазами Лоуренса, и волосы были такого же золотистого цвета, как у Лоуренса. Только вот длиной они почти доставали до колен. Лоуренс еще не пришел в себя, голубые глаза были неподвижны, устремлены вверх, в темное небо, только дыхание короткими рваными толчками вырывалось из груди. Но главное - Лоуренс был девушкой и звался Бьянкой. Это зналось как-то само собой. И вот в этом полагался самый главный ужас теперешнего их положения.
Очень хотелось пить, горло пересохло. Пока остальные члены бродячей труппы возились с повозкой, Ален, едва рассвело, отошел к роднику, громко журчавшему неподалеку. Хрустально чистая вода, сбегавшая со склонившегося к тропе скалистого отрога, собиралась в крошечное озерцо с каменистым дном. Напившись, Ален вгляделся в темную гладкую водяную поверхность, где на дне едва различались серые и темно-розовые, цвета сырого мяса, камни. И оттуда, из озера на него глянуло удивительно знакомое лицо - смугловатое, с чуть раскосыми большими глазами, с подвижными ртом. Что-то зверушечье всегда чудилось в этом лице. Но сейчас главным было то, что это было лицо девушки, лицо Нативидад Рамирес.
- Нати… Ален… Нати, помоги мне!
