- Я прощаю его, - слышит он в ответ - и думает, что эти слова порождены не истинным прощением, а лишь сознанием своего превосходства.

“Сам дьявол”, хочет прошептать Арнольфини, делает отчаянное последнее, смертное усилие - и застывает с широко раскрытыми глазами и застывшей на лице ужасной улыбкой.

- Ты теперь дворянин, Мартин, - говорит меж тем женщина, сжимая руку стоящего перед нею высокого светловолосого мужчины. - Я беру тебя на службу в качестве начальника охраны замка. А когда закончится траур, я возьму тебя в мужья, Мартин Бланко. Согласен ли ты взять меня в жены?

Уже не слышит Арнольфини слова согласия, не видит, как мужчина опускается на колени и приникает губами сперва ко лбу женщины, а потом к ее улыбающимся счастливо губам.

Его сиятельство граф де Бомон умер в Арагоне в следующем, 1508 году. И в том же году у новобрачной четы де Бланко родился сын, названный в святом крещении Валенсио. Никого не удивил такой выбор имени, ведь значение его “сильный, здоровый” - разве что замковый капеллан был несколько недоволен выбором, ибо, говорил он, негоже чтобы день почитания святого отстоял от дня рождения нареченного более чем на месяц. Но все, в том числе отец Франциско, который и совершал обряд святого крещения, сочли это ворчанием и забобонами не слишком образованного провинциального священника.

Скорое завоевание Наварры Фердинандом, королем Арагона и регентом Кастилии, упрочило положение дона де Бланко, ибо король был к нему милостив. Король, конечно, не знал, что в молитвах, которые даже бывший наемник иногда возносит искренне - в молитвах к своему покровителю святому Мартину дон де Бланко, идальго испанской короны просил спасти и сохранить некоего человека по имени Чезаре.

Король Иоанн Наваррский папской буллой 1512 года был отлучен от церкви до 1560 года как раскольник и схизматик, и вынужден был бежать от войск Фердинанда Испанского.

Стефано Арнольфини уехал в земли короля французского, долго скитался, пробавляясь работой подмастерья, и наконец встретился со своим кумиром Леонардо, который по милостивому приглашению его величества короля Франции Франциска с 1516 года поселился в Кло-Люсе, получив свободу грезить, мыслить и творить. Стефано стал его самым преданным и самым бездарным учеником.

Многие, досточтимый слушатель мой, расскажут тебе, что пестрый дудочник избавил Гаммельн от крыс и увел гаммельнских детей в воду в 1284 году. Бог с ними! Возможно, кто-то действительно уводил детей в 1284 году, я этого не знаю. А вот то, что сразу нескольких приговоренных к костру неведомый дудочник, рыжеватый и вихрастый, с плутовскими лисьими глазами, вывел из огня, а присутствовавшие при этом стражники и судьи принялись танцевать под его музыку - это я знаю. “И все это semper ludens”, - напевал он. А есть люди, что слышали и другие его песенки, например, такую:

Мне дорОга как невеста.

Слеплен из такого теста,

Что не нужно мне насеста,

Не сойти живым мне с места,

Если брошу я бродить.

Пылью кормят нас дороги,

Пусть до крови сбиты ноги -

Только черной смерти дроги

Увезут меня с дороги -

Побродягу,

Проходимца -

Как захочешь, называй.

Но свободный душою,

Я брожу

С жизнью доброй и злою

Я дружу

Позабыт, позаброшен,

В дом, незван и непрошен,

Прихожу.

Всюду я брожу.

Никто более не видел в земле сеньоров Арнольфини, в окрестных селах и городках ни Хосефы, ни Бьянки. Особенно упоминали Бьянку, которая была, как шептались люди, наполовину мужчиной, наполовину женщиной, что конечно же не могло быть ничем иным кроме как дьявольскими кознями.

Но и Бьянка исчезла.

И разве имеет к тому касательство разговор беловолосого старика и молодого антрополога из университета Лос-Анджелеса? Нет, конечно. Ведь все, что сказал старик после того, как на них с молодым человеком набросилась с визгливым лаем маленькая грязно-белая собачонка, было “Иногда собачка - не собачка. Иногда это мужчина… или женщина”.

И еще менее связано с этим то, что никто и никогда в Лос-Анджелесском университете не знал о студентке по имени Нативидад Рамирес. Ее не было в списках и никто никогда ее не видел. Ален же Шарп и Лоуренс Палмер пропали без вести, и никто так и не узнал, что с ними случилось.

***

“Мы способны на куда большее, чем просто тянуть лямку на отведенном нами пятачке земли. Такова наша природа. Природа людей. Лишь стоит избавиться от слабости считать, будто нам предначертано оставаться на отведенном судьбой пятачке и не стремиться ни к чему иному. Мы способны на многое…”

Сильная, привыкшая к мечу рука сжимает в горсти мокрый белый прибрежный песок, светлые глаза щурятся на склоняющееся за верхушки пальм солнце.

- Снова - в начале… - говорит он. И видит берег моря, и две идущие рядом, ближе, чем длина вытянутой руки, цепочки следов, уходящие вдаль по белому песку… Чьи это следы, откуда пришли и куда ушли оставившие их? Нет ответа у волн и у высоких, шумящих под морским бризом дерев. Пока… нет ответа.