Пропал Мозес. В этом не было ничего необычного, однако вместе с ним исчез недельный запас козьего сыра. Черити Одинго знала, что это означает. Ругаясь вслух, она со всех ног понеслась к загону для гепардов. Сухая желтая пыль облепляла босые ноги, пестрая юбка взметалась колоколом… Курицы заквохтали, выражая протест против вмешательства в их размеренную жизнь, свинья удивленно повернулась, похрюкала и вновь легла в грязь.

Черити пригнула голову, чтобы засохшие шипы акации не впились ей в кожу, но, завернув за угол жирафьего вольера, зацепилась за край сточного желоба. В двадцати ярдах от себя она приметила маленькую коричневую фигурку. Мальчик, застигнутый врасплох, пялился на мать и держал в руках пропавший из холодильника сыр.

— Мозес!

Молчание.

— Мозес Одинго! Что ты здесь делаешь?

Она прижала ребенка к груди. Сыр выпал из ладошек и шлепнулся в грязь.

— Прекрафная кофечка! — улыбнулся Мозес.

— Да, конечно, но лучше держись подальше от этой прекрасной кошечки и перестань, пожалуйста, воровать из холодильника!

— Но кофечка любит фыр.

— Нет, мой дорогой, изволь сказать «сыр»!

— Фыр.

— Напрягись еще чуть-чуть, и будет правильно.

— Фы-фы-фыр.

— Пожалуйста, перестань воровать сыр.

— Когда я даю ей фыр, она мяукает, — сказал Мозес, как будто это служило оправданием.

Черити выпустила сына из объятий. Гепарды любят сыр и готовы мурлыкать без перерыва. Мальчику разрешалось давать лакомство детенышу гепарда раз в неделю при условии, что он будет себя хорошо вести. Черити считала, что слишком частое общение с хищными животными пользы не приносит.

— Мо, не трогай клетку! Я знаю, звери кажутся дружелюбными — и они действительно дружелюбны, — но никто не знает, как они себя поведут. Они могут запросто укусить или поранить. Во всяком случае, Мбава способна цапнуть тебя в любой момент.

— Можно дать кофечке немного фыра, ефли ты рядом? — с надеждой в голосе спросил мальчик. — Ну, пожалуйфта!

Обычно вежливость склоняла чашу весов в его пользу.

— Не сегодня.

Мальчик надул губы. Черити взглянула на грязный кусок сыра, облепленный муравьями.

— Может быть, позднее.

— Ладно, — сказал Мозес удрученно. Чувствовалось, что он подавлен.

— Послушай, мне с Зембой нужна твоя помощь. Улыбка осветила его лицо.

— Можно мне понефти Фембу, мама?

— Конечно. Подожди снаружи, пока я ее вынесу. Черити посадила сына на пенек и открыла дверь вольера.

Воздух там был горячим и спертым. Едко пахло засохшей кровью и мочой.

Аппаратная связь уникомпа барахлила, но в конце концов Черити удалось опустить съемную перегородку, отделив детеныша от матери, что Мбаве понравиться не могло. Она зарычала, однако ничего поделать не могла — детеныш гепарда был уже эвакуирован через смотровую дверцу и тем самым как бы отдалился от матери сразу на полмили.

— Потише-потише, большой меховой клубок, твоя дочка скоро вернется.

Самка гепарда продолжала только рычать, поскольку ее положение трудно было назвать выигрышным. Детеныш извивался в руках у Черити и жалобно мяукал.

— Подожди минутку, Земба, — сказала Черити. Одной рукой ей было неудобно закрывать дверцу, потому что другой она придерживала детеныша, вцепившегося ей в плечо. Она вынесла Зембу на солнечный свет. Мозес вскочил и заплясал от радости.

— Позволь мне понести Зембу! Пожалуйста! Она любит, когда я ношу ее на руках.

Мальчик напрочь забыл, что не выговаривает «с», «з» и «ш».

— Конечно, конечно. Неси.

Черити осторожно сняла малышку с плеча и отдала Мозесу. Втянув когти, та прильнула к мальчику так, словно от него зависела ее жизнь. Земба выглядела, не в меру упитанной, и мальчика шатало под тяжестью маленького гепарда. Вместе они смотрелись как какой-то пятнистый и к тому же шагающий гриб-гигант.

Еще шесть недель назад Земба представляла из себя пушистый комочек, который взрослый человек мог накрыть ладонью; теперь она достигла размеров небольшой собаки. Мальчугану же было не до рассуждений — он ворковал над малышкой и гладил ее спину с длинной дымчатой шерсткой.

Черити наклонилась и подняла сыр, чтобы Мозес смог покормить любимую зверушку. Но для начала следовало отчистить его от песка и муравьев.

Между двумя старыми акациями был втиснут сборный домик, на крыше которого выстроились в ряд солнечные батареи. В принципе, он представлял собой деревянный каркас, обтянутый сморщенным от времени пластиковым покрытием. Стертая эмблема на двери гласила, что это владение зоологического факультета университета Гума. Мебель в домике изрядно обветшала, ибо частично была куплена на местном рынке, а частично привезена из Дар-эс-Салама. И то и другое произошло достаточно давно. Через окно на фасаде виднелось озеро Эяси, а из заднего окна на фоне вулкана Нгоро-Нгоро открывалась прекрасная панорама плодородной равнины национального парка Серенгети. Неподалеку располагалось и Олдувайское ущелье, всемирно известное открытыми в нем стоянками древних гоминидов. Только здесь Черити ощущала себя как бы в эпицентре Вселенной.

«Естественно, — подумала она, — отсюда в какую сторону ни глянь, горизонт отстоит на одном и том же расстоянии».

Она понимала, что это не так, но мысль об эпицентре была слишком привлекательной. В ста пятидесяти милях к северо-западу — озеро Виктория, а в ста двадцати пяти к северу, почти на самой границе — кипящий жизнью Найроби. Название страны на суахили звучало так: Ямхури я Муунгано ва Танзания; английская версия была короче — Объединенная республика Танзания, — однако теперь не употреблялась. В 2170 году Танзания и Кения объединились и стали зваться Кондоминиумом Гуамвези.

— Прекрасно, Мо, положи Зембу на стол.

Мальчику с трудом удалось отцепить меховой комок. Малышка расслабилась, когда он погладил ее по голове. У Мозеса был врожденный талант понимания диких животных, и это проявилось раньше, чем он стал говорить и даже ползать. Иногда его способности казались Черити сверхъестественными; в частности, москиты никогда не кусали его, дикие пчелы не жалили, а боязливые в других обстоятельствах пичуги садились ему на плечи и насвистывали свои песенки — конечно, если поблизости никого не было.