И эта сила постепенно придвинула молодых к воротам. А когда давление достигло пиковой стадии, Андрей сказал свое слово. Он был единственный, кто мог забить, и он это сделал. Он словно почувствовал, что надо идти в центр штрафной, и Хрипатый увидел его, дал на ход. Мяч влетел рядом с вратарем в дырявые бессеточные ворота.

Зэки не кричали, не прыгали; кто молча сплюнул, кто одобрительно посмотрел на него, отходя назад. Затем Андрея сбили в штрафной, и судья капитан Суровикин назначил пенальти. Андрей выполнил его очень четко, не оставив долговязому старлею, стоявшему в воротах охранников, никаких шансов.

Как ни старались молодые, но забить больше они не смогли. Игра так вничью и закончилась. Это было необычно, так как слишком разительной была разница в возрасте и физическом состоянии. Но Андрей убедился, что в футболе это, конечно, важные, но все же вторичные факторы. Главное – состояние духа. С этого начался перелом в настроениях всех зэков к этому занятию; появилось то, что и называют мотивацией.

…Андрей вспоминал тот первый матч и словно погружался в ту тягуче-угнетающую, мутно-давящую атмосферу лагерной жизни, вспоминал тяжкие подъемы по утрам, серую мглу в зарешеченном окне; утренний зябкий, неотвратимый холод; постоянный недосып, боли в животе и подташнивание от хронических запоров; угрюмую утреннюю ругань зэков, их грубые толчки и даже удары возле гальюнов… Но теперь он понимал, что та грубая мужская твердость, неколебимость, что появились в его характере после выхода из лагеря, после этой трехлетки мытарств, не появились бы без этой трудной школы. Он сумел выстоять, а потом сумел и победить.

Создание лагерной команды было для него также и шансом выжить, ибо защищало его от возможного случайного произвола. Понимая это, он вкладывал тогда в эту работу все силы души; и тот триумф, то удовлетворение в глазах начальника лагеря, которые можно было видеть после победы команды зэков над заводской командой Медногорска, игравшей по классу «Б», имевшей в составе двух камээсов, – это была его победа над собой, над обстоятельствами, над произволом судьбы, над близкой смертью от побоев. Созданная им команда зэков трудно, но выиграла, вырвала тот матч, и тогда и зэки, и начальство прониклись к нему, тонкому худощавому Французику, тем незаметным уважением, которое никак не выражается словами, но существует в душах и умах всех вовлеченных незримо и подспудно. Тот жесткий хлопок по его плечу самого Болта, вора в законе, его искрящиеся грубым смехом глаза многое сказали ему. Они все понимали, несмотря на свою грубость, неотесанность, жесткость, что без него ничего бы этого не было. Не было бы этого праздника в душах зэков от содеянного полноценного мужского дела – без поножовщины, без зуботычин, а также поднятых стволов охранников.

До самого последнего дня в колонии никто не трогал его: ни начальство, ни заключенные, ни охрана. Кто приказал, кто сказал – ему было неизвестно. Но теперь он знал, что доживет до освобождения. Вот тогда он впервые по настоящему почувствовал силу футбола, власть футбола; могучее таинство, заключенное в этой игре, которая по большому счету была вовсе не игрой, а некой метафорой войны, разновидностью ратного мужского дела…

Итак, невероятное произошло. Падин полностью одобрил поэтапный план, который ему представил Андрей. Теперь надо было разворачивать основное действие.

Андрей стал быстро набрасывать на планшете позицию за позицией (директор, ассистенты, поисковики, база и т. д.) Рассчитывать, прикидывать, что и как. Понемногу словно пелена рассеивалась впереди, уходили страх и тревога. Звенящей тугой волной в него входила уверенность.

– Михаил Георгиевич, здравствуйте!

Эти слова донеслись до сознания Берестова среди шума и толчеи торгового центра. Общий шум лежал фоном, но он разъединил этот микс одним легким усилием, услышав лишь то, что было ему нужно.

Перед ним стояла молодая женщина лет тридцати, среднего роста, с беспокойным, бегающим взглядом.

– Кто вы? Я вас не знаю. Хотя лицо мне ваше знакомо, – отвечал Михаил Георгиевич, напрягая память, но не находя в ее серверах нужного файла…

– Конечно, вы меня не знаете. Мы никогда тут с вами не встречались.

– Значит, мы встречались с вами… не тут?

Она рассмеялась.

– Очень похоже…

«Умница! – отметил он про себя. – Но о чем она?»

– А как вы меня нашли здесь? То есть в этом гвалте? Шпионили, да? Фотография моя у вас в сумочке? Да?

Он, улыбаясь, вглядывался в ее лицо. Какое-то недавно пережитое страдание отпечатало на нем свой след. «Клиническая смерть… – подумалось ему. – Что еще могло быть?»

– Я Вероника… Из Зауральска…

– Так. Очень хорошо… Но вы знаете… мне это ни о чем не говорит. Уж простите. Дайте вводную информацию.

– Я парашютистка…

Это было как удар по голове!.. Полтора месяца прошло после того сна… Вот теперь он все понял! Конечно же, он должен был догадаться, что она найдет его. Она не могла быть ординарным человеком. Но как она нашла его? Даже он – ясновидящий, маг, посвященный – этого не предусмотрел…

И вот надо же – спустя полтора месяца он вдруг увидел эту женщину перед собой! Конечно, ее непросто было узнать. Ведь то был сон, а это явь. Реальное лицо выражало множество оттенков; прическа была иная – волосы собраны сзади в пучок. И только глаза были знакомы…

Она глядела на него пристально, в упор. Он понял, что она все это время ждала встречи с ним и думала о ней. Потому она была так взволнована. Но как все же она его узнала? Что она видела? Он был не здесь, но она-то – в физической реальности!

– Да… – наконец промолвил он. – Вы парашютистка. Но ведь вы больше не прыгаете?

– Ой, конечно! Мне хватило впечатлений! Это был такой ужас, такой…

У нее на глаза выступили слезы. Вдруг она вцепилась в его рукав:

– Но скажите, скажите: как вы это сделали? Как такое можно сделать? Кто вы? Ведь это вы сделали – я точно знаю!

Михаил Георгиевич молчал и размышлял. Это был непростой случай. Она приехала только ради встречи с ним, это понятно.

– Вас зовут, кажется, Вера? Так в блоге у парня было…

– Вероника.

– Пардон… Давайте, Вероника, отойдем в тихое место. Посидим, поговорим.

– Давайте. Давайте! – с радостью согласилась она. – Мне очень хотелось поговорить с вами, Михаил Георгиевич! Я ради этого и приехала, если честно…

Через десять минут они уже сидели в полумраке кафе. В белом фарфоровом чайнике заваривался китайский чай молочный улун.

– Я приехала четыре дня назад. У моего мужа в Москве живет сестра. Я у нее остановилась. Я потратила четыре дня, чтобы найти вас.

– Постойте… Но как вы поняли… Что вы видели, ну, когда летели вниз?

– Я вдруг увидела ваше лицо… рядом. Вы смотрели очень добрыми глазами.

– Лицо… А все остальное? Тело мое видели?

– Нет, я видела только лицо. Совсем близко.

– И оно не было прозрачным? Оно было такое, как у всех людей?

– Ну да… То есть… Может, и не такое. Может, цвет его был…

– Какой?

– Да какой-то… без цвета лицо. Да, без цвета.

– А волосы… Волосы на ветру колыхались?

И вот тут она в ужасе поглядела на него. И прошептала:

– Нет… Они не шевелились. Не было ветра. Боже! Но меня это тогда не удивило. Словно я сама спала…

– Что не исключено. А как вы меня-то нашли? Ну, положим, лицо запомнили… А дальше?

– Все просто… Я поняла, что надо искать среди магов. Тех, кто в «Битвах экстрасенсов» участвует…

– Я не участвую…

– Я просмотрела портфолио всех. Там был один целитель… И вдруг на одной из фотографий я увидела вас. Вы стояли с ним рядом.

Берестов так и хлопнул себя по коленям:

– Надо же! Один-единственный раз снялся на конгрессе народных целителей. И на тебе! Это был Пиоро. Ростислав Пиоро. Он неплохой, кстати, психолог.