Мы двинулись вдоль общаги к спасительному проёму, но когда та закончилась, он повернул и потянул меня за угол, в узкий проход между железобетонным забором и зданием. Я дёрнулся.

— Не рыпайся, а то пришью, — сказал он, и я увидел у своего носа блеснувший в свете окон нож. — Сюда.

Мы зашли под козырёк и спустились по ступенькам к двери запертой котельной.

— Штаны снимай. И побыстрее, — добавил он, заметив мою заминку. — Спиной ко мне.

Я развернулся и трясущимися руками с зажатым в них пакетом стал расстёгивать брюки.

— Поднимись на ступеньку.

Он нагнул меня, и, чтобы не упасть, я упёрся руками в ступени. Смачно харкнув, он прижал влажную ладонь к моей промежности и сходу вогнал в меня средний палец, а чтобы я не закричал, наклонился и зажал мне рот.

— Пикнешь — прирежу.

Из глаз побежали слёзы, а он резким толчком уже вошёл в меня. Боль пронзила тело, но, поражённый происходящим, я ощущал её словно со стороны, не во всей полноте, как не сразу ощущаешь боль от мгновенного пореза.

— Ты посмотри, а я ведь не ошибся. Я вас, петушков, давно заприметил, ходите чуть ли не в обнимку. Да расслабься ты, я быстро кончу.

Перед лицом лежала половинка кирпича, и единственное, о чём я думал, накрыв её ладонью, — успею или нет?

Ощутив, как он напрягся и задёргался, кончая, я подался вперёд, соскакивая с члена, и с разворота ударил кирпичом, а затем, путаясь в штанах, бросился по ступеням вверх.

— Ах ты ж сука! — Видимо, я угодил ему в плечо, а не в голову, как планировал, но ему всё равно досталось. — Пидор ёбаный!

Я бросился к проёму в заборе, выскочил на дорогу, оглянулся. Он бежал за мной. До моего дома было дальше, и я свернул к дому Коли. Мне показалось, что в освещённом дворе кто-то гуляет.

— Помогите! — крикнул я, споткнулся и упал на четвереньки.

В страхе оглянулся, но за спиной никого не было. Видимо, мой крик спугнул его. Я пролез в дыру в заборе и оказался у себя во дворе. На дрожащих ногах подошёл к подъезду и в свете лампочки осмотрел себя. Штаны на коленях были разорваны, левая ладонь содрана в кровь, но боли я ещё не чувствовал; правую спас пакет, что тоже теперь был разодран.

Я поднялся на второй этаж и вошёл в квартиру.

— Ян? Что-то ты долго, тебя только за смертью посылать.

Не зажигая в коридоре свет, я разулся и скользнул в ванную комнату. Кое-как стянул одежду, забрался в ванну и включил душ.

Я сидел под горячей водой, а меня продолжало колотить, руки и ноги тряслись. Колени тоже были содраны и кровоточили.

— Мама, — прошептал я, испугавшись, что вновь потерял от страха и потрясения голос.

— Ян, ты купаешься? Только недолго, а то я тебе уже суп налила.

Я привстал на корточки и напрягся, стараясь выдавить из себя сперму, что ещё могла остаться внутри; кривясь от отвращения, тщательно подмылся и выключил воду. Осторожно вылез из ванной и вытерся полотенцем. Зеркало запотело, но меньше всего на свете мне сейчас хотелось видеть себя, свои глаза.

Достал из корзины с грязным бельём мятые шорты с футболкой и надел, а брюки и трусы взял с собой, чтобы потом сжечь. Тихонько открыл защёлку и проскользнул сначала в коридор, а затем в свою комнату. Затолкал брюки и трусы под кровать, переоделся в чистое.

— Ян, ну где ты там? Суп стынет.

Преодолевая чудовищное сопротивление, я встал и, сделав несколько самых тяжёлых в своей жизни шагов, оказался в ярком электрическом свете кухни. Застыл в дверном проёме. Мама обернулась и посмотрела на меня.

— Мам, я упал, — сказал я и почувствовал, как из глаз неудержимо полились слёзы.

Губы дрожали и кривились. Я сжал зубы, чтобы не разрыдаться.

— Ничего себе, — сказала она, разглядывая стёсанные коленки и ладонь. — Молодец, что сразу промыл. Где это ты так?

— Да здесь, на повороте, решил пробежаться, а там темень, и споткнулся. Штаны порвал.

— Ну и чёрт с ними.

— А в чём я завтра в школу пойду? У меня других нет, остальные вообще не налезают.

— Останься дома, куда тебе с такими коленями.

— Хорошо, — вздохнул я с облегчением.

Я не представлял, как бы пошёл завтра в школу, где бы вновь пришлось делать вид, что ничего не произошло. Сил на это у меня уже не осталось.

Я сел за стол, посмотрел на суп и понял, что не смогу его сейчас съесть, иначе меня вырвет.

— Мам, можно я спать, а суп завтра съем?

— Ладно, иди, — сказала она и погладила меня по плечу.

Я залез под одеяло и выключил свет. Прислушался к себе. В груди всё ещё что-то подрагивало от пережитого напряжения.

Я сразу ощутил его присутствие, он стоял у кровати. Я сел, протянул руку и стиснул холодные пальцы.

— Обними меня.

Он встал на жалобно заскрипевшую кровать, а затем сел позади меня и заключил в объятия. Его холод проникал в меня, или моя боль в него, но, когда мы слились и стали одним, я открыл рот и беззвучно закричал в непроглядную тьму.

*

— Слышь, пацан!

Я остановился. Он отбросил окурок и подошёл.

— Ты чего тут ходишь? Живёшь рядом?

— Да.

— О! А я думал, ты немой. Пойдём провожу.

Он потянул меня за угол, и я повернул. Он приостановился, всматриваясь в меня.

— Ты чего такой покладистый?

— Выеби меня.

Он вытаращился и сглотнул.

— Это я и собираюсь сделать. Давай сюда.

Я заспешил по ступенькам, быстро присел и поднял кирпич.

— Ты ведь не будешь кричать? — спросил он, спускаясь.

— Нет.

— Я так и думал. Стань повыше, штаны снимай.

Я сделал вид, что расстёгиваю брюки. Он завозился со своими. Тогда я развернулся и со всего маху ударил углом кирпича точно в висок.

Он рухнул, как подкошенный, не издав ни звука. Я пошарил по карманам, нашёл нож и одним движением перерезал ему глотку.

На огороде под кустом смородины я выкопал ямку и похоронил кирпич, а нож оставил. У него была интересная разноцветная наборная рукоять.

Я прогулял школу, сказав маме, что у меня живот разболелся, и весь день из-за шторки наблюдал за работой милиционеров. Они обходили квартиры, звонили и к нам, но я не открыл.

Вечером за мной зашёл Коля. Мы забрались на старую грушу, что росла на повороте к дому.

— Прикинь, там мужика убили.

— Да, я слышал, они тут весь день рыщут.