— У тебя получится, я знаю.
— Что ты можешь знать, тебе только десять лет.
— Не считай себя самым умным на свете!
Я отжался от пола, сел, расплетая ноги, затем лег на спину.
«Надо мной небо, оторваться от земли, улететь ввысь, ощутить легкость и свободу».
Во дворе за столом сидели Марк и Женька. Марк смеялся, а Женька ожесточённо тасовал колоду карт.
Я вернулся, тело было лёгким, послушным и полным энергии. Выглянул в открытое окно.
— Музыку включить?
— Кино или Алису, — крикнул обрадованный моему появлению Женька.
Я глянул на Марка, он тоже смотрел на меня и улыбался. Выставив на подоконник магнитофон, я врубил Кино.
«Ты должен быть сильным.
Ты должен уметь сказать:
„Руки прочь, прочь от меня!“
Ты должен быть сильным,
Иначе зачем тебе быть?
Что будут стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу
И думаешь: плыть или не плыть?
Мама, мы все тяжело больны,
Мама, я знаю, мы все сошли с ума!
Все тяжело больны,
Мама, я знаю, мы все сошли с ума!»
По ступенькам со второго этажа вниз, через прохладный подъезд, в раскалённый от летнего зноя воздух двора.
— Ну сколько можно тебя ждать, — бурчал довольный, что я всё-таки вышел, Женька. — В тысячу?
— В тысячу, — хором ответили мы, и Женька извлёк из кармана листок бумаги и ручку.
— Я уже всё расчертил. — Во главе каждого столбика для очков, как обычно, стояло: Я, Ты, Он. Ведь имена излишни. — Так, третьим глазом карты не подсматривать, а то я так играть не буду, — заявил Женька, раздавая карты.
— А когда я подсматривал? — возмутился я.
— Да постоянно, иначе бы всё время не выигрывал. Я ведь чую, когда ты насквозь смотришь, и выражение глаз у тебя меняется. Моими глазами тоже не смотреть, сразу в лоб получишь.
— Ты хоть сам карты не свети, — сказал Марк.
— А ты не заглядывай!
— Ладно, поехали, Марк на сотне, я говорю, ну, четыреста.
— Чёрт, опять у него четыре туза и червовая хвалёнка. Я так не играю, мухлёвщик!
— Да ты же сам карты раздавал!
— Ага, а ты мог моими руками управлять, знаю я тебя!
— Да ладно тебе, четыреста двадцать, и скидывайте карты, всё моё.
— Да-а, остались мы с жопами, — задумчиво сказал Марк, собирая карты для раздачи.
— На озеро поедем?
— Как доиграем, а там ещё срежемся.
Не прошло и двадцати минут, как я выиграл, и мы, прыгнув на велосипеды, помчали на озеро.
Людей было очень много.
— Наше место не заняли? Что-то я его отсюда не вижу.
Мы стояли на высокой дамбе, что отходила от дороги.
— Ясное дело, я ведь на него защитку невидимости поставил, чтобы не занял никто.
— Вот, хоть какая-то польза от твоей йоги есть, а в карты ты всё равно нас дуришь.
— Слабо съехать с дамбы на велике?
— Я что, дурак? — спросил Женька.
Я сел на велосипед, выставил педаль на тормоз и перевалился через край. Главное, сильно не тормозить, чтобы не занесло заднее колесо, а то тогда костей точно не соберёшь. Колесо, повизгивая, заскользило по гладким бетонным плитам. Я немного отпустил, и сразу резко возросла скорость, опять притормозил, но всё-таки сильно врезался в землю. Нажал на тормоз, и меня занесло, развернув лицом к дамбе. За спиной оседала туча поднятой пыли.
Вверху собирался съезжать Марк.
— Скажи ему, чтобы по ступенькам шёл, — крикнул Женька.
Я смотрел на Марка, а он на меня. Опасность в крови. «Он не упадёт, — решил я, — не упадёт». Марк поехал, всем небольшим весом давя на педаль. Громыхая, пролетел мимо и чуть не влетел в озеро. По железным ступенькам, с трудом удерживая рвущийся из рук велосипед, спускался Женька и тихо матерился.
— Вы меня до инфаркта доведёте, идиоты, — сказал он, пройдя мимо со злым лицом и глядя в сторону.
Мы поставили велосипеды в тени деревьев, разделись и с разбега прыгнули в воду.
— Ну что, поплывём сегодня на тот берег? — спросил я. — Вода тёплая.
— Я нет, я тогда еле доплыл, потом опять вокруг озера по берегу возвращаться. Не хочу, — сказал Женька.
— Я тоже не поплыву, я устаю сильно.
— А я сплаваю.
Я отплывал от берега и оглядывался на играющих друзей. Они удалялись, словно навсегда. «Что разрывает меня изнутри?» Доплыв до середины, я лёг на спину, чтобы отдохнуть. Набрал побольше воздуха и вытянул за голову руки. В груди бухало сердце. «Вода, вода, прими моё тело в себя, унеси все тревоги, омой изнутри». Возникло ощущение, что вода проникает в тело, наполняет его. Тело охватила паника, ему показалось, что оно тонет, но я расслабился и позволил воде заполнить его. Всё негативное ушло. Я поплыл дальше. Выйдя на другой берег, стал искать взглядом Марка, но было слишком далеко. Потом я увидел, как кто-то машет рукой. Учитывая светлые волосы и синие плавки, я подумал, что это он, и помахал в ответ. Согрелся и поплыл обратно. Выбрался на берег и плюхнулся на покрывало между мальчишками. Они заверещали, так как уже раскалились на солнце.
— Какие вы огненные.
— Лягуха, — сказал Марк и лёг животом мне на спину. — Какой кайф! Вверху горячо, а внизу холодно.
— И я хочу! — сказал Женька.
— Иди на фиг, — ответил я, — мне и Марка хватает, он хоть лёгкий, а такой кабан, как ты, меня раздавит.
— Ну, ляг ты на меня.
Мы с Марком засмеялись, одновременно представив эту картину. От смеха он не удержался и свалился на землю.
Я перевернулся на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Тут же с двух сторон меня стали щекотать травинками. Я стойко держался целую минуту, а потом гонялся и раздавал пинки всяким паразитам.
Мы играли в карты, когда подошла и, расстелив рядом полотенце, села незнакомая девочка. Я заметил, что она наблюдает за нами. Она поймала мой взгляд и, улыбнувшись, спросила:
— Можно с вами поиграть?
— Можно, — сказал я и подвинулся. — Марк, расскажи человеку, как играть в тысячу.
Марк объяснял правила, а я рассматривал девочку — примерно нашего с Женькой возраста, — Марка, перебивающего и вставляющего фразы Женьку. Что-то странное было в происходящем, словно нереальное. Возникло ощущение, что ещё немного, и реальность мира прорвётся, обнажая скрытые глубины наблюдаемых, как на экране кинотеатра, картинок жизни.
Девочка вновь ощутила мой взгляд и посмотрела на меня.
— Как тебя зовут?
— Ливила.
— А меня Саша или Альтиа, это Марк, а это Женя.
— Очень приятно.
Игра началась…
Опустив голову на руки, я сидел за столом в тёмной комнате у распахнутого в ночь окна. Рядом тихо пел Цой:
«…наше время пришло, те, кто молчал, перестали молчать.
Те, кому нечего ждать, отправляются в путь, их не догнать, уже не догнать.
А тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь.
Тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь…»