Он снова долго молчал, видимо, подбирал верные слова, чтобы максимально точно передать свои мысли на этот счёт… и он их подобрал.

— Ты вздорная и глупая девчонка, и я не позволю тебе погибнуть по собственной глупости.

Судя по двойному упоминанию моих невысоких умственных способностей, Кайлеан был вне себя. Раньше он не позволял себе подобного тона… впрочем, должно быть, раньше он не знал отказов. Он сам говорил, что все в обморок падали, стоило ему бровью повести.

Я понимала, насколько он выбит из колеи непривычным отношением к его пожеланиям, но всё равно разозлилась тоже.

Что ж, раз наши отношения перешли на ту ступень, где люди начинают мериться уровнем IQ, пришла пора Кайлеану Георгиевичу узнать правду о красной нити у меня на запястье. Пусть осознает, что его тяга ко мне искусственного происхождения… и пусть не воображает, что знает всё на свете.

Но не успела я высказать язвительные мысли вслух, как вдруг увидала, как Кайлеан поставил ладони с растопыренными пальцами перед собой. В пространстве, ограниченном ладонями, постепенно сгущалась лиловая дымка.

Он перестал смотреть мне в глаза и в этом мне почудилось недоброе.

— Что ты делаешь?

— Что должен. — Сдвинув брови, Кайлеан продолжал формировать из дымки шар. — Ты останешься здесь.

Я вдруг ясно увидела, что через несколько мгновений превращусь в безвольную куклу. Послушно пойду под венец, послушно заменю на троне Аннмории тётку, послушно проведу первую брачную ночь и все последующие ночи. Буду исправно рожать Его Высочеству… уже Величеству… наследников… и всю жизнь проведу в сладком сиреневом сиропе, не помня своей истинной натуры. А Кайлеан, убедив себя, что действует во благо, в глубине души будет осознавать неправедность своих поступков. Нечистая совесть не даст ему покоя и, возможно, от душевного разлада он станет для подданных гораздо более жестоким правителем, чем королева Илгалея.

— Знаешь, почему я не приняла помощь со стороны? — Мой голос зазвенел от напряжения. — Знаешь, почему могла уйти, но не ушла? — Движения его рук немного замедлились — он слушал, но по-прежнему не поднимал глаз. — Потому что мне важно понять, кто ты на самом деле и чего стоят твои слова. Все эти поцелуи… приступы страсти… кипящая лава… всё это чепуха… розочки на торте, как ты говоришь. — Лиловая дымка перестала темнеть, Кайлеан замер. — Помнится тогда, в библиотеке, когда все были покорны твоей воле, ты уверял, что меня это не коснётся… а теперь… посмотри на себя! Вот он, момент истины, и я рада, что знаю правду… пусть даже это последняя правда в моей сознательной жизни!

Он не шевельнулся и я продолжила — уже другим тоном.

— Послушай… Мы ведь помогали друг другу — там, в «кармане бога»… и кажется, даже дружили… я ничего не забыла. Ты вытащил меня сначала из тела кошки, потом из той ловушки, куда мы оба угодили… Я, быть может, сделала для тебя меньше, но тоже помогала как могла… Мы были близки, как могут быть близки две одинокие души… Скажи, куда всё ушло?

Кайлеан уставился на меня потемневшими, почти чёрными глазами и не двигался. Я прямо видела двух крошечных персонажей на его плечах. Красная фигурка на левом плече приплясывала, размахивая трезубцем, и советовала: «Возьми её, возьми, возьми, заполучи любой ценой, тебе же хочется эту игрушку! Поступай так, как ты привык!» А некто в белом на другом плече… я просто верила в его присутствие.

Наконец, Кайлеан отмер и, издав нечленораздельное рычание, запустил лиловым шаром в меня — запустил вкось, шар прошёл мимо и разбился о стену позади. Потом он бомбардировал несчастную стену ещё и ещё, при этом рычал и ругался как последний сапожник… как древнеегипетский последний сапожник. Сгустки опасной материи проносились в миллиметре от моей головы, но ни один не задел.

Когда поток ругательств и лиловой дряни иссяк, Кайлеан прошагал туда-сюда по офису, рухнул на стул и указал на стул напротив:

— Данимира, сядь.

Я села, сложив руки на коленях. Поджилки у меня всё ещё тряслись, но гроза, похоже, миновала.

Мы помолчали, глядя друг на друга.

— Спасибо, — тихо произнесла я, — за то, что не лишил меня свободы.

Он ещё помолчал, потом как-то безнадёжно махнул рукой:

— Пройденный этап.

Пока я осмысливала его признание, Кайлеан заговорил. Плотину прорвало, ночь невероятных откровений ещё не закончилась.

— Один раз уже пробовал. Тогда, на той убогой кухне. Помнишь, мы поссорились из-за Чудовища?

Я смогла только кивнуть.

— Тогда я прикоснулся к тебе… и вдруг решил: «Да в самом деле, почему бы нет?»… И велел поцеловать меня. Мне захотелось, чтобы ты сделала это сама… первая. Ты подчинилась… не волнуйся, долго это не продлилось. Я сразу ощутил, что тебя так и не получил. Ушло что-то важное, необходимое… меня целовала не ты, а механическая кукла. Я никогда не отступаю от своих решений, а тут оставил эту затею. Хотя хотел подчинить тебя сразу, как только увидел в человеческом обличье.

— Почему?

— А ты как думаешь? Здоровому взрослому мужчине, запертому в тюремной камере, судьба вдруг посылает такой подарок — красивую девушку… к тому же голую… к тому же, так похожую на ту, что я винил в своих бедах… к своим врагам я жалости не знаю. Мне, знаешь ли, было бы весьма удобно иметь в распоряжении послушную и готовую на всё барышню. Это значительно скрасило бы моё заключение. Ты лежала передо мной такая беззащитная, такая соблазнительная… Стоило мне захотеть, и ты никогда не пришла бы в себя и никогда ничего не узнала. Впрочем, я хотел. О, ещё как хотел! Все три дня, пока ты была в беспамятстве, я боролся с собой…

— И что же тебя остановило? — чувствуя, как кривится рот, спросила я.

— Удивительно… твоя сварливая старушонка, ехидная Данимира Андреевна спасла тебя. Вначале она раздражала, потом казалась забавной… в конце концов я признал в ней личность. Что за девчонка скрылась за старухой, гадал я. Мне стало любопытно… и я тебя не тронул. А потом… Потом ты открыла свои удивительные глаза, сказала «Привет», улыбнулась… и что-то со мной произошло…

Он замолчал, вспоминая с болезненной гримасой.

— Так ты поэтому начал шипеть и отчитывать меня как нашкодившую кошку?

Плотина продолжала низвергаться.

— Я был зол. Ты просто улыбнулась, а я будто начал падать с большой высоты и всё никак не мог упасть. Я чуть не рехнулся в этом «кармане бога»! Мы могли выбраться оттуда гораздо быстрее, но у меня половина восстановленной энергии уходила на подавление желания. Я сто раз воображал, как будет славно метнуть лиловый шар и стащить наконец с тебя эти чёртовы клетчатые брючки в обтяжку, в которых ты искушала меня ежедневно…

— Я и не думала… — пролепетала я.

— Конечно, не думала. Ты играла в свои невинные девчонские игры… а я терпел. Только в начале чуть не сорвался, тогда на кухне. Но остановился, потому что захотел чего-то настоящего… того, что происходит между обычными людьми… об этом я ведь только слышал, но сам никогда не испытывал. Желание настоящего подобно стальному канату удерживало меня на краю. Мучило, но удерживало. Ты получила надо мною необъяснимую власть…

Пора, поняла я, набрала побольше воздуха и мрачно сказала:

— Объяснимую.

Кайлеан насторожился, взгляд его сделался внимательным.

— Я виновата перед тобой и должна просить прощения. Давно надо было рассказать, но я боялась.

— А теперь не боишься?

— И теперь побаиваюсь, — призналась я. — Но верю, что ты сильный. Сильный не обижает тех, кто слабее его.

Он усмехнулся:

— С некоторых пор не уверен, что ты слабее.

Я положила на стол руку, потянула за кончик красной нити и шепнула: «Ступай…». Нить помедлила, как бы давая мне время передумать, затем соскользнула с запястья. Как только контакт с кожей был прерван, часть пентаграммы перестала притворяться невинной шерстяной ниточкой. Она засветилась огненно и на стол улеглась в виде замысловатой руны.

Кайлеан уставился на огненный вензель.