Как-то он это произнёс — «всему своё время» — таким странным тоном… моё сердце вдруг сжалось от дурного предчувствия… Я хотела было возразить, но он вдруг произнёс несвойственным ему просительным тоном:

— Пожалуйста… прошу… сделай, как я говорю… выкинь из головы всё, кроме завтрашнего события. Сделай это.

— Из-за твоих недомолвок я скоро начну опасаться твоего бала, — сказала я в сердцах. — Скажи, откуда это ощущение грядущих пакостей?

Он отвёл глаза в сторону.

— Ты не приготовил мне какого-нибудь странного сюрприза на балу?

Мне казалось, что я попала в точку. Но он вдруг явно расслабился и с готовностью ответил:

— Нет-нет, только радость, только наслаждение!

И я сдалась. Поскольку отчётливо увидела, что это именно тот случай, когда следует «расслабиться и получить удовольствие». Прошибить стену под названием «Его Высочество лучше знает, что надо Дане Шергиной» мне оказалось не под силу.

— Ладно. Но после… готовьтесь дать мне полный отчёт, Кайлеан Георгиевич.

— Договорились. — Кайлеан сопроводил своё согласие несколько кривоватой полуулыбкой.

Одним махом он осушил свою чашку и встал из-за стола. Я тоже встала и положила руку на его предплечье.

— Спасибо за розы, — сказала я.

Он пробормотал: «Прости за вчерашнее», быстро погладил мою ладонь и стремительно ретировался в лифт.

— Р-р-р-р! — сказала я закрывшейся двери. — Скользкий, скользкий Кайлеан Георгиевич!

Наконец наступило утро того самого дня; взошло солнце и лихорадка зажглась в моей крови. Время «Ч» неумолимо приближалось.

Платье обещали доставить за несколько часов до бала, вместе с ним должна была явиться некая Элломиана, призванная придать моей внешности соответствующий блеск. Маэстро Лампль кроличьей головой поручился перед Его Высочеством за вкус и мастерство своей протеже. В томительном ожидании я слонялась по Башне — от зеркала к зеркалу — и поминутно меняла суждение о предстоящем событии. То я ужасалась беспечности, с которой согласилась предстать перед всем королевским двором в качестве спутницы принца, то вдруг чувство строптивого авантюризма наполняло мою душу, как газ наполняет смятую оболочку воздушного шара. Тогда дух мой взмывал высоко и с высоты птичьего полёта я твердила в сотый раз: «Этот вечер — для меня и Кайлеана. А люди пусть думают что хотят».

К обеду вернулся Кайлеан, покинувший Башню чуть ли не на рассвете, он усадил меня за стол и заставил что-то съесть.

Я жевала, не ощущая вкуса.

— Всё-таки нервничаешь?

Я ответила классической формулировкой:

— Я не трус, но я боюсь.

— Ты будешь со мной, — сказал он просто, будто это обстоятельство отодвигало все другие в сторону. — И потом, — оживился он, — скоро доставят твои вещи. Когда преобразишься, тогда и почувствуешь себя готовой. Уж я-то знаю — можно сказать, завсегдатай, посещал балы с младенчества.

— Подгузник со стразами и вышитые пелёнки?

— Я не возражал… говорят. Очевидно, тогда я был записным франтом.

Меня вдруг осенило, что до сих пор я не поинтересовалась одним существенным обстоятельством.

— Ну-у-у… пожалуй, с тех пор ты уже слегка подрос и не влезешь в старые пелёнки… В чём же ты будешь сегодня? — От любопытства я даже подалась вперёд.

— Смокинг, — буднично сказал Кайлеан. — Чёрный. Брюки чёрные, рубашка белая… Ты разочарована?

— Смокинг, оно, конечно, хорошо. — Я откинулась назад. — Но как-то… при всём уважении… смокинг — это же просто чёрный пиджак…

— Просто чёрный пиджак? А портной обещал, что это будет произведение искусства. Вот и верь после этого людям… Хм-м… но чего ты ожидала?

— Чего-нибудь такого… экзотического… вроде шкуры за плечами. Или клетчатой юбки с белыми гольфами и музыкальным бурдюком наперевес.

— Юбка и гольфы? — Кайлеан усмехнулся. — О, как я ошибся… Тебе можно доверить дракона, с жестокостью у тебя всё в порядке.

Я смерила его задумчивым взглядом.

— Пожалуй, я разрешила бы оставить пиджак… Пиджак с юбкой, очень миленько смотрится, видела в каком-то фильме. Так у тебя нет в роду шотландцев?

— Гиллейн — ирландская фамилия. Потом, конечно, намешалось всего, в наших жилах течёт этнический коктейль, однако известно, что в основе династии Карагиллейнов лежит брак ирландца и француженки.

— Минуточку! Предок ирландец! Тогда твой смокинг должен быть зелёным. В петлице клевер с четырьмя лепестками. И зелёный цилиндр как у лепрекона.

Кайлеан демонстративно поёжился:

— Пожалуй, теперь я доверил бы тебе целый драконятник… маленький, правда.

— Почему это маленький? Обрати внимание, на сцене вновь появляются белые гольфы — к зелёным башмакам с пряжками.

— Ха! Представь… я медленно, медленно натягиваю белый гольф… и начинаю горько плакать. Тут ты меня сразу жалеешь и соглашаешься на обычный костюм со смокингом. Всё просто.

Я надулась.

— Не факт. Вовсе не такая я уж мягкосердечная.

— Такая, такая…

В том же духе мы перебрасывались словами ещё долго, пока наша шутливая пикировка не была прервана — лицо у Кайлеана вдруг сделалось отрешённое, он сообщил, что сейчас прибудет мой бальный наряд.

…Элломиана оказалась энергичной красоткой лет двадцати пяти, её наружность показалась мне смутно знакомой. Лишь присмотревшись, я вдруг вспомнила лица трёх девушек в мастерской маэстро Лампля, уловила фамильное сходство и поняла, что это одна из дочерей маэстро, судя по возрасту, скорей всего старшая. В присутствии Элломианы Лампль всё встало на свои места — она решительно тряхнула каштановыми волосами, объявила Его Высочеству, что время не ждёт, и немедленно утащила меня наверх, где на кресле уже высилась груда таинственных коробок.

Я быстро огляделась. Дрю была одна, Лемюэль должен был прятаться под ванной. Вчера мы с Дрю решили, что шкаф — недостаточно надёжное убежище в момент подготовки к балу, мало ли что и кому может понадобиться.

— Итак, приступим! — Элломиана усадила меня перед зеркалом, распустила мои волосы, подхватила их, подняла наверх, потом опустила, взвесила… — Укоротить не хотите? Кардинально?

Я поморгала.

— Э-э-э… Я сейчас не готова принять взвешенное решение… что-то голова не работает… знаете, я вдруг начала волноваться… раньше — нет, а сейчас — да…

— Ну разумеется! — вскричала Элломиана. — Так и должно быть! Ещё не хватало, чтобы вы шли на королевский бал ничуточки не волнуясь! Не меньше ста балов должно пройти, прежде чем вы сможете заявиться туда с холодным сердцем. Но тогда уже и по балам ходить не имеет смысла, лучше посидеть дома у камина с чашечкой какао.

Её слова возымели прямо противоположное действие. Волнение, получив одобрение извне, немедленно улеглось и затаилось.

— Впрочем, поступайте так, как считаете нужным, — отважно сказала я.

Элломиана в зеркале хмурилась.

— Нет, — пробормотала она, — пожалуй, я погорячилась… Вам очень пойдёт короткая стрижка, такая, знаете, с максимально открытым затылком, чтобы продемонстрировать потрясающую шею и божественную линию плеч… и ведь платье подходящее… ах, если бы вы принадлежали сами себе, мы бы славно поэкспериментировали… но, боюсь, меня испепелят на месте. Мужчины вечно умудряются создать фетиш из женской внешности и яростно противятся изменениям… как это мешает творить! — закончила она с чувством.

Конечно, меня не могли не порадовать лестные высказывания о «потрясающей шее» и «божественной линии плеч» (хотя мелькнуло подозрение, что лесть — такой же рабочий инструмент стилиста, как кисть и палетка с тенями). Но в то же время в речи Элломианы содержался недвусмысленный намёк на то, что меня считают собственностью младшего принца, который вправе решать, стричься мне или нет. Допустим, я и сама иногда замечала соответствующие признаки, но досадно было обнаружить, что окружающие в том ничуть не сомневаются. Я открыла рот, чтобы сказать всё, что я думаю по этому поводу, потом снова закрыла. Молчание — золото, как учит народная мудрость, и я решила последовать этому совету. После бала я получу известия от родных, они тоже узнают, где я. Если Кайлеан будет по-прежнему тянуть резину, отец сам придёт и заберёт меня домой, даже если всё адское измерение встанет на его пути. Вот так, а люди снова пусть думают, что хотят.