— Не имеешь ли ты в виду те снимки для «Ведьмополитена»? — невинно спросил Риддл.
— Не знал, что вы почитываете женские журнальчики, сэр, — ощетинился Гарри.
— Это была сенсация, — пожал плечами Риддл.
— Она подкараулила меня в квиддичной раздевалке, потом продала снимки «Ведьмополитену», — щеки полыхали, но Гарри твердо смотрел прямо перед собой. — Вот цена гриффиндорской наивности. Мало кто поверил, что я был против публикации.
Тогда вышел знатный скандал. Гарри удалось добиться отзыва выпуска, но все уже всё увидели: только слепой пропустил снимок Национального героя, потного после игры, в одних штанах. На двигающейся колдографии он стягивал с себя мокрую футболку.
Миссис Уизли еще с месяц краснела при встрече с ним.
Гарри вдруг чертовски надоело это заседание. Хотелось встать и уйти отсюда куда-нибудь на свежий воздух или в другую вселенную.
К счастью, выступавший докладчик оказался последним, и Риддл, поблагодарив всех, поспешил закончить эту бесполезную встречу.
— Иногда мне жаль, что мы живём в цивилизованном обществе, — произнес Риддл, когда они возвращались в его кабинет. Гарри с удивлением повернул к нему голову и почувствовал, как внутри похолодело: в глазах Риддла мелькнуло красным что-то зловещее.
— Жаль? — переспросил Гарри.
— Естественно. Тебе никогда не хотелось пойти наперекор давно устаревшим устоям? Переделать всё на новый лад? Вместо этого все привыкли жить, как диктует общество, не задумываясь о том, что можно что-то изменить.
— Я каждый день думаю о том, чтобы что-то изменить, — ответил Гарри, приноровившись к скорому размашистому шагу Риддла. — Но у меня и мысли не возникает воспринимать цивилизованное общество как препятствие.
— Ты же сам видел бесполезность сегодняшней встречи, — Риддл бросил на него короткий раздраженный взгляд. — Почтенный сэр Генрих Макмиллан проспал все заседание, и делом цивилизованного и благовоспитанного волшебника является тактично не замечать этого, списывая на престарелый возраст. И знаешь, сколько таких, не выполняющих свои обязанности, как Макмиллан, в Министерстве?
— Почему бы вам не отправить сэра Генриха на пенсию? — Гарри осмотрел прибывший лифт и, сочтя его безопасным, пропустил Риддла вперед.
— О, мне ничто не мешает, — усмехнулся тот. — Но я не могу отправить на пенсию или в отставку половину Министерства.
Гарри мог представить, какое бы это вызвало общественное недовольство. Но он не собирался соглашаться с мнением Риддла на этот счет.
— А если бы мы жили в другом обществе? — осторожно спросил он. — Что бы вы делали с такими волшебниками там?
— Да что угодно. В таком мире сила решала бы всё.
— Нельзя всё решать силой, — решительно не согласился Гарри.
— Ты сильный волшебник, Гарри. Тебе никогда не хотелось решить проблему с Ритой Скитер более радикально? — Риддл, видя, какую реакцию вызвали его слова, пренебрежительным тоном добавил: — Значит, не так уж она тебе и досаждает.
— Как бы человек ни был мне неприятен, — резко ответил Гарри, — я никогда не буду желать ему ничего дурного. За редким исключением, конечно.
— Гриндевальд — это твое исключение? — насмешливо спросил Риддл, выходя из лифта.
Гарри совершенно не понравился подобный тон и мириться с ним он не собирался.
— Мое исключение — любой, кто возомнит себя Темным Лордом, развяжет войну или революцию и начнет террором перекраивать общество под свой вкус. — Гарри остановился посреди коридора, смотря в глаза Риддлу. — И любому с подобными идеями следует быть осторожней.
Что-то резко изменилось в Риддле, он смотрел на Гарри с большим интересом, в глазах его читалось торжество, как будто Гарри сейчас подтвердил только Риддлу известную теорию.
— Мы можем спать спокойно, когда у нас на страже есть ты, Гарри, — Риддл положил ему руку на спину, направляя в свой кабинет.
Разговор оставил после себя подзабытый привкус азарта. Гарри давно не чувствовал такого подъема сил и бурлящей энергии в крови. Мерлин, ему что, всё это время не хватало достойного противника? Он глубоко вдохнул, успокаиваясь. Ощущал ли Риддл что-то похожее?
Остаток рабочего дня Риддл составлял речь для выступления на Берлинском конгрессе, который должен был состояться уже в эту пятницу. Гарри понимал, что у него есть все шансы отправиться туда вместе с британской делегацией, — если только за это время Аврорат не найдет виновного в нападении на Министра.
Ответственного не только за нападение на Министра, но и за смерть Уиллиса, напомнил себе Гарри.
Наконец Риддл отложил перо и заклинанием высушил чернила на пергаменте.
— Занятно, что твоя победа над Гриндевальдом обеспечила Великобритании председательство на Берлинском конгрессе, а Международная конфедерация магов даже не удосужилась пригласить тебя туда, — заметил он.
Гарри, до этого бесцельно расхаживающий по кабинету, остановился возле пустующего портрета Улика Гампа.
— Политика всё равно пока не входит в сферу моих интересов, — равнодушно отозвался Гарри.
— Пока? — Риддл откинулся на кресле и с явным наслаждением стянул галстук. Потухший верхний свет и зажженные свечи ознаменовали окончание рабочего дня.
— В Аврорате еще очень много дел, — пожал плечами Гарри и на вопросительный взгляд Риддла пояснил: — Нам не удалось поймать всех последователей Гриндевальда. Его особо приближенных людей.
— Этим ведь занимается твоя команда?
— В том числе, — просто сказал Гарри, подходя к столу Министра. — Формально мы все-таки подчиняемся Булстройду. К тому же, есть несколько проектов, над которыми мы работаем.
Риддл молча похлопал по столу, и Гарри, немного поколебавшись, присел на краешек, как Нагини сегодня утром. От воспоминаний о секретарше неприятно кольнуло в груди.
— У вас похожие типажи, — заметил Риддл, как будто прочитал мысли Гарри. — Черные волосы, зеленые глаза. Тонкокостные и изящные.
Гарри дернулся, намереваясь встать, но Риддл удержал его.
— Но, конечно, Нагини до тебя далеко, — в голосе послышалась нотка восхищения.
— Да неужели, — ответил Гарри, не желая уточнять, в чем именно он успел перещеголять любимую секретаршу.
— Каким был Гриндевальд? — вдруг спросил Риддл.
— Это… сложно объяснить, — Гарри, никак не ожидавший подобного вопроса, отвел взгляд и уставился в зачарованное окно. За волшебным стеклом крупными хлопьями падал снег, превращая декабрьский Лондон в сказку. На самом деле Гарри знал, что выйдет в промозглый, моросящий противным дождем вечер.
— По сути, существовало два Гриндевальда: до и после воскрешения, — наконец ответил Гарри. Моргнув, он перевел взгляд с пейзажа за окном на происходящее в кабинете. — Альбус многое рассказал мне о его молодости. Они дружили в те годы.
— Общественности это известно. Не без помощи твоей подруги.
Гарри махнул рукой, не в силах обсуждать Скитер.
— Гриндевальд в молодости был гениальным, самовлюбленным, эгоцентричным и в то же время очень обаятельным человеком. Он хотел очистить волшебный мир от всего маггловского, внедрить идеи расового превосходства и в конце концов править миром, — Гарри криво усмехнулся.
— Интересный образец юношеского максимализма, — отметил Риддл.
— Нет, — не согласился Гарри. На минуту он замолчал: вспоминать было неприятно. — Мне кажется, Гриндевальд всегда мыслил очень зрело. Он обладал массой талантов и прекрасно отдавал себе отчет в своих способностях. Но со временем эксперименты с темной магией настолько развратили его, что после воскрешения он стал совершенно другим человеком… Хотя я не стал бы называть это человеком.
— Объясни, — велел Риддл. Он сидел, расслабленно откинувшись на спинку кресла, расстегнутые верхние пуговицы рубашки обнажали шею. Гарри поймал себя на мысли, что не может оторвать взгляд от Риддла. Весь его вид будто специально искушал, и Гарри невольно подвинулся ближе.
— Гриндевальд выбрал ужасный способов бессмертия.
Гарри вдруг понял, что давно не мог с кем-либо так открыто говорить о Гриндевальде. Они не поднимали с Роном и Гермионой эту тему: Гарри не хотел лишний раз напоминать друзьям, через что они прошли вместе с ним. Последний, с кем он мог свободно говорить об этом, был Дамблдор.
