А ведь она права, как ни крути…

Я вошла в по-ночному тихий дом. Роб уснул под уютное бормотание телевизора и лежал поперек дивана, уютно свернувшись калачиком.. Ну и хорошо, не хочется ни с кем общаться. Хочется продолжать думать и рассуждать про себя.

Ан нет, Лёнька на кухне. Пьет чай, целая гора бутербродов перед ним, в планшете что-то смотрит, надев наушники.

– Чего по сухомятке ударяешь-то? – сказала я, щелкая чайником. Выпью немного чая с мятой на сон грядущий, для надёжного убаюкивания.

– А чего, есть чего-то другое? – откликнулся Лёнька, вытащив из уха один наушник. Музыку слушает, поняла я, вон какая-то унца-унца доносится.

– Лёнь, ну ты как маленький, – вяло, по причине усталости и позднего времени, отреагировала я. – Котлеты есть, например. И рожки в красной кастрюле стоят, специально для тебя варила. Ты ж у нас один такой, завзятый макаронник.

– О, котлеты – это хорошо. Завтра поем. Теперь уже бутеров наделал.

– Чего с работой то у тебя? Звонил куда? Расскажи.

Воздух в кухне сразу наэлектризовался и даже, кажется, затрещал слегка. Нелюбимая тема. Вон как сморщился,  глаза отвел. Похоже, продолжает филонить.

– Ну, чего ты молчишь?

– Мам, давай поговорим.

– Ну, давай.

Ага, ночь-заполночь – самое мое любимое время для поговорить за жизнь, отношения повыяснять. Ну, без выбора тут, к сожалению. Завтра с утра встану и уйду, он еще спать будет. Приду – он шляется. Эдак если разговор откладывать – так еще примерно на неделю получится.

– Мам, ты только не ругайся. Я не уверен, что хочу быть автомехаником. Я понимаю, ты сейчас ругаться будешь. Вы на меня деньги тратили, выучили-выкормили, и всё такое. Но что мне делать? Про то, кем я не хочу быть – видишь, я уже понял. А вот кем хочу – пока не знаю.

– И что ты предлагаешь?

Где-то внутри очень хотелось заорать, заистерить, затопать ногами. Боже мой, и этот туда же, за папашей своим! Но на скандал силы нужны и энергетика. А я как сдувшийся резиновый шарик, пустая. Максимум – могу заплакать. Но постараюсь сдержаться, самой же потом плохо будет.

– Я, мам, не знаю чего говорить. И делать что – тоже не знаю. Я не знаю, как мне искать себя. Я вижу, вы с отцом мной недовольны. Но я не знаю как мне быть. И на шее у вас сидеть уже неудобно, и что делать – не знаю. Пока только, видишь, есть определенность с тем, чего не делать.

Вот же чёрт. И жалко мне его, и невозможно, вот, правда, невозможно уже держать здорового парня на шее. Скоро второй год пойдет. Автомехаником он быть не хочет, окей. Да и не настаиваю я на этом. Но хоть что-то, хоть где-то он ведь может зарабатывать?

– Лёнь, послушай, – я присела за стол напротив сына. – Пойми меня правильно. Ты – мой сын, я тебя люблю и мне совсем не хочется, чтобы ты ходил на ненавистную работу. Ходил и проклинал каждый день, проведенный там. Такая работа у меня сейчас. Я ее терпеть не могу и такой жизни врагу не пожелаю, не то, что сыну. Но делать-то что нам, Лёнь? Ты же видишь, мы с трудом выживаем. И я, конечно же, надеялась, что ты закончишь учиться, пойдешь работать, начнешь сам себя хотя бы частично обеспечивать и нам будет полегче. Сын, ведь второй год скоро пойдет, как ты в поисках себя, работы, бог весть чего.

Видно было, что Лёнька нервничает. Он отставил чай, отложил бутерброды, отодвинув тарелку от себя. Видно было, что щеки у него загорелись, глаза подозрительно заблестели.

– Мам, ну что ты давишь? Ну, не знаю я, что делать! Вот не знаю и не знаю! Вот такой даун я у вас уродился!

– Не кричи, отца разбудишь.

– Ничего, днем доспит. Он вон копейки домой приносит и спит между сменами целыми днями, что я, не вижу, что ли. И ты на него не давишь, не едешь, не требуешь ничего! А за меня взялась. Прям прицепилась – не отцепишь. Я с тобой уже встречаться боюсь – разговор про одно и то же, вообще ебя больше ничего не интересует про меня. «Когда работать начнешь» – вот и весь твой ко мне интерес!

Он резко встал, взял в одну руку тарелку, в другую – кружку, и пошел к себе наверх, оставив меня в одиночестве.

Эхх, вот и поговорили….

Мои мысли вернулись к личной жизни. Вот брошу я Роба, а с Лёнькой что делать? Возраст у него такой, что в новую семью я его уже с собой не возьму. На фига Ивану взрослый молодой мужик на своей территории. Да и Лёнька не пойдет со мной никуда, ему и дома неплохо. Справится ли Роб с ним без меня? С другой стороны, может, отсутствие маминой опеки подстегнет сына к активной жизни. А то чувствует за спиной полный холодильник и мамкину сиську, вот и не шевелится особо. И отношения наши последнее время, и вправду, очень одноколейные: я требую – Лёнька отбивается. Вон уже и не скрывает, что старается как можно реже пересекаться со мной. Что, в общем, несложно, меня всё время дома нет. Что же делать? Какой именно выбор в моем случае – правильный?

Чего лукавить. Я, на самом деле, уже решила всё для себя. Сейчас просто время тяну, боюсь и сама себя уговариваю, вот и всё. Страшно начинать новую жизнь. Будто стоишь перед обрывом и в пропасть смотришь. Еще не прыгнула, а дух уже захватывает.

Надо все-таки поговорить с Робом. Объясниться. Сказать, что ухожу. Жить я буду у Ивана, это мы уже обсуждали. Дом пусть остается мужикам пока. Вряд ли они его без меня потянут, даже самое элементарное его содержание. Так что через некоторое время продадим его, наверное. Поселок наш стал со временем весьма дорогим, так что денег им хватит на двушку в городе, остатки поделим потом, не хочется быть невестой совсем без приданного.

Блин, как жалко дом. Дом и сад, которым было столько отдано сил, души и времени. И денег, кстати, тоже, да. Мои цветы, ягодные кустарники – сколько я возилась с ними. Только-только плодоносить как следует начали. Скоро зацветут уже, такая будет вокруг красота и запах! Жалко оно, конечно, жалко. Но делать-то что? Себя тоже жалко. Менять свою жизнь на сад я не готова. Короче, дед-лайн установлен и время пошло. Месяц ого-го какой срок, чтобы с мыслями и смелостью собраться. Потом сажаю мужа перед собой и всё ему говорю. Что ухожу, что разводимся, что прошла любовь-завяли помидоры.  И дальше – каждый сам за себя.

Решила и выдохнула. За месяц как-нибудь уж соберусь с духом, я в себя верю. И прощай, старая жизнь, здравствуй, новая! Сомнения прочь. Если вот так дергаться и сомневаться без конца – не заметишь, как вся жизнь пройдет. А я в последующие реинкарнации как-то не верю.

     * * *

Этот месяц нёсся как санки с горы. Я вообще заметила, что весной, кажется, время идет быстрее. Или в этот раз время так ощущалось потому, что  это был не просто месяц, а обещанный мною срок на решение домашних проблем? Последняя рабочая неделя принесла неожиданные новости. Небеса, вероятно, услышали мои жалобы на нудную и неинтересную мне работу и решили подкинуть возможностей не только на личном фронте, но и на профессиональном.

Тут важно сказать, что вообще по профессии я рекламист. Работать в этой отрасли начинала давным-давно, еще на стадии становления рекламы в стране. Тогда в рекламу подалось много гуманитариев.  Филологов, историков, журналистов в рекламных агентствах встречали с распростертыми объятиями. Научившись новой для себя профессии на ходу, у старших товарищей, я потом много лет занималась именно этим делом. Так что практического опыта вполне хватало, чего не скажешь о теории. А потом крутой зигзаг, уход в чиновники и отход от профессии, которую вполне могу назвать любимой: она такая живая, креативная, энергичная! Я себя там чувствовала как рыба в воде. Эх…

В принципе, к чиновничеству я, кажется, и привыкла уже. Находила в нем свои плюсы – нормированный рабочий день (чего в рекламе, особенно если ты – на стороне агентства, практически не бывает), предсказуемость и белая зарплата. Тепло, как говорится, и сыро нам, гагарам. Я когда поначалу вздёргивалась работу сменить – мама ужасно ругала меня за такие порывы. «У тебя семья, пора подумать о будущем, о пенсии. Самовыразилась? Поскакала по профессиям, по работам, где то пусто, то густо? Сиди, не дергайся и радуйся, что добрый человек тебя на хлебное место усадил. У тебя семья. И ты там кормилица. Ты, а не муж твой непутевый». И вот поди с этим, поспорь. Права она, кругом права.