Каждая собака на улице знает, что наша страна в беде, говорит Пэки. При мне он удерживается от цветистых выражений.

Широкие масштабы становятся узкими, говорит Тимми.

Вот мы и на дороге, ведущей в Эннис, и вскоре подъезжаем к перекрестку с круговым движением, в центре которого возвышается Икар[237]. О нем идет разговор на протяжении последних двадцати миль. Раньше Икар стоял на Рынке, но ненадолго слетал в Грецию и возвратился ничуть не лучше прежнего, говорит Пэки. Нужно было немного постучать по нему молотком. На нем нет золотой эмали или чего-то такого, он не полностью Византийский, но он лучший грек графства Клэр, и люди вроде как любят его, даже если голый мужчина с растопыренными руками и широко расставленными ногами – это немного слишком для молодежи. Люди не отнеслись благожелательно к его крыльям, усеянным углублениями. Ныне он установлен в центре перекрестка на Рокки-Роуд, и есть камера видеонаблюдения, потому что, говорит Пэки, Парни уже сдали бы его на металлолом, если бы он был оставлен там без Присмотра.

– Они бы так и поступили, – говорит Тимми. – Но там ему во всяком случае лучше.

– Лучше.

– Когда он был на Рынке, ученики колледжа Святого Фланнана, что в Эннисе, всегда надевали пластиковый конус дорожного ограждения ему на голову.

– Да, было дело.

– Однажды на нем были лифчик и трусики.

– Такого я не видела.

– А в другой раз ему привязали конус на…

– Вот это я хорошо помню.

– Парни из Святого Фланнана.

– Впрочем, они хорошо играют в hurling.

– Они могут опять сделать это в нынешнем году.

– Не станут.

– Просто ты Фома неверующий. Но это твоя проблема.

Общенациональное обсуждение занимает все то время, что мы едем по новой автостраде, проложенной от Энниса до Дублина. И между короткими периодами неглубокой дремоты, которая приходит, пока я лежу, пристегнутая ремнями безопасности, я слышу: «Почему разрушена страна… Почему последняя толпа была худшей толпой, когда-либо управлявшей этой страной… Почему банкиры должны быть в тюрьме, а преступники на свободе… Почему мы никогда больше не увидим ничего подобного…»

– Лучшее, что мы могли бы сделать, – говорит Пэки, – это стать свободными.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал. Лучшее, что мы могли бы сделать как страна, это просто обрубить канат. Обрубить канат и уплыть.

У Консультанта нет офиса. У него Кабинет. У него по-настоящему хорошая мебель. Все журналы – за последний месяц. И обложки не измяты. Когда вы ждете Консультанта, вам на самом деле не хочется читать об этих Десяти Лучших Местах, где можно Поесть при Лунном свете.

Я сижу рядом с Мамой, и мы ждем. Я так устала, что даже не могу…

Играющие на фортепьяно Тетушки Пенелопа и Дафна навещают нас после смерти Тети Эстер. Мне одиннадцать лет. Об их визите объявляют заранее. Тетушки в этом плане ну очень консервативны. Наверное, они считают, что следует извещать заранее, чтобы горничные и слуги могли начать взбивать полы и натирать до блеска подушки[238]. Они воображают, что к их прибытию мы станем наводить лоск. Думаю, у них всего лишь благие намерения, но Бабушка Нони не верит в такое. Она полагает, что сестры моего отца – напудренные ведьмы, посланные с востока с единственной целью: опорочить людей запада.

В отличие от всех остальных, кто пользуется черным ходом, Тетушки появляются через парадный, заставляя щеколду кухонной двери казаться приспособлением злоумышленно отсталым.

Вот они уже здесь:

– Хэлло-о-о-о? Хэлло-о-о-о?

Они всматриваются и обе одновременно вертят головами, будто оказались слишком близко к панорамному киноэкрану. Они высокие, ширококостные и похожи на мужчин, играющих женские роли в пьесе Оскара Уайлда.

– Бабушка, сестры Вергилия приехали, – громко объявляет моя мать.

Но Бабушка уже знает и яростно тычет кочергой в огонь, пытаясь выкурить Тетушек из дома. Сейчас Бабушка выступает в роли Престарелого Родителя, только вредности у нее больше, чем у мистера Уэммика в «Больших надеждах», единственной книге, которую мой отец хранит в двух изданиях (Книги 180 и 400, издания Пингвин Классик и Эвримен Классикс, Лондон), обе книги я прочитала дважды, каждый раз решая, что «Большие надежды» – Величайшая Книга. Если вы не согласны, остановитесь здесь, возвратитесь и перечитайте эту книгу. Я буду ждать. Или к тому времени буду мертва.

Бабушка Бриджит, так Тетушки зовут Бабушку Нони.

– Бабушка Бриджит, здравствуйте, – окликают они.

Бабушка не отвечает, но машет «Чемпионом» на огонь и отправляет в комнату огромное вьющееся облако дыма.

В ответ, вроде как указывая на Бабушкину умственную отсталость и, как я полагаю, чтобы подтвердить превосходство генетики с их стороны семьи – и восточной части страны в целом, – Тетушки широко улыбаются, показывая все свои обалденно идеальные зубы.

– O, вот и Рут. Дорогая малышка Рут. Иди же сюда, моя милая, дай взглянуть на тебя. В этом лице так много интеллекта, не так ли, Дафна? И до чего ж интересное платье, дорогая.

Еще одно огромное облако торфяного дыма.

– Ну, Рут, подойди и расскажи нам все. Давай-ка посмотрим на тебя.

Что такого они видят? Я худая, но не как сильфиды[239], более долговязая, чем полагается для Красоты Суейнов, но я ощущаю себя как Стройную Рут. Мои колени на самом деле остры. В том возрасте я официально Жду Свою Грудь. Грудная Фея уже в пути из Бюстландии или еще откуда-то, и все девочки в моем классе засыпают вечером в особенном, у каждой своем, состоянии Большой Надежды, а утром просыпаются и проверяют «Ну что, уже?»,

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.