Дурманная, заколдованная, потаенная ночь неохотно, сопротивляясь изо всех сил, но сменилась хмурым утром. Утром, которое было пронизано неопределённостью, неизвестностью и полным непониманием, как быть дальше.

Радамель молча сидел у стола на кухне и мрачно сверлил взглядом спину Алекса, на котором из одежды были только потертые джинсы. Тот, самоуверенно пообещав, что не даст им сдохнуть с голода, пару минут назад поставил на стол большую тарелку с бутербродами и теперь варил кофе, хотя, как сам обмолвился, терпеть его не мог.

Голод, в конце концов, стал чересчур назойливым.

«Ещё бы! После такого-то! — глумливо заржал нежелающий угомониться гад в голове. — Ты, старичок, сегодня побил все свои рекорды! Но мальчику мы говорить этого не будем, правда?»

Радамель со смешанными чувствами подумал, что такого безумства в его жизни, действительно, давно не было, и чёрт его знает, радоваться этому или огорчаться. Впрочем, он тут же послал сей трудноразрешимый вопрос куда подальше, решительно схватил бутерброд с помидором и ветчиной и с наслаждением откусил огромный кусок.

— Ммм… А вкусно! — не удержался он от похвалы, которая явно отдавала удивлением. — Не знал, что ты так хорошо готовишь.

— Поживи один в Москве с шестнадцати лет, ещё не так научишься, — сдержанно отозвался Алекс, продолжая колдовать над плитой. — Знаешь, какие там цены в кафе? Хочешь — не хочешь, а будешь дома готовить, иначе с голоду сдохнешь. Так что ты обо мне ещё очень много не знаешь.

Он, наконец, закончил свои таинственные манипуляции и уселся напротив, поставив перед своим капитаном кружку кофе и тарелку с весьма аппетитно выглядящей яичницей.

— Извини, — сокрушенно сморщился он, — банально, конечно, но я пока тут особо покупками не занимался.

Радамель выковырял из-под слегка запекшегося желтка колбаску с румяной корочкой, проглотил её в один присест и блаженно зажмурился.

— Однако… Вкуснятина какая! Я действительно многого о тебе не знаю.

При этом его мысли причудливым образом вновь вернулись к минувшей ночи. Хотя, положа руку на сердце, проще сказать, что они её и не покидали…

— Вот, например, мне очень любопытно, откуда у тебя все эти познания про «больно», «немного потерпеть» и вино с виноградом.

Алекс уже привычно покраснел и отвёл глаза. Радамель философски подумал, что, если так пойдёт и дальше, красный цвет превратится для него в одну из самых возбуждающих вещей, и как тогда прикажете играть в родимой форме?

— Откуда, откуда… От верблюда! — буркнул Алекс что-то бессмысленное, но тут же со вздохом продолжил: — Про интернет ничего не слышал, нет?

Радамель против воли расхохотался:

— Ты искал в сети ощущения при первом разе?! Господи, ну и молодежь пошла…

— Почему только ощущения и только при первом? — заносчиво возразил мальчишка. — Я вообще кучу всего про это прочёл. Надо же понимать, что тебя ожидает, и как этим управлять.

«Я не привык быть игрушкой в ничьих руках», — само собой всплыло в памяти. Да, похоже, это были не просто слова. И, кажется, на досуге об этом стоило серьёзно подумать.

Алекс вдруг весело хмыкнул, словно что-то вспомнил и, увидев удивленный взгляд Фалькао, пояснил:

— Мне один форум соответствующий особенно приглянулся. Там народ общался как-то удивительно дружелюбно и искренне, что ли. Я очень долго читал все подряд: про самоосознание, про принятие себя таким, как есть, про отношения, знакомства и все такое, а потом рискнул зарегистрироваться и в личке стал переписываться с Ильёй, админом, который мне показался самым адекватным из всех юзеров. Можешь себе представить, как он ржал, когда я, в конце концов, спросил, как лучше выбрать парня для первого раза.

Хорошо, что как раз за секунду до этого Радамель проглотил очередной кусочек бутерброда, иначе он бы им неминуемо поперхнулся.

— Что ты спросил? — воззрился он на Алекса в изумлении, будучи уверенным, что неправильно его понял.

— Что слышал! — отрезал тот и даже умудрился на сей раз не залиться краской. — Он сначала, конечно, сквозь хохот предложил свои услуги, но потом проржался, успокоился и рассказал кучу полезного.

Здравый смысл подсказывал, что в советах этого Ильи, похоже, было немало занятного, и что он о них ещё не раз услышит. Определённо, стоит поинтересоваться, что о жизни думают русские любители однополых отношений.

— Расскажешь? Если это не секрет, конечно.

— Да какой там секрет, — Алекс пожал плечами и встал из-за стола, собирая опустевшие тарелки, после чего, продолжая говорить, сгрузил их в раковину и принялся отмывать. — Ничего такого необычного, в принципе… Он говорил, что лучше, если первый партнёр будет немного старше и много опытнее. И что выбирать нужно того, которому важно не только самому быстрее кончить, а который будет ценить доверие и сделает всё, чтобы его оправдать.

Все это были банальные прописные истины, как по учебнику, но почему-то сейчас они звучали очень правильно и уместно.

Радамель не смог не вспомнить свой первый раз — толстые пальцы Энрике и его гнусавое пыхтение над ухом — и на миг пожалел, что на его пути не оказалось такого Ильи. Но в то же время он испытал странное, скользкое, липкое чувство, что его расчетливо выбрали, руководствуясь этими правилами, словно быка для размножения.

— И я, значит, подошёл под эти чудные критерии?

Он и сам понял, насколько сухо и уязвленно это прозвучало, но ничего не мог с собой поделать.

— В общем, да, — рассмеялся мальчишка, не оборачиваясь и продолжая звенеть посудой.

В груди закололо так, словно там поселился огромный дикобраз, а по всему телу медленно поползли ледяные мурашки. Он почти воочию видел, как с грохотом захлопывается тяжеленная дверь в темную каморку, из которой, встретив Алекса, так надеялось вырваться его отчаянно пульсирующее сердце, и как, злобно лязгая, падают затворы и закрываются железные замки на двери.

Но не зря Алекс с первого взгляда показался ему слишком серьёзным для своего возраста. Неведомым образом почуяв неладное, он оставил посуду в покое и обеспокоенно обернулся, буравя его чересчур внимательным взглядом. Но смотреть ему в глаза вдруг стало невмоготу, и чтобы избежать этого, Радамель уткнулся в чашку кофе.

Вот так, значит… Он, старый идиот, распустил слюни, поверил в возможность сказки, решил, что вот оно — то, чего жаждал так давно и пламенно — прячется в светлых глазах и упрямом изгибе тонких губ. А его просто и незатейливо использовали, следуя советам мудрого наставника… Нестерпимо захотелось швырнуть проклятую чашку в стену и уйти, хлопнув дверью так, чтобы слетела с петель.

Но именно тут Алекс, видимо, придя к выводу, что нужно срочно исправлять ситуацию, подошёл вплотную к столу и, нервно покусывая губы и машинально постукивая по столешнице, вновь заговорил, поймав его взгляд и больше не отпуская:

— Я тебе про главное правило ещё не сказал. В самом конце Илюха заявил: «А сейчас вспомни всё, что я говорил. Вспомнил? Отлично. А теперь забудь. Потому что это всё чушь на постном масле. Главное правило — первым должен быть тот, кто по-настоящему нравится. И когда ты этого человека увидишь, то сразу поймёшь, что хочешь только с ним и ни с кем больше. Поймёшь, что вот это — твоё».

— Понял? — вдруг онемевшие губы слушались плохо, но на такое короткое слово их хватило.

— Конечно. Я ж тебе рассказывал… Про «моё!».

Мудрый дикобраз, покряхтев, укоризненно проворчал: «Дурак ты, Раду, за столько лет так и не научился в людях разбираться» и уполз в свою нору, по пути одним взмахом лапы разрушив все запоры, распахнув дверь и выпустив сердце наружу. Глупое — глупое сердце, которое до сих пор и не знало, что способно испытать такую радость.

— Не жалеешь? — не менее глупый вопрос вырвался сам собой, но он вдруг понял, что должен услышать ответ. Чтобы понять раз и навсегда, как быть дальше. Чтобы неопределённость и неизвестность сменились ясностью и неизменностью.