И вот чтобы избавиться от этой неприятной мысли, он и спросил, с чего вообще Алекс решил, что ему нравятся парни.

Душераздирающая история про Брэда Питта мигом вернула его в хорошее настроение. Естественно, непривычный к алкоголю Алекс, выпив от волнения лишку, быстро расслабился и разговорился:

— У нас в России это, знаешь ли, очень не приветствуется. Да и не только в этом дело. Вот я жил себе, жил, был обычным пацаном, вел себя как пацан, в футбол играл, и вдруг такое… И не скажешь никому. Презирать же начнут, друзья разговаривать перестанут, и вообще… Вот только потом уже и сомневаться не приходилось. Какие уж тут сомнения… Я, правда, пытался измениться, порнушку обычную, с девушками, смотрел…

— И что? Помогло? — Радамель отхлебнул ещё глоток. Довольно лёгкое, вино тем не менее исправно делало своё дело. Тело и голова наполнялись лёгкостью, приятным томлением и ожиданием чуда. Он потянулся за аппетитно поблескивающим виноградом, но Алекс его опередил, быстро поднеся ягоду к его губам и так же быстро отдернув руку, когда тот, усмехнувшись, взял виноград зубами и хотел поцеловать пальцы.

«Вот же зараза! — невольно восхитился впечатленный этой мини-сценкой внутренний голос. — Кажется, о мой чуть-чуть поумневший хозяин, скучать тебе не придётся».

— Бесполезно, — возвращаясь к разговору, Алекс огорчённо махнул рукой. — Да что там порнушка, если мне и реальная-то девушка не помогла. Удивительно, что у нас с ней вообще спать получалось!

«Не факт, что получится отныне», — этот, не понять то ли радостный, то ли печальный, вывод Радамель благоразумно предпочел оставить при себе.

— А потом, в молодёжке, от недотраха с парнями порой баловались по мелочи на сборах, и тут уже я окончательно все про себя понял и смирился. Вот только на секс так ни разу и не решился, хотя парни, бывало, и этим занимались. А я, хотя хотелось жутко, чего-то все тянул, — он засмеялся несколько фальшиво, — тебя ждал, видимо.

Радамель помолчал, слушая повисшую тишину, а потом, задержав дыхание, задал вопрос, который сверлил мозг давным-давно:

— Почему именно я?

Алекс осекся, отставил свой бокал и перевернулся на спину, уставившись в потолок.

— А я знаю? — мрачно, наконец, ответил он. — Когда меня после чемпионата начали сватать сюда и в «Челси», я очень долго колебался. Ну ты же понимаешь, «Челси», АПЛ, все дела…

Радамель сухо кивнул: такие ненужные сейчас воспоминания о личном фиаско, как всегда, резанули по живому, но усилием воли он их прогнал к чёртовой матери. Не до них сейчас, совсем не до них!

— … И вот сижу я, думаю, по сто раз за час решение меняю, всю имеющуюся в инете информацию уже вызубрил… Вдруг твое лицо на каком-то сайте, смотришь так весело, улыбаешься. И тут меня ни с того, ни с сего, как обухом… Странно на самом деле: что я, раньше твоих фото не видел, что ли?! Да полным-полно! Но вот именно тогда почему-то шандарахнуло. Смотрю, взгляд отвести не могу, все перед глазами плывет, сердце колотится, как чокнутое, а в голове одна мысль: «Моё!». И в этот же день я сказал, что выбираю «Монако».

При этом неожиданном, почти болезненно откровенном признании Радамель, кажется, слегка подзабыл, что людям для нормального функционирования необходимо дышать. Сердце улепетнуло куда-то в пятки, а руки, сжимающие ножку бокала, похолодели от осознания того, чем оборачивается поначалу несерьёзная интрижка.

— Только не говори, что очутился здесь из-за меня, — через силу деланно усмехнулся он.

— Нет, — помолчав, ответил Алекс, не шевелясь. — Но если бы тебя здесь не было, я бы выбрал «Челси».

«Приехали… Только этого не хватало», — с тоской зазудело в сознании.

— Пресвятая дева, — чтобы сменить тему, весело протянул он, — что я вообще делаю сейчас?! Валяюсь в постели с двадцатилетним…

— Двадцатидвухлетним! — возмущённо вскинулся Алекс, но он не обратил внимания на это.

-… Новичком команды, пью вино и расспрашиваю о становлении его сексуальной ориентации. Видел бы это кто-то… Так и представляю себе это живописное фото на страницах газеты!

Алекс, наконец, вышел из своего оцепенения, потянувшись через Радамеля, взял из вазы мандарин и ехидно фыркнул:

— И подпись снизу: «Капитан нашего славного клуба приобщает нового члена команды к её многовековым традициям».

— Красиво сформулировал, — не мог не похвалить Радамель. — Правда, сам «Монако» знать не знает о таких традициях, но какая разница, правда?

— Однозначно, — согласился Алекс, плавным движением перекатился на живот и незаметно подполз ближе, опалив дыханием колено. — Я вот тоже многого не знаю. Испанского языка, например.

— И что? — с подозрением спросил Фалькао, почуяв неладное при таком резком повороте в разговоре и стараясь изо всех сил игнорировать его близость, становящуюся опасной.

— А то, — промурлыкал мальчишка, словно невзначай проведя пальцем по колену и послав по ноге армию мурашек, — что я не понял, что ты там так пылко шептал по-испански. Наверняка, пошлости какие-то?

Он против воли вспомнил свой бешеный порыв и отчаянно понадеялся, что в неярком свете его смущение не будет слишком заметно.

«Мой мальчик… Только мой! Никому тебя не отдам! … С ума схожу от тебя»

Однозначно, пошлости. Вернее и не скажешь…

— Какая разница? Я уже и не помню, — сделал он слабую попытку уйти от ответа, но тут же понял, что недооценил своего визави.

— А такая разница, — Алекс подобрался ещё ближе, так что его горячее дыхание защекотало живот, — что я вдруг понял: у меня, кажется, все встаёт от испанского языка.

Радамель никогда не знал, что способен вновь возбудиться настолько быстро…

Опрокинуть его на постель, краем уха фиксируя довольное урчание — вот же мелкий негодник, опять добился своего!.. Прошептать: «Давай теперь по-другому» и, не дожидаясь ответа, перевернуть на живот… Замереть на миг при виде узкой спины, торчащих лопаток, так напоминающих трепещущие крылья, двух идеальной формы ягодиц и буквально задрожать от желания при виде большого родимого пятна на правой… Прильнуть к нему губами, вгрызаясь, впиваясь, вплетаясь…

Как же кружится голова от его судорожных вздохов! Как же сводит спазмом горло от того, что он вздрагивает от настойчивых ласк, пригвожденный к кровати! Как же хочется нести всякую романтическую чушь — непременно на испанском! Да просто — как же хочется, чёрт возьми!

Хочется все и сразу… Втрахивать безжалостно в постель, выпуская на свободу всех заточенных долгие годы демонов, вжимать лицом в подушку и стискивать зубы на тонкой шее. Вбиваться все сильнее, все быстрее, все глубже, взвинчивать ритм до бешеного, упиваясь тем, что он уже не стонет, а скулит бессильно. Яростно стискивать пальцы на плечах, которые завтра украсятся красноречивыми синяками. Дергать за волосы, чтобы добраться до губ, которые так нестерпимо захотелось поцеловать…

И в то же время невыносимо хочется быть нежным. Бережно прижимать к себе, баюкать, ласкать, извиняясь, зализывать укусы. Мягко проходиться пальцами по худеньким плечам и бедрам. Двигаться медленно и почти замирая, чтобы сам начал нетерпеливо подаваться навстречу.

Защищать от всего мира, раз уж не вышло защитить от себя самого.

Хочется все и сразу.

И только с ним.

Потому что ни с кем такого не было, и не факт, что с кем-то ещё будет.

И так легко произнести то, что вдруг проблеском молнии озарило полумрак комнаты и душу, вроде бы, давно распрощавшуюся с юношеским идеализмом.

— Я люблю тебя, — еле слышно шепчет он на испанском.

— Я люблю тебя, — тихо доносится в ответ на русском.

========== Часть 9 ==========

К счастью или к сожалению, ничто не вечно в этом лучшем из миров.