«А вместо этого перчатка, одна на двоих. И что круче?», — вновь вступил в разговор его внутренний голос. И он не знал ответа…
— Значит, так и должно быть, Мартен. Любовь не всегда приходит к нам в виде картинок из глянцевых журналов с красивыми коттеджами, белыми собачками и идеально воспитанными детьми.
— Ты совсем не расстроилась, раз можешь говорить такими сложными фразами? — несколько недовольно удивился он. При всей бредовости ситуации, его самолюбию это было не слишком приятно.
— Мартееен, — рассмеялась она, — только не говори, будто ты ждал, что я рухну на землю в истерике. Конечно, я не особо рада — ты мне, действительно, очень понравился — но, поверь, я очень благодарна, что ты смог поступить честно и не стал использовать меня, чтобы облегчить свои запутанные отношения с той девушкой.
— Мы же останемся друзьями, правда? Я знаю, что из бывших друзья никогда не получаются, ну так мы-то не бывшие, — уже легко и почти весело спросил он.
— Я была бы этому очень рада, — искренне ответила она. — И один совет, Мартен.
— Я весь внимание.
— Пожалуйста, не теряй свою любовь… Подожди, не перебивай, — подняла она руку, видя, что он намеревается возразить, — я вижу, как она тебе дорога, хотя ты, наверно, и сам еще этого не понял. Борись за нее, слышишь! Даже если ты сейчас и не знаешь, любишь ли ее, то ты не выяснишь этого никак иначе
— А зачем… мне это выяснять? — слова с трудом удавалось протолкнуть через пересохшее горло.
— Затем что мимо любви нельзя проходить, Мартен, — тихо ответила она.
Мартен медленно брел по ночным улочкам, не разбирая дороги, думал, что сделал самый неправильный выбор в своей жизни, и в то же время понимал, что никакого иного выбора он просто сделать не мог.
Он взял красную таблетку, и теперь ему не осталось ничего другого, как ломать Матрицу до конца.
====== Часть 10 ======
Комментарий к Часть 10 Самая бессмысленная и необязательная глава, которую можно спокойно выпустить при чтении – ничего при этом не потеряется. Тупо секс, потому что мне тупо захотелось.
Да, я все еще пытаюсь собрать себя из осколков. И почему-то таким странным методом)))
Мартен никогда не любил осень: а за что, собственно, ее любить? Время упадка и уныния, время агонии и судороги. Промежуток между жизнью той и жизнью этой, сам жизнью не являющийся.
Нынешняя же осень стала вдвойне знаменательной: первая осень вроде как с Антоном, но проведенная без Антона. Постепенно он смирился с тем, что Шипулин прочно поселился в его мыслях и даже не думал оттуда съезжать. Глупо спорить с тем, что Земля круглая, что в году четыре сезона, что Солнце светит днем, а Луна — ночью, что он — лучший биатлонист мира, и что он побежден, окончательно и бесповоротно…
Осень тянулась нестерпимо долго. Дни были загружены по самое не хочу и расписаны поминутно. Он пахал, как проклятый, и не вылезал с тренировок. Но стоило ему хоть на миг отвлечься от этой каторжной, вытягивающей из него все жилы работы, как все мысли занимало одно и то же. Вновь и вновь. Это было ужасно. И самое ужасное, что это было прекрасно…
Но все, к счастью или нет, имеет свойство заканчиваться, и наступил конец ноября.
Его ожидание закончилось. Мартен в последний раз бегло просмотрел давно и старательно уложенные вещи, окинул взглядом комнату и, больше не оборачиваясь, быстрым шагом вышел за порог.
Начинался сезон 2013–2014 годов. Важнейший сезон. Олимпийский сезон.
Но для Мартена он был важен не только этим…
Этап в Эстерсунде, да и сезон в целом, так же, как и предыдущий, начинался со смешанной эстафеты. Мартен так до сих пор и не научился относиться к этой забавной дисциплине, как к полноправной гонке. И пусть она была включена в программу чемпионатов мира аж в 2005 году, когда он еще не входил даже в юниорскую сборную своей страны, но все равно она казалась ему слишком похожей на дешевое шоу и совсем не похожей на честный спорт. И уж если Мартен не слишком жаловал даже традиционные, классические эстафеты, то что говорить про эту новоизобретенную безделушку?
Но поскольку она существовала, входила в расписание Кубка мира, то ее необходимо было бежать, и он, отбросив все свое предубеждение, готовился к ней с той же тщательностью, с которой относился ко всему, связанному со своей работой. И, в том числе, эта тщательность, конечно же, распространялась и на то, чтобы ознакомиться с распределением соперников по этапам. Он почувствовал, как дрогнуло сердце, увидев, что русские заявили Антона на последний этап. То есть, им придется столкнуться в борьбе — вполне возможно, за победу. Как-то раз Шипулин в редком порыве откровенности признался, что тренеры исподволь подталкивают его к этому, но он все еще очень боится брать на себя такую ответственность. Поэтому он до сих пор всегда тяготел к первому, максимум к третьему. Порывшись в памяти, Мартен вспомнил, что однажды таки почти пересекся с ним на последнем этапе, и было это в приснопамятном Рупольдинге. Почти пересекся — потому что французская команда ту эстафету выиграла, а русские проиграли им полторы минуты. После этого Антон финишировать наотрез отказывался. И вот, на старте олимпийского сезона было очевидно, что тренеры всё же добились своего. Мартен совсем не был уверен, что это подходящее время для экспериментов. Конечно, он сам всегда ставил командные гонки несколько ниже личных, но при этом прекрасно знал, что русские, немцы, норвежцы относятся к эстафетам с гораздо большим пиететом. И вот в такой важный сезон они рискнули бросить Антона на самый ответственный этап? Осознав, о чем он думает, Мартен расхохотался, и в его смехе были слышны явные нотки истерики. Конечно, ему же больше совершенно не о чем переживать, кроме как о расстановке по этапам в русской команде! А еще громче захотелось засмеяться, — или биться головой о стену, неважно! — когда удалось осознать, что он готов долго и упорно думать о чем угодно, хоть о проблемах негров в Африке, если это будет связано с Антоном. При мысли о том, что вот-вот закончится это, показавшееся вечностью, расставание, и он сможет увидеть его, обнять, прижать к себе, трахнуть, в конце концов, все в голове спуталось, а чувства и желания закрутились в таком сумасшедшем танце, что он вскочил с места и принялся нервно ходить туда-сюда по комнате, не в силах сидеть спокойно.
Завтра. Он увидит его завтра. Уже завтра…
Хотя, если честно, это очень сложно было назвать словом «увидел». Беглый взгляд, украдкой брошенный на русскую команду и намертво прикипевший к фигуре в самом центре, которую, кажется, узнал бы и не глядя, — разве же это «увидел»? Но даже этого хватило, чтобы пульс взвинтился так, что на миг он перестал видеть и слышать что-либо вокруг. Антон был почти полностью скрыт коллегами по команде, но для Мартена уже не было преград. Раз заметив его, он больше уже был просто не в состоянии его потерять. Мелькнула совершенно сумасбродная мысль подойти и поздороваться, но у него хватило самообладания послать ее куда подальше. Не факт, что даже после беглого общения с ним он был бы в состоянии нормально пробежать гонку.
Но эмоции — эмоциями, а работа — работой. Мартен никогда не смог бы достичь тех высот, что ему покорились, если бы не владел собой почти в совершенстве. Сжимая себя в бронированный кулак, он неимоверным усилием воли заставил себя отвернуться и сконцентрироваться на том, что, вообще-то, в данный момент должно было быть его единственным и исключительным предметом внимания. И он испытал настоящий шок, когда понял, что Мари-Лор уже заканчивает свой этап и пока очень успешно идет на первом месте.
Это было просто непозволительно: настолько выпасть из реальности и отвлечься от своих прямых обязанностей. Уязвленное чувство долга заявило о себе во весь голос, и он, мысленно выругавшись, запретил себе вертеть головой и таки смог начать думать о гонке и только о гонке.
К моменту передачи ему эстафеты он был уже вполне доволен собой: ему удалось прогнать из головы все ненужные и мешающие его работе мысли. Коллеги по сборной выступили отлично и привезли ему более пятидесяти секунд преимущества. Можно сказать, игра была сделана. Оставалось только бережно довезти эти секунды до финиша, причем он не сомневался, что сможет их преумножить.
