— За кого ты меня принимаешь, Мартен? — устало вздохнул Том. — Ты и вправду полагаешь, что я хочу лишить кого-то жизни? Или вновь считаешь, что я покушаюсь на чью-то душу? Да что ж ты так уверен в ее ценности?!
Пристыженный француз счел за лучшее промолчать.
— Если я говорю «забрать», значит, просто имею в виду исключить его из твоей жизни, понимаешь? Например, сделать так, что ты никогда не встретишься с девушкой, в которую мог бы влюбиться, жениться и нарожать десять мартенчиков, или никогда не познакомишься с лучшим в мире тренером и так далее. Понял?
«Понял», — молча кивнул Мартен. Ну что ж, это не так страшно, как казалось поначалу. С этим вполне можно было смириться. Если не знаешь, чего лишаешься, то какая вообще разница?
— И кого же ты хочешь? — справившись с замешательством, уже вполне уверенно спросил он.
— Так ты согласен? — уточнил Том. Быстро. Слишком быстро. Но Мартен предпочел не замечать этого, зачем усложнять себе жизнь?
— Согласен, — несколько храбрясь, кивнул он. — Скажи только, кого?
— Кого? Кого же… — Том, задумавшись, неторопливо огляделся вокруг. Мартен удивленно проследил за его взглядом и непроизвольно вздрогнул, осознав, что помещение вновь заполнено посетителями. — Боюсь, не вижу здесь достойных претендентов. Разве что вот тот парень.
— Который? — он не смог удержаться и уставился туда, куда смотрел Том, но увидел лишь спину высокого русоволосого парня, стоявшего у входа и разговаривавшего по телефону. Фигура показалась ему смутно знакомой, но, почувствовав, как неожиданно накатывает чувство опасности, он поспешил отвернуться.
— Кто это? Почему именно он?
— Он мог бы стать твоим другом. Очень хорошим другом, Мартен, — Том остановился и продолжил с заговорщической улыбкой, — или даже больше, чем другом, не так ли?
Мартен почувствовал, как запылали щеки. Ну вот и еще одно подтверждение всесильности его собеседника. Никто, ни одна душа в целом мире даже не подозревала того, в чем он и сам боялся себе признаться: кажется, его больше привлекали парни, а не девушки. Конечно, в этом не было ничего совсем уж ужасного или позорного, но пока он все еще продолжал надеяться, что ему удастся с этим справиться.
Значит, вот с этим парнем он мог бы… Нет, не думать об этом, вот теперь уж точно не думать, не позволять себе даже на долю секунды засомневаться в принятом решении. Никакие парни в мире не стоят этого, даже пресловутая любовь — утешительная сказка для ничтожеств — не стоит этого. Мартен знал точно.
— Годится. Забирай, — бросил он с резкой усмешкой.
— Не хочешь узнать его имя? — почему-то тихо поинтересовался его искуситель.
Мартен усилием воли подавил вспыхнувшее было мучительное желание и медленно покачал головой. Нет. Не надо. Вот теперь уже точно не надо.
Ничего больше не спрашивая, Том достал обычный лист бумаги, покрытый мелким шрифтом, и протянул его Мартену.
— Извини, в наш век формализма без бумаги никак, — обворожительно улыбнулся он.
Мартен замер лишь на секунду. Одну-единственную краткую секунду.
Его рука не дрожала, когда он резким росчерком поставил свою подпись.
====== Часть 2 ======
2010 год
Ванкувер
Олимпийские игры
Сердце в ушах стучало все сильнее и сильнее: казалось, что, добавь оно еще пару ударов, вырвется из груди и пустится в свободный полет по канадским просторам.
Значит, вот так оно происходит? А ведь он десятки, сотни, тысячи раз представлял себе подобное, но действительность превзошла все его ожидания с поистине королевским размахом.
Он вновь и вновь проговаривал про себя эту фразу, пытаясь убедить себя, что на сей раз это не очередной бесплодный сон, не морок, который, ехидно улыбаясь, развеет безжалостный рассвет, а самая что ни на есть реальность. Которая висела на шее и которую можно было ощупать дрожащими пальцами.
Он выиграл олимпийскую медаль.
Он. Выиграл. Олимпийскую. Медаль.
Он — победитель. На него сейчас нацелены миллионы восхищенных взглядов и прицелов камер. И плевать, что ступенька на самом деле всего лишь вторая: он — победитель.
Еще в прошлом сезоне он был заурядной двадцать четвертой строчкой тотала, а сегодня, здесь и сейчас, он — второй спортсмен планеты. И он, как никогда, был уверен, что недалек тот день, когда он сделает последний шаг на пути к Величию.
Именно он, тот самый хмурый, нелюдимый юнец, что всего три года назад мрачно и пессимистично смотрел в свое будущее. Ему самому было сложно поверить, что жалкие три года разделяли те девятые места и олимпийское серебро, которое он то и дело незаметно ощупывал, дабы убедиться, что оно все еще там.
Кто-то восторженный и несведущий назвал бы это чудом и даром небес. Но у Мартена, изо всех сил пытающегося придать себе невозмутимый вид, на этот счет было иное мнение. Это его заслуга, его победа, его кровь и пот, его жертва.
И если уж и называть ее даром, то явно не небес. Но Мартен так вообще не считал, предпочитая спрятать в самых глухих сундуках памяти лист бумаги на столике у окна в итальянском кафе. Состоялся тот фантасмагоричный разговор наяву или привиделся в очередном кошмаре после проигрыша — какая разница? Даже если и был, не в нем причина того, что он сейчас стоит на олимпийском пьедестале. Он сам все сделал, он все эти дни, месяцы, годы тренировался как одержимый. Всю свою жизнь он подчинил единой цели и единому безумию. Так чему удивляться теперь, когда эта каторжная гонка за мечтой стала приносить плоды?
Как в тумане, он принимал поздравления от чиновников и официальных лиц, махал букетом галдящему стадиону, позировал для фотографов и, отчаянно смущаясь и запинаясь, давал первые в своей жизни интервью в ранге олимпийского вице-чемпиона. Эта пост-победная суета длилась уже не первый час, а он по-прежнему воспринимал все словно через призрачную пелену неверия.
Однако даже через нее он не смог не обратить внимание на крайне двусмысленные взгляды, которыми буквально испепелял его немецкий фотограф, стоящий несколько поодаль. Отметив для себя этот волнующий — что скрывать! — факт, Мартен не смог удержаться от того, чтобы тоже не бросить пару взглядов украдкой на неожиданного воздыхателя. Весьма симпатичный парень, надо признать. Мартен пока и сам точно не сформулировал, что входит для него в это расхожее понятие: «в его вкусе», но твердо знал, что этот смазливый темноволосый красавчик туда однозначно вписался.
Конечно, его неумелые попытки не остались незамеченными: немец их моментально засек, понимающе улыбнулся и обласкал с ног до головы откровенным взглядом, от которого у Мартена пересохло во рту. Он плюнул на конспирацию, уставился уже открыто и подумал, что, кажется, пора принять решение, и, возможно, сегодняшний, совершенно сумасшедший день — наилучший выбор для этого.
До сих пор он ни разу не ложился в постель с мужчиной, хотя уже окончательно осознал свою ориентацию и смирился с ней. Однажды, на одном из этапов в чужой стране, где не было риска попасть на глаза знакомым, измученный бесплодными размышлениями и сомнениями, он все-таки рискнул зайти в гей-бар. Его смелости хватило даже на то, чтобы обменяться довольно-таки страстными поцелуями с мускулистым разгоряченным брюнетом, подкатившим к нему чуть ли не у входа. И, честно говоря, из всего его небогатого опыта личной жизни эти поцелуи были лучшими. Ни одни неумелые соприкосновения холодными губами с девочками, когда он еще пытался обмануть сам себя, этому и в подметки не годились. Но когда его неожиданный партнер, сделав вполне логичный и однозначный вывод из судорожных вздохов француза, попытался пойти дальше, смелость помахала ручкой и свалила по-английски. Он вывернулся из его рук, пробормотал что-то несуразное, а потом просто трусливо удрал, о чем дико жалел всю ночь, ворочаясь в душном номере отеля. Так, может быть, пришла пора исправить этот промах и выяснить о себе все раз и навсегда?
Мартен подумал, что, раз ему сегодня так сказочно повезло в одном, то просто обязано вести и во всем остальном тоже. Что ж, этот день он точно никогда не забудет. И, пристально глядя прямо в глаза немцу, медленно улыбнулся в ответ.
