Да, все русские были странными. А некоторые — особенно…
Даже Мартен, неоднократно посещавший Россию и твердо знавший, что большая часть пугалок про нее — глупые мифы, был удивлен, когда эта вроде бы суровая страна встретила его ясным небом, ярким, щедро делящимся своим теплом солнцем и удивительным ароматом весны, разлитым в воздухе. Настроение, до этого колебавшееся где-то между отметками «Плохо» и «Бывало и хуже», резко улучшилось. Кажется, у него появлялось все больше причин испытывать к этой загадочной стране теплые чувства.
Быстренько закинув вещи в номер, Мартен отправился к тренеру, чтобы уточнить план тренировок. Если честно, сегодня ему очень хотелось позволить себе немного отдыха. Ну правда, не железный же он, хотя почти все в этом убеждены! Сезон шел к своему логичному завершению, чемпионат остался позади. Холменколлен же преподнес неприятный сюрприз (еще один, да!): Эмиль заболел и тоже, подобно некоторым личностям, пропустил этап. Мартен был этому совершенно не рад: победа, завоеванная при таких обстоятельствах, казалась неполноценной, а главное, он искренне переживал за друга. Тем не менее, все негативные эмоции, омрачившие норвежский этап, не помешали ему занять одно первое и два вторых места и тем самым оторваться от Эмиля еще на 200 очков. С учетом того, что Эмиль пропускал и Сочи, лидерство Фуркада в тотале уже ничто не могло поколебать, и ему вот-вот должны были вручить второй Большой глобус. Так неужели он не заслужил хоть какого-то послабления?
Видимо, выкладывая все это тренеру, Мартен был настолько убедителен, что обычно непреклонный наставник скептически похмыкал, но все же согласился с его доводами.
Оставшись в одиночестве и предоставленный сам себе, Мартен даже несколько растерялся. Он настолько отвык делать что-то, не связанное с биатлоном, тренировками, гонками, стрельбами, что пару мгновений чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Он немного прошелся по стадиону, поглядел на стрельбище, а потом направился обратно в отель. Послонявшись по просторному холлу туда-сюда, он, в конце концов, решил просто прогуляться по окрестностям — надо же своими глазами увидеть, за что Сочи считался одним из красивейших городов юга России.
И вот придя к этому решению, он вновь, словно в тупик, уперся в то самое, о чем запрещал себе думать целую неделю с того момента, как узнал, что русские забили на норвежский этап. Чтобы прогулка по городу была познавательной и интересной, очень пригодился бы провожатый, желательно из местных жителей. Ответ на вопрос, кто бы мог им стать, увы, не то, что напрашивался, а бил во все набаты и колокола.
Мартен с раздражением понимал, что не может и дальше обманывать сам себя и уверять, что ему вообще до лампочки, где там Шипулин и что с ним. Какое там до лампочки, если еще на подлете к городу от одной мысли, что он скоро его увидит, и тот уже не сможет никуда убежать, пульс взвинтился так, словно хотел побить мировой рекорд. Да и что скрывать, разве не эту встречу с Антоном он прежде всего держал в уме, когда уверял тренера в своем праве на отдых?
Не давая себе больше времени на сомнения, он шлепнулся на кожаный диванчик, удобно скрытый в нише от лишних глаз, и быстро набрал его номер.
Ожидая ответа, Мартен непроизвольно покусывал губы и представлял, как услышит сейчас его вечно сумрачный голос и думал, что же он скажет ему. Но с каждым сухим и надменным гудком он все больше убеждался, что ничего говорить не придется. Он ждал до последнего, пока телефон не устал от бесплодных усилий и не заявил, что вызов завершен.
Но, в конце концов, это ничего не значило. Антон же не обязан был ежеминутно держать свой телефон в руках, не так ли? Он мог быть в ванной, он мог выключить звук, он мог спать, да мало ли что! Милосердный разум подсовывал все новые и новые объяснения, вполне правдоподобные и могущие оказаться истиной. Но — хвала современной технике! — Антон в любом случае увидит, что он ему звонил, и должен будет отреагировать. И произойти это должно в течение сегодняшнего дня, Антон просто не мог не взять аппарат в руки за это время. Он позвонит, сказал себе Мартен, конечно же, позвонит!
«А если нет?» — ледяным тоном произнес кто-то чужой и холодный внутри.
И Мартен ни капли не удивился, услышав голос Тома.
Желание гулять исчезло так же внезапно, как и появилось. Он медленно вернулся к себе в номер, скинул верхнюю одежду и подошел к окну, из которого открывался шикарный вид на море и горы и куда более неприглядный — на грандиозную стройку. «И как они хотят успеть все завершить тут за год?! Здесь же работы года на три-четыре!», — изумился он.
Телефон молчал.
Он отошел от окна, побарабанил пальцами по столу, налил себе воды из графина, залпом выпил и рухнул в мягкое кресло, приветливо принявшее его в свои объятия. «Ну хоть кто-то», — подумал он с нервным смешком.
Телефон молчал.
Он встал, пару минут помешкал на месте, вновь раздумывая, чем же себя занять, потом решил принять душ. Он сразу выкрутил рычажок холодной воды на максимум, пусть это глупо и безрассудно, но должно же хоть что-то привести в чувство. Выйдя из душа и ощущая, как зуб на зуб не попадает от холода, Мартен, изо всех сил стараясь не торопиться, проверил, нет ли на телефоне пропущенных звонков. Стиснул зубы, отшвыривая его на кровать, довольно аккуратно, впрочем, — не дай Бог повредить! Оделся, включил телевизор, пару минут усердно жал на кнопки пульта, пытаясь осознать то, на что смотрели его глаза. В конце концов, смирившись с бесплодностью этого действа, выключил его к чертовой матери и откинулся в кресле, запрокинув голову назад.
Телефон молчал.
И что-то внутри Мартена замолкало вместе с ним.
Еще накануне гонки, проглядывая стартовый протокол, Мартен увидел, что Антон не побежит индивидуалку. Уже не в силах оставаться в неведении, он, как можно более аккуратно, вызнал у волонтеров, что русские, конечно, участвуют, но не все. Некоторые целенаправленно готовятся к спринту и эстафете. Мартен скрипнул зубами: то есть все по плану, не случилось ничего из ряда вон выходящего, просто Антон по неведомой ему причине упорно продолжал его игнорировать. Перед гонкой Мартен, почти ненавидя сам себя, вновь набрал номер, уже намертво вбившийся в его память, но результат был тот же.
И Мартен все больше и больше понимал, насколько ему это не нравится.
Промежуток между гонками выпал на 8 марта. Для француза это был обычный день, но он уже знал, что в России это важный праздник — День женщин, кажется. Его очень удивляла сама идея подобного праздника: что должен означать День женщин? Что в этот день их надо любить, холить и лелеять? А в другие дни не надо?! Крайне странный праздник. Он мог зародиться только в этой стране, где, как известно, женщины всегда пахали землю наравне с мужчинами, но раз в год, видимо, решали-таки вспомнить, что кое-чем от них все же отличаются.
Впрочем, спустившись в ресторан, он не мог не признать, что всем встретившимся ему женщинам этот праздник пошел на пользу. Они цвели, благоухали и мило улыбались всем прохожим.
Устроившись на полюбившемся ему месте в углу зала, он заметил неподалеку пару русских биатлонисток и кивнул им в знак приветствия, те радостно и оживленно замахали в ответ.
Мартен быстро покончил с незамысловатым завтраком и уже собирался выйти, как вдруг в его сознание вторгся женский смех. Веселый, кокетливый женский смех, а вместе с ним голос, который он так хотел услышать в телефонной трубке, но так и не дождался. Он замер, глядя в тарелку. Поднимать глаза почему-то не хотелось. А если честно, то вдруг стало страшно. Очень-очень страшно. Потому что он никогда не знал, что этот голос может быть таким теплым и ласковым.
Антон, естественно, говорил с соотечественницами на родном языке, но Мартен за годы соревнований успел запомнить несколько слов и наиболее распространенных оборотов на русском. Да и за недолгое время общения с самим Антоном он пару раз спрашивал, как по-русски будет звучать то или иное слово. И сейчас он не знал, радоваться этому или сожалеть. Антон, судя по всему, поздравлял девушек с праздником, называл их милыми, или что-то типа этого, и невыносимо умильно уверял, что они самые лучшие.
