Договорившись с собой таким образом, он мысленно отложил для себя дальнейшее решение вопроса на неопределенное будущее. Все нестыковки и затруднения получили свои ответы, выстроились в стройную линию в его голове, и он довольно улыбнулся.

Вот так. Все правильно. Все логично.

И нет, дело вовсе не в том, что он уже слабо себе представлял, как это — остаться без Антона.

Прекрасное итальянское небо, под которым вот-вот должен был состояться пасьют, озарялось теплым, ласкающим кожу и душу солнцем. Погода стояла великолепная, самочувствие было шикарным, а тело рвалось в схватку. Все составляющие отличной гонки были в наличии, оставалось лишь выйти и спокойно сделать свое дело.

Фуркаду было просто необходимо выиграть именно эту гонку. Антон, как победитель спринта, стартовал первым. Мартен должен был догнать его с шестого места, отставая почти на сорок секунд. Все это придавало сражению небывалую остроту, тем сильнее щекочущую нервы, что никто о ней и не догадывался.

Стоя во второй линии стартующих позади Эмиля, Мартен изо всех сил пытался сосредоточиться на гонке, но вместо этого его глаза вновь и вновь непроизвольно тянулись вправо, туда, где на расстоянии вытянутой руки вот-вот собирался сорваться с места спортсмен в сине-красной форме под номером один. Он был уверен, что Антон кожей чувствует эти взгляды, и ему было странно приятно от того, что между ними протянулась эта незримая, но отчего-то очень крепкая ниточка.

Наконец часы показали нужное время, судья резко махнул рукой, и Антон под приветственный шум трибун сорвался со старта. Мартен не отрывал взгляда от стремительно удаляющейся фигурки вплоть до того момента, пока не рванулся в бой Эмиль, так что он с выдохом облегчения, наконец, занял стартовую позицию. Ему пришлось прождать еще более двадцати секунд, прежде чем он в конце концов кинулся в погоню.

После той их ночи эта гонка была первой, в которой он в прямом смысле слова гнался за Антоном. В предыдущем, победном для Антона спринте тот стартовал девятым, а Мартен — сороковым, так что непосредственно на трассе друг с другом они не сражались. Да и, честно говоря, тогда в начале гонки Мартен никак не полагал, что именно его новообретенный любовник окажется его главным конкурентом. Сегодня же все было иначе. Антон вмиг превратился в опасность, которую надо было обезвредить и ликвидировать. Любой ценой и любым способом.

Вырвавшись на простор, Мартен вздохнул полной грудью, вновь ощущая себя диким зверем, вышедшим на безжалостную охоту, в которой жертва заранее обречена. Кровь застучала в ушах, и непрошеными гостями вдруг заявились воспоминания.

… Та спонтанная тренировка в Хохфильцене… Бешеный рывок Антона на подъеме… Догнать! Догнать во что бы то ни стало!.. Как же обжигает вроде бы холодный снег Рупольдинга! Он почти такой же горячий, как губы Антона, призывно раскрывающиеся ему навстречу…

Потребовалось крепко зажмуриться и резко встряхнуть головой, чтобы отогнать совсем ненужные в данный момент мысли и усилием воли вернуться в происходящее здесь и сейчас. Мартен не был неопытным юнцом, чтобы сразу со старта форсировать события, поэтому к первой стрельбе он подошел практически с тем же отставанием, что и в начале гонки, зато на своем пульсе. Эта стратегия дала свои плоды. Пусть он не уменьшил свой отрыв, зато, благодаря безупречной стрельбе, поразил все мишени. Тогда как почти все соперники, что занимали места со второго по пятое, промахнулись и вежливо уступили Фуркаду третье место, вслед за Факом.

А вот это становилось уже интересно. Тем более интересно, что, оказывается, пока мчишься от стрельбы к стрельбе, можно думать об очень многих вещах…

… Снова пытается оттолкнуть, но уже больше из упрямства, не надеясь на успех. Да и желая ли этого на самом деле? Кровь стучит в ушах, этот неистовый стук отдается в каждой клеточке тела. Так громко, что не понять, чье же сердце готово вырваться из груди, его или антоново…

И наверное, все равно еще рано было бросаться в бешеную погоню, ведь целых три стрельбы были впереди, но он больше не мог ждать, видя, как Антон удаляется все дальше и дальше. Он плюнул на осторожность и кинулся вперед. Это сразу дало результаты. Тренеры подсказывали, что расстояние пусть медленно, но начало сокращаться. Обойти Фака не составило никаких проблем. Между ним и Антоном больше никто не стоял. И это было правильно. Сегодня никто не имел права вмешаться в их спор. Сегодня это была их гонка.

То, что Антон промазал, он увидел, как только вкатился на стрельбище, и не смог сдержать хищной улыбки. Ага, не так уж спокоен Шипулин, каким очень старается казаться. Забрезжившая впереди тень золотого дубля и его выбила из равновесия. Типичная ошибка новичков, дорвавшихся до первых серьезных успехов, — считать, что они теперь матерые волки, и им море по колено. С таких сбивать спесь особенно приятно. Особенно, если вспомнить, как…

… Антон пытается подстроиться, запрокидывает голову, ртом хватая воздух. Мартен жадно целует так удобно подставившуюся шею, такую открытую сейчас и доступную. Эта беззащитность еще больше будоражит кровь и подстегивает его внутреннего зверя. Он буквально впивается в нее зубами, с наслаждением представляя, какие следы останутся на ней завтра…

А вот думать об этом сейчас не надо было. Был такой шанс догнать Шипулина, но он сам, своими руками его профукал, промахнувшись первым же выстрелом. Одновременно с ним стреляли еще пять человек, но не они, совсем не они сбили на долю секунды максимум концентрации. Поди попади в малюсенький черный кружок, если перед глазами все еще маячит красное пятно на беззащитно обнаженной шее.

Бешено работая палками на штрафном кругу, Мартен еле удерживался от нервной усмешки: Антон умеет мстить!

Он ушел в гонку на восьмом месте.

На третьей стрельбе у него возникло чувство дежавю: он вновь подошел к стрельбе в толпе преследователей и вновь увидел, как пока еще бессменный лидер сегодняшней гонки заезжает на круг. Что ж, ему выпал еще один шанс, а Мартен такими подаркам судьбы не разбрасывался. Тем более сегодня Антерсельва явно ему благоволила: мазали все, кто так любезно составил ему компанию. Мартен никогда специально не смотрел, как стреляют другие, но он не мог не видеть краем глаза, как один за другим уходят на круг Эмиль, Фак, Пинтер. Впрочем, он потому и стал тем, кем сейчас являлся, что мог отрешиться от всего, что происходило вокруг. Промахи других его ни в коей мере не волновали. Все, о чем он должен думать, это черный кружок в пятидесяти метрах от него.

Вдох-выдох, первый… Вдох-выдох, второй… Вдох-выдох, пятый… Все, можно бежать.

Он бросил мимолетный взгляд на табло и не смог сдержать торжествующей усмешки. Второй. Четырнадцать секунд. От гигантского, едва ли не минутного, преимущества Антона почти ничего не осталось. Вот так, дорогой. Пришла пора преподать урок.

Он рвал все жилы и напрягал мускулы, чтобы добавить еще хоть немного скорости, и у него все получалось. На очередной отсечке от четырнадцати секунд осталось одиннадцать, так что на одном из поворотов спина Антона вдруг оказалась неожиданно прямо перед глазами. И это было роковой оплошностью Мартена…

… Антон тяжело дышит, зарывшись лицом в подушку. Ему явно достаточно на сегодня, и Мартен прекрасно это понимает. Он знает, что должен бы уже оставить его в покое. Но точно так же понимает, что оставить его в покое он просто не в состоянии. Насколько возможно сдерживая себя, он пока еще ласково и осторожно начинает покрывать поцелуями его спину…

Конечно, перед решающей стрельбой Антон сбросил скорость и, уже не торопясь, в своем ритме подошел к стрельбе. Мартен прекрасно понимал, что просто обязан сделать то же самое, но со злостью сознавал, что не имеет на это права. Он был должен сейчас догнать его на стрельбище, не дать ему начать стрелять в комфортном одиночестве. Нужно было нервировать его, выбить из колеи своим присутствием — сделать то, что он умел, наверно, лучше всех в мире. Впервые за сегодняшний день он встал на коврик рядом с ним. И тут же понял, какой он идиот…