Очевидно, он не мог согласиться с фактом, что от природы лишен достоинств, которыми наделен Переодень Лицо, – отталкивать людей обликом. Сейчас приходится компенсировать врожденный недостаток специальными мимическими упражнениями.

Имя Вампир Даша отмела, как тривиальное. Кроме того, в какой вселенной подобное слово может предохранить и защитить? Именование Желтый Клык не было столь выразительно, зато авторство принадлежало ей и предназначено было оберегать ее.

Третий тип – особая история.

Его не надо описывать. Достаточно сказать, что он вселял ужас в Переодень Лицо и Желтого Клыка. Самое безобидное название, какое она смогла разыскать в своем словаре, было Вожак.

Он был постарше корешей и пользовался неоспоримым авторитетом. На следующий день после их появления Даша наблюдала омерзительную сцену. Вожак застал Переодень Лицо и Желтого Клыка шушукающимися между собой. По неизвестной причине это ему не понравилось.

Он поставил их напротив друг друга. Так близко, что каждый послушно вдыхал выдох другого. Оба догадывались – то, что произойдет вслед за этим, не столько наказание за ослушание каких-то писанных, неписанных или даже никому не известных правил, а демонстрация всей общаге, кто в натуре держит верхушку в этом доме на колесах.

Она отвернулась, чтобы не видеть, что случится дальше. Не потому что неприятно наблюдать сцену наказания. Напротив – конфликт одного подонка с двумя другими привносил некоторое удовлетворение и даже надежду на разлад в гнусном семействе. Даша отказывалась принять сообщение, которое они рассылали окружающим, включая ее, а возможно, ей в первую очередь.

Желтый Клык был легче Переодень Лицо, а посему, когда Вожак столкнул обоих лбами и носами, он в действительности врезал Желтым-Клыком в нос Переодень Лицо как собственным кулаком.

Группу в целом она определила Мерзкой Тройкой.

Первую победу новоприбывшая группа одержала, нанеся поражение административной структуре Вагона. Татьяна вынуждена была сложить с себя полномочия Дежурного. Тройка была ей не по зубам. Но свято место пусто не осталось. Его занял Сергей и сделал это с удовольствием, даже некоторым вожделением по причине, в которую Даша упорно отказывалась верить до того момента, когда Сергей, найдя удобный момент, прошептал ей: «Пока я здесь, никто не посмеет тебя обидеть»

Ей было приятно это слышать, хотя и без этого откровения, чувствовала себя в полной безопасности. Но неминуемо надвигался момент, когда останется одна. Продолжала изучать попутчиков, пытаясь понять, на кого сможет положиться после того, как ее новая семья покинет ее.

Не позволяла она разрешить в себе шаткую надежду, что Гнусная Тройка прибудет к пункту назначения раньше шахтерской семьи. И все же, каждый раз, когда паровоз подтягивал цепочку вагонов с очередной станции в приближающуюся неизбежность, она вглядывалась в противоположный темный угол в надежде не увидеть там мерзких лиц. Каждый раз разочаровываясь.

За одну остановку до Георгиевска Даша заглянула к старым приятелям из второго товарного. Обстановка там значительно отличалась от полюбившейся ей во времена вынужденного визита. Обновленный состав пассажиров больше не производил привлекательного впечатления. Вагон представлялся незнакомым дьяволом, который, она знала – хуже знакомого. Не было там омерзительной тройки, но и не было людей, на которых она могла положиться при необходимости.

***

Это никогда не случалось с ней раньше. Ставенки чуть приотворились, впустили внутрь лучики, и она услышала: «Гнусная тройка будет оставаться в вагоне, пока ты ее оттуда ни выпихнешь».

Даша улыбнулась, насколько помнилось, впервые за много дней. При всей эпической фундаментальности, праматери, голоса которых ей послышались, не были лишены восхитительного чувства юмора. Но раз уж на то пошло, то – «Где были вы, когда я оставила его в белой рубашечке мишенью на обочине?». К удивлению, сквозь блекло-коралловый отсвет услышала: «Вспомни, как ты продолжала возвращаться к нему и как тяжело отрывала от него взгляд и… все же ушла, не признав ни один из этих знаков». Она помнила «… если ты никогда не уйдешь, то и никогда не вернешься…»

***

Татьяна присоединилась к Сергею в поисках благополучного выхода из Дашиной рисковой ситуации. Голова матери семейства – лучшее место для рождения подобной восхитительной идеи, которая не только обеспечит Дашину безопасность, но и попутно поразит парочку других целей, витающих в воздухе.

– Смотри, Даша. Похоже, ты и сама видишь, не хочу пугать, но эта шпана не шутит, – вступил Сергей.

Татьяна с готовностью подхватила:

– Поедем с нами. Передохнешь чуток. День-другой. А понравится, и дольше. Потом продолжишь путь. Моя сестра важный человек в районе, она и с билетом поможет. Успеется. Некуда тебе торопиться.

– Звучит привлекательно, но ждут меня. И как быть уверенной, что в следующем поезде не окажутся подобные типы? Здесь меня хотя бы знают. Даже без вас я все же не одна.

Звучал довод неубедительно, как ни старалась. С какой-то неотвратимостью она двигалась в будущие события. Пятачок – неизбежность прошлого, Гнусная Тройка – неизбежность будущего.

***

Почему она не приняла предложение Татьяны? На что рассчитывала? На случай? Какой? Сказочный? Романтичный? Что двигало ею? Азарт?

Игрок знает – проигрыш неминуем. Знает и вопреки тому продолжает игру. Потому что погоня-то не за выигрышем (в чем уверен дилетант), а за хмелем риска.

Замечал ли я когда-нибудь в ней азарт? Никогда… Исключая момент, когда впервые услышал этот эпизод.

Я упоминал ранее, что она завершила Историю Вагона, когда мне было восемнадцать. Действительно, как и было обещано, я получил ответы на все вопросы. На все, кроме одного. Почему она осталась в вагоне?

Несколько лет спустя я нашел ответ в один редкий, необыкновенно спокойный и гладкий день, когда мягкий нежно-лазурный кристальный воздух опьяняет свежестью, чистотой и прозрачностью, и солнце не греет, а ласкает. Тело, бесплотное и невесомое, лениво колышется в дуновениях или медленно струится вдоль улиц.

***

Мать семейства, вероятно, имела недостатки. Сдаваться после нескольких неудач – не был один из них.

– Сойдешь с нами в Георгиевске. Потом незаметно пересядешь в третий плацкартный вагон. Спросишь проводника Геннадия Анатольевича. Скажешь: ты Даша. От Татьяны. С ним все оговорено.

– Как я вам благодарна! Сколько вам это стоило?

– Не твои проблемы. Дай только слово, что напишешь, когда доберешься до места.

– Напишу – не сомневайтесь.

***

В Георгиевске Даша накинула на спину Надину котомку и вместе со всей шахтерской семьей, стараясь по возможности не отделяться от них, сошла с поезда.

Дальним уголком глаз Даша видела, что тройка, неожиданно протрезвев, присматривается к происходящему.

В здании вокзала Даша распрощалась с шахтерской семьей, пристроилась у окна, наблюдая за поездом, который вот-вот начнет двигаться. Отражающиеся от окна солнечные лучи надежно защищали ее от глаз снаружи, она же отчетливо видела, как тройка, покрутившись, вернулась в вагон.

Даша обогнула здание вокзала и неторопливо двинулась к новому вагону и уже ухватилась за поручни, как на насыпь спрыгнул Вожак и направился в ее сторону.

– Помочь? – развязно обратился он к Даше.

Без признаков приветливости или отчуждения, улыбки или отвращения, добродушия или злобности:

– Спасибо, я сама.

Даша поднялась по ступенькам в вагон. Тихо представилась проводнику. «Иди за мной», – сказал тот. Повернувшись, увидел мужчину, пробирающегося вслед за Дашей.

– А ты куда?