Илья взял винтовку, без лишних слов повесил Соло на плечо и хлопнул его по спине.
— Удачи.
Против воли Соло отреагировал смешком, но винтовку возвращать не стал, перевешивая её удобнее и отправляя за спину.
Остаток пути они проделали в молчании, то и дело прислушиваясь к движению следующего за ними стрелка, и вскоре выбрались на поверхность.
Они находились в одной из квартир ближайшего дома, и Соло с усмешкой на губах наблюдал через окно, стоя за шторой, за тем, как метался по улице стрелок, пытаясь определить, какой из трёх поворотов выбрали его цели: каждый был по своему хорош и мог в теории заинтересовать пытающихся оторваться от преследования людей.
— Мы на два часа раньше срока, — заметил сидевший в кресле Илья.
— Да, полно времени до того, как нас явятся забирать домой. Можно заняться чем-нибудь интересным, — бодро ответил Соло, отходя от окна: стрелок определился с направлением и побежал просто прямо. — Жаль только, что здесь кровати нет. И даже кресло только одно, — он, недолго думая, сел прямо на пол и прислонился спиной к стене, глядя на Илью.
— Если ты про девушку из квартиры снизу, то уверен, у неё есть своя кровать. Можешь спокойно отправляться покорять новые вершины, — сказал Илья. Настроения у него не было: двухчасовое ожидание представлялось бесконечным, а возможность связаться с Уэйверли отсутствовала.
— Будет невежливо выгонять девушку из её же кровати, — отозвался Соло, разглядывая Илью с лёгким беспокойством. Разносить тут, конечно, особо нечего, но мало ли.
— Расскажи тот кошмар, который тебя нервирует больше всего, — сменил тему Илья.
— Если это твой вариант того интересного, чем можно заняться, то придумай что-нибудь другое, — с вежливой улыбкой «попросил» Соло.
— Это моё второе желание, ковбой, — не собирался отступать Илья, и через несколько секунд он мог наблюдать, как Соло подтянул колени к груди и обхватил их руками.
— Мне было десять, — глядя в стену слева от себя, начал он. — Я сидел на кухне под раковиной и через щель между верхней стороной тумбы и покосившейся дверцей видел, как пьяный отец орёт на мать. У него в руках было ружьё, которое он на неё наставил, а она плакала и умоляла его успокоиться. Говорила, что он меня разбудит, что соседи услышат, а сама такими глазами смотрела на ружьё, будто это её ночной кошмар, — Соло перевёл тяжёлый взгляд на Илью. — Я случайно двинул плечом, задел слив раковины, и кусок трубы отвалился, а в следующую секунду раздался выстрел, вскрикнула мать, и я испугался, что отец выстрелил на звук. В меня. Зажмурился, вжался в стенку, чувствуя, как по плечу течёт кровь, — он немного помолчал и продолжил: — На самом деле это была не кровь, а вода, скопившаяся на дне раковины, а выстрелил отец в случайного уличного мальчишку, который из любопытства заглядывал в чужие окна. Отец дёрнулся на звук, который издал я, а увидел его лицо.
Соло сложил ладони в замок и хрустнул пальцами, не отводя от Ильи взгляда и даже не моргая.
— Я нечасто видел это потом в кошмарах, только когда днём случалось что-то плохое, но пробирало до костей. Словно такое напоминание, что бывает и хуже, — он невесело хмыкнул. — После войны перестал совсем, — Соло пожал плечами, и в воздухе повисло без слов понятное «хуже войны не бывает ничего».
Илья не ответил, и Соло задался вопросом, о чём тот думает. Скорее всего — о своём отце, и тоже вряд ли что-то особо жизнеутверждающее.
Соло не сразу расслабился, углубившись в свои мысли, и разогнул ноги, только когда вернул себе самообладание, а ещё через какое-то время он встал и вышел из квартиры. Вернулся довольно быстро, держа в руках украденную у уснувшего старика газету.
Сев на прежнее место, он принялся читать. Ознакомившись с очередным листом, он протягивал его Илье, и тот тут же рвал его на неровные части, обращая внимание только на крупные заголовки — и то скорее случайно.
***
На выставке Илья чувствовал себя неуютно. Он был одет в костюм, при выборе которого они с Соло чуть не поссорились: варианты, предлагаемые Соло, Илье, не понимающим, какого чёрта тот вообще отправился в магазин вместе с ним, не нравились категорически, а то, что Илья брал мерить сам, критиковал Соло, язвительно бросая, что большевик только в женской моде разбирается.
Откуда Илье было знать, что тот просто хотел, чтобы их костюмы подходили друг к другу? Можно было, конечно, и себе новый купить, но тогда было бы очевидно, что Соло специально подбирал, а не случайно взял из старых.
В руке у Ильи был стакан с виски, и это было второй причиной чувствовать себя неуютно. Сначала он хотел ходить просто так, но Соло сказал, что это неприлично, и повёл Илью к столу с алкоголем. Там Илья хотел взять бокал с шампанским — просто потому, что тот стоял ближе всех, — но Соло сказал, что это дамский напиток, и вручил Илье виски. Илья поморщился, но взял, посчитав, что давать бесплатное представление со всем известным сценарием «возьми — не возьму — бери — да ни за что» перед заинтересованно поглядывающими на них девушками — слишком.
Третьей причиной чувствовать себя неуютно стала одна из этих самый девушек, подошедшая познакомиться и поболтать, когда Илья как раз постигал смысл нарисованных насекомых. Она предложила тост за здоровье художницы, и он выпил, потому что скажи он, что не пьёт, и пришлось бы объяснять, зачем он тогда взял себе виски.
Вернувшийся Соло быстро переключил внимание дамы на себя, и Илья почувствовал разом облегчение, досаду и ревнивое раздражение — снова Соло проведёт ночь непонятно в чьей постели…
Вопреки мнению Соло, слепцом он вовсе не был и все его «ухаживания», если так можно было назвать эти подколки, намёки и шутки-с-подтекстом, заметил сразу, хотя поначалу действительно убеждал себя, что ему просто показалось.
А когда признал, что нет, не показалось, первым желанием было разбить Соло нос. Но поскольку это произошло ночью, Соло рядом не оказалось, а к утру Илья уже подостыл. К тому же формально и повода не было: действовал Соло тонко. Это потом он начал наглеть — от своей безнаказанности и досады на отсутствие ответных действий со стороны Ильи, — а Илья попривык и перестал остро реагировать.
Он не мог точно сказать, когда начал чувствовать к Соло симпатию, которую стало невозможно описать поблекшим словом «дружеская», — просто, когда от Соло по утру вышла очередная одноночная красавица, понял, что безумно ревнует.
И это понимание стоило некоторой суммы, которую пришлось заплатить отелю за подпорченный интерьер номера.
На выставке «подпортить» можно было только картины, что было бы неуважением к художнице, и стол с алкоголем, за который он бы до конца жизни не расплатился.
Хотя… сделав ещё глоток, Илья мысленно поправился: чтобы не расплатиться за напитки такого качества до конца жизни, жизнь должна быть очень и очень короткой.
Поставив недопитый виски на другую сторону стола, где уже начали собираться грязные стаканы и бокалы, Илья отправился на поиски туалета — умыться прохладной водой, — но нашёл только подсобное помещение, где стояла какая-то старая мебель, валялся всякий мусор, а в углу более-менее аккуратно были сложены тряпки со следами краски, в которые, видимо, заворачивали картины во время перевозки.
И пока Илья разглядывал стоявший там диван, раздумывая, достаточно ли он крепок, чтобы рискнуть на него сесть и провести здесь какое-то время наедине с собой, — ему нужно было успокоиться, но пик эмоций уже прошёл, поэтому громить подсобку он не стал, — сюда же вошёл Соло.
— Ты один? — вскинув брови, поинтересовался Илья. — Пошёл разведать обстановку, чтобы узнать, есть ли тут где уединиться с женщиной?
— Тебя искал, — ответил Соло, отмечая, что Илья зол. Это, в общем-то, трудно было не заметить: тот говорил сквозь зубы и смотрел на Соло так, словно это его работы были наверху, а Соло незаслуженно раскритиковал их в самой резкой форме.
Его слова подействовали на Илью неожиданным образом: толкнув Соло к стене, он прижал его руки своими по обе стороны от головы и впился поцелуем в губы, сильно, несдержанно и даже грубо. Потому что Соло, чёрт его подери, отвлёкся от этой своей девушки, когда заметил, что напарник покинул зал, и отправился его искать. И заметил-то так скоро.
