–Булавинцев среди казаков много?
–Не знаю, Ваше Величество, за себя отвечаю.
–Что же мне с тобой делать…– задумался царь.
–Хочешь – казни, хочешь – милуй. Одна просьба у меня будет, Ваше Величество.
–Какая?
–Азовская медаль у меня на шее на гайтане висит, пусть дочери отправят.
Пётр хмыкнул:
–Увидишь дочь, а потом – в Нерчинск, нет вора Вологжанина. Поедешь Воложаниным… назад не вернешься, – Царь вышел из шатра. Кому-то приказал: – Лечить бережно, относиться с ласкою.
Приказчик Читинского плотбища Василий Казанцев провожал непонятного гонца. Гонец приехал на Покров, когда девки просят: «Покрой, батюшка Покров, землю снежком, а меня – женишком». Переваливаясь с ноги на ногу, в избу зашел казак в годах в овчинном полушубке и бараньей шапке с красным верхом. Снял шапку, перекрестился на иконы, тряхнул полуседой головой и попросился ночевать. Когда казак разделся, на кафтане звякнули две медали: за Азов и за Полтаву. Рассказывал о Полтавской битве, спрашивал о старых нерчинских да албазинских казаках. Повесил голову, когда приказчик сообщил о смерти деда Лосева, помолчал, потом сказал:
–Вечная память.
Сейчас гонец одвуконь выезжал со двора. Оглянулся, махнул рукой Василию:
–Еще увидимся, тезка, – И рысью пошел на Нерчинск.
Беглец
Гоша Медведев, сын разорившегося мелкого купца, своекоштный воспитанник иркутской гимназии, в которой заканчивал курс наук, крупный семнадцатилетний парень, чуть косолапя, шагал домой. Жил он в городе у старшей сестры, вышедшей замуж за мелкого чиновника по фамилии Гартох.
–Медвежонок! – Гоша услышал свое прозвище и обернулся. К нему подбежал знакомый подросток:
– Возле Ангары твоего отца бьют.
Гоша развернулся и побежал к берегу. Его отец, Иван Филимонович, иногда приезжал из деревни Ушаковки, где жил и имел небольшое хозяйство, в город по делам и, если выпивал с кем-нибудь из знакомых, начиналось мордобитие. После банкротства он остался должен многим, и, хотя суммы были не большие, кредиторы не простили должника и выбивали свои займы с процентами кулаками. Медвежонок ворвался в кружок пирующего мелкого купечества, в котором бывшие компаньоны расправлялись с отцом, сухим мужичком с испитым лицом. Силен гимназист был не по годам, пошел в деда по материнской линии, коренного сибиряка. Дед даже в старости легко гнул пальцами медные пятаки. Сын оторвал от отца одного из гуляк, откинул его в сторону, увернулся от удара второго, поймал его за руку и перекинул через себя. Занятый дракой, он не видел, как подбежали двое земских полицейских. Драчуны бросились врассыпную, а один из полицейских огрел Гошу саблей в ножнах. Получив сильный удар сзади по шее, Медвежонок с разворота ударил блюстителя порядка в ухо. Полицейский отлетел, упал и со всего маху приложился головой об валун. Череп треснул как орех. В замешательстве гимназист остановился: из головы упавшего медленно текла струйка алой крови.
–Спаси нас, Господи, – мелко закрестился протрезвевший отец.
– Убил! – истерично, по-бабьи тонко закричал второй страж порядка, вытащил саблю и издалека тыкал Гоше в живот.
Моментально собралась толпа.
В узкой долине возле речки, окруженной с трех сторон высокими горами, заросшими дремучей тайгой, расположился Императорский золотой промысел. По правому берегу речушки стояли небольшие избенки и землянки вольнонаемных рабочих и ссыльнокаторжных, которые после срока тюремного заключения могли жить на воле, исполняя промысловые работы. Дальше выделялась громадная тюрьма, окруженная казенными зданиями, где располагались полиция, военная казарма, лазарет, казенная кладовая. Огромное деревянное здание тюрьмы было разделено коридором во всю длину, по обеим сторонам коридора устроены камеры, которые освещались окнами. В камерах стояли двухэтажные нары.
Сегодня прииск не работал. Два дня в месяце были выходными. Каторжане отдыхали, занимались починкой, стиркой и завидовали вольным, предававшимся безудержному пьянству в дни отдыха. В большой общей камере тюрьмы варнаки курили, разговаривали между собой. В углу беседовали трое каторжан. Пилипенко, староста артели, трудившейся на нижнем разрезе, где была самая трудная работа, переговаривался с Медвежонком и его земляком Сметаной. За прошедшие годы парень вымахал под потолок, раздался в плечах. Каторга его не сломила, а только развила физически. Крепко сшитый Гоша обладал завидным здоровьем: до трескучих морозов ходил без шапки и рукавиц и даже не чихал. Сейчас его круглое веснушчатое лицо, поросшее мягкой пшеничного цвета бородкой, было серьезным. Его земляк, пришедший с последней партией каторжан, передал ему плохие вести. Сестра Маша с мужем уехала в Петербург, оставшийся один, отец загулял и замерз. Сорокалетний жилистый Артюха был «оборотнем» – так на каторге называли тех, кто бежал. После побега он добрался до дома, покуролесил там, был пойман, отодран плетьми и вернулся на пятнадцатилетний срок. Сметаной Артюху прозвали за белый цвет волос. Разговор шел о побеге, поэтому шептались тихо и секретно.
–Надумал, Медвежонок? – спросил Пилипенко.
–Меня теперь ничто не держит, а впереди еще семь лет.
–Уходить надо, – вмешался Сметана, – А то косые взгляды начали бросать.
–Разговоры идут, что генерал Кукушкин вас зовет, – подтвердил староста.
–Значит, до начальства дойти могут, – заметил Гоша.
–Так что, если надумали – с Богом.
–Может, завтра? – вопросительно посмотрел на товарищей Артюха, – Доберемся до Сретенска, а там не пропадем. У меня знакомые есть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.