Нам рекомендовали разговаривать с ним, убеждая в том, что он слышит. Я рассказывала ему о наших путешествиях, о полюбившихся местах, спектаклях, фильмах, вечеринках. Пыталась вспоминать какие-то смешные или, наоборот, – драматичные случаи. Сообщала о куче звонков от друзей, коллег и просто знакомых, интересовавшихся его состоянием. Всё время вглядывалась в его лицо и держала за руку, ожидая хоть малейшей реакции. Тщетно. Оставалось только ждать и надеяться. Страшно было даже подумать, что такой умный и энергичный человек останется овощем. Я даже предположить не могла, какие муки при этом испытывает он сам. Через какие адские состояния проходит и что ему еще предстоит.

…Богота, Колумбия, перекресток центральных улиц. На всех четырех углах – парные патрули автоматчиков военной полиции. Из громадного лимузина остановившегося кортежа выходит вице-президент страны и энергично направляется ко мне. Дружеский хлопок по плечу, ослепительная улыбка.

– Надо перевезти груз.

– Вы же знаете: я не занимаюсь оружием и наркотиками.

– Ерунда. Никто ничего не заметит. Это наше новое изобретение. Называется Вагина. Берешь за две фаллопиевы трубы, надеваешь на голову и смело идешь через любую таможню.

Он нахлобучивает мне на голову что-то липкое и зеленое. Слегка подталкивает в бок. Справа и слева загораются нестерпимо яркие светильники в красную и синюю клетку. Я погружаюсь в нескончаемый параллелепипед, образованный этими ослепительными огнями. Грохочет музыка. Басы бьют по голове так, что она вот-вот взорвется. Это мой любимый Pink Floyd. Успокаиваюсь и полностью отключаюсь.

…Врач стоит ко мне вполоборота так, что я не вижу его лица. Он говорит, что мне предстоят еще три операции. У Профессора нет достаточной квалификации, поэтому оперировать будет мой собеседник, конечно, если я хорошо заплачу.

– Три операции. Вам предстоят три операции по сто тысяч евро каждая.

Пытаюсь дотянуться до бейджа на его груди. Он сам поворачивает табличку и представляется:

– Джейл, я доктор Джейл[6].

Тут я замечаю, что это же имя выбито на серьге в его левом ухе.

– Если откажетесь платить, то я вас инфицирую так, что нынешнее заражение покажется легким испугом. А если мне хотя бы что-то не удастся, то всё доведут до конца мои специально обученные помощницы. Они знают свое дело: никогда не восстановитесь.

Слышу отвратительный визгливый женский смех. Какая-то девица, видимо, медсестра, рассказывает, что уезжает в отпуск в Москву, где для нее приготовил новый набор косметики Борис Буряце[7]. С ужасом понимаю, что попал в какую-то криминальную клинику.

…Вдали звенят колокола. Холодно. Очень холодно. Рождество или Новый год. Кто-то дубасит в дверь. Пытаюсь выкрикнуть, чтобы никого не пускали, они могут меня инфицировать, но голоса нет. Входят два священника. Один начинает читать молитву по-грузински, другой по-армянски. Наконец-то у меня появляется голос, требую вызвать полицию. Попов уводят, но они продолжают ломиться в дверь. Несмотря на животный страх, я снова отключаюсь. Сквозь дрему слышу уговоры полицейского принять священников:

– Они только помолятся и побреют вас.

Не хочу бриться! Попы нестерильны!! Кругом инфекция!!! Конвульсивно закапываюсь в простыни и одеяла. Страх безмерный…

…Ближний Восток. На огромной скорости веду по пустыне небольшой армейский грузовик. Тучи песка и никаких ориентиров. Швыряет так, что вот-вот оторвется голова. Внезапно меня догоняют серые мотоциклы с номерами WH на передних крыльях и пулеметами на турелях колясок. Седоки в развевающихся пропыленных кожаных плащах и касках с очками не выказывают никаких добрых намерений. Резко торможу, погружая всех в облако песчаной пудры.

– Вы, ребята, из дивизии Роммеля? – кричу им сквозь бурю.

– Аглин вас Аглин![8] Мы сейчас покажем тебе Роммеля, проклятый ягуд[9]. Двигай в строю.

Еду дальше внутри эскорта мотоциклистов. Понимаю: попал в руки арабских террористов. На память приходит повесть с необычной фамилией автора – Прага, Сергей Прага. Книга называется «Да, был». Там, спасая от неминуемой гибели в концлагере, одного еврейского персонажа называют аджарцем – грузином-мусульманином. Это мне легко: во-первых, родился и вырос в Аджарии и, во-вторых, прилично владею грузинским языком.

Тормозят, ведут в палатку. За столом вооруженные бородатые люди в пустынном камуфляже. На столе – огромное количество комиксов, изображающих хохочущих парней, насилующих женщин в хиджабах; машины, давящие арабских детей; бульдозеры, разрушающие каналы и уничтожающие урожай. И на всех этих источниках агрессии холодно сияют голубые шестиконечные звезды. Абсолютно точно: добра такая встреча мне не сулит. Выстреливаю весь имеющийся у меня запас арабских слов:

– Вахд, арба, хамса, ашра, сундук эль-берид, шамес, каср, баср, мехид! Зен?! Я аджарец – грузин-муслим. Зен? Слыхали про таких? Зен? Эль-Кагира, эль-Джазир, ас-сайяра, аль-тайара! Зен?[10]

По крайней мере, есть шанс проканать под полного кретина. Авось отпустят – чокнутых не судят.

– Ребята! Он свой, он – грузин! – непонятно почему кричит один из бородатых.

– Обрезанный? – грозно спрашивает другой.

– Не успел, – лепечу в ответ. – В Союзе не было принято.

– Раз не обрезанный, значит – не еврей: они все обрезанные, – заключает грозный. – Поможешь нам резать евреев?

– Нет, не могу. Я – журналист. Ничего, кроме авторучки, держать в руках не умею. Вот написать о том, какие вы крутые парни, могу. Только поделитесь своими планами.