— Разве вы не рискуете? — Светику стало стыдно за грубость. И что на него нашло? Тёмный комок в груди упорно пытался расшириться. — А вдруг они скажут, что это вы меня сбили? — Ну вот опять как он мог так подумать о людях? Раньше никогда себе этого не позволял!

— Машину я раздваивать не умею.

Светослав ещё немного покачался, после чего сел нормально, полностью успокоившись.

— Я всё же хочу увидеть родителей. Понимаю, что ничем им не помогу… Но… я виновен в их горе и должен тоже его принять.

— Если когда-нибудь появишься перед матерью, причинишь только ещё больше боли. Ты никогда не слышал, что родители, чаще матери, хороня своих детей, сходят с ума? Говорят, что они живы, стоят рядом?

Парень настороженно кивнул. Ему приходилось не только слышать, но и видеть это. Так было на похоронах его двоюродной сестры. Двенадцатилетняя девочка играла с подружками на крыше девятиэтажного здания, в котором жила её семья, и сорвалась. Это была сильнейшая трагедия, которую мать девочки не смогла выдержать. Прямо на похоронах, у закрытого гроба, разыгралась жуткая сцена. Женщина в траурных одеждах внезапно бросилась в сторону от гроба с криком, что её дочери там нет. Рассудок матери помутился от горя, и она упорно рвалась из рук мужа, пытающегося удержать жену, крича, что её девочка стоит рядом, плачет и зовёт её. Воспоминания совсем некстати, ведь теперь и его родителям придётся пережить самые страшные минуты в их жизни.

— В таком поведении не всегда виновато одно горе, — Герман вернул внимание мальчика к себе. — Понимаешь, обычные люди не могут видеть призраков. Все… кроме родителей. Если связь с ними тесная.

— Но… это же другое дело! Я смогу с ними поговорить, объяснить! Как-нибудь успокоить! Пусть увидят, что смерть не конец… Я же… всё равно, что жив!

— Прости, мальчик. Но как медиум, я не могу допустить, чтобы призрак вернулся домой. И на эту тему нам предстоит ещё один тяжёлый разговор.

Парень нахмурился. Ему совершенно не понравилось, что Герман удерживает его. Захотелось ударить его, а после выбежать из машины и уйти, куда считает нужным. Разве призракам нужны двери? А как тогда он садился в машину, открывая их? Сам не понимая, делает он это для проверки или на самом деле решил уйти, Светослав сунул кулак к двери, но тот не прошёл сквозь, а безболезненно врезался в стекло.

— Даже не пытайся, — итальянец дождался, пока Светик ощупает дверь, убеждаясь, что она его не пропустит сквозь себя. — Пока ты рядом со мной, я контролирую твою плотность. Ещё одна способность медиума.

Парень с досады пнул пяткой своё кресло и едва не выдал несколько ругательных слов, но так и застыл с раскрытым ртом, не понимая, почему так грубо себя ведёт и почему ему всё больше и больше хочется дебоширить. Это ведь не он! Настоящий Светослав никогда не позволял себе ругаться, злиться или небрежно обращаться с чужим имуществом!

— Ты уже сам должен был почувствовать изменения в своём характере, — мужчина открыл бардачок, достал пачку, полную тёмных сигарет, больше похожих на сигары, только тонкие, и уточнил, — Против сигарилл ничего не имеешь?

Светик, ловя каждое слово, отрицательно покачал головой. Если аромат табака в машине от них, то ему очень нравился запах. Даже самому захотелось попробовать. Только закурив длинную трубочку и сделав несколько медленных затяжек, мужчина продолжил объяснения.

— Становясь призраками, люди сильно меняются. Все, без исключения. В них остаётся только лишь ненависть, и вскоре появляется желание убивать. Этому нельзя противостоять, мальчик. Призраки питаются энергией живых. Для существования им много не нужно, но чувство меры отсутствует. Убийство для них становится таким же естественным, как для человека вдох.

Теперь Светослав понял, что за тёмный комок пытается раскрыться в его груди. Он беспрекословно поверил итальянцу, поскольку сам подмечал изменения.

— Что мне делать? — разумом парень понимал, что не хочет становиться монстром. А вот эмоции, напротив, велели послать всё к чёрту, и будь, что будет.

— Обычно медиумы таких, как ты убивают. Сознание не должно бродить без тела.

— И вы… меня убьёте?

— В итоге — да.

Нотки кедра в табаке, распространившиеся с дымом от сигариллы, словно добавили горечи и без того грустным словам. Светик не хотел умирать, но заставил себя понять необходимость этого… Пока ещё мог это сделать.

— А на что похожа смерть?

— Не знаю, мальчик. Я не могу заглянуть по ту сторону.

— Мне будет больно?

Герман не ответил, вглядываясь в большие голубые глаза паренька, пока ещё не оскверненные тьмой полностью.

— Я могу предложить тебе два пути, Светослав. Мы покончим со всем прямо сейчас… или ты проживёшь ещё несколько лет, но с ограниченными возможностями.

— Объясните, пожалуйста, я ничего не понимаю, — храбрясь, Светик печально улыбнулся. Он очень боялся сейчас сорваться, потерять присутствие духа.

— Медиум может замедлить… серьёзно замедлить твоё изменение. Накинуть своего рода поводок… Привязать к себе. Ты будешь получать только мою энергию, жить одновременно в мире людей и в мире духов. Научишься самостоятельно или по моему приказу становиться плотным или неосязаемым и невидимым. Но ты не сможешь отойти от меня дальше, чем на сотню метров. Лет через десять природа призрака всё же начнёт брать верх, и тогда других вариантов, кроме как убить тебя, у меня не останется.

— Значит… я могу умереть сейчас или лет через десять? Разве выбор не очевиден?

— Привязанных призраков мы называем служителями. Если я проведу на тебе ритуал, то все твои чувства изменятся. К родителям, старым друзьям останется что-то похожее на тепло, не более. Для служителей нет ничего важнее хозяина. Пусть они и обладают своим разумом, но если создавший их медиум что-то прикажет, они выполнят приказ, даже если сами категорически против, — Герман строго посмотрел на Светослава. — Так что подумай хорошенько, мальчик, хочешь ли ты такой участи. Я могу потребовать от тебя… очень многие вещи.

Вот теперь задуматься было над чем. Если сказать без прикрас, Светик станет рабом Германа. Но так ли это страшно? Парень, как ни старался, не смог себе представить ужасного приказа, который заставит его пожалеть о спасении. Итальянец же не заставит его кого-нибудь убить? Хотя сейчас ему это не кажется сложным.

— Я хочу жить, — твёрдо произнёс Светослав. — Сделайте меня служителем.

— Даже твоё имя изменится. Я выберу то, что больше привычно моему слуху. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну что же…

Герман снова завёл машину, въехал в ворота, не забыв их закрыть за собой, и впустил мальчика в дом. Светик по привычке разулся у двери и ойкнул, когда его сапоги растворились в воздухе.

— Не обращай внимания, — мужчина снял пальто, оставшись в сюртуке. — Когда станешь служителем, сможешь создавать плотную иллюзию одежды или носить нормальную, есть и чувствовать, как человек.

Парень кивнул. Чем ближе они подходили к ритуалу, тем больше он начинал нервничать. Даже особой охоты осматривать дом не было. Только краем глаза он заметил, что в нём полно картин из мозаики. В просторной гостиной, начинающейся сразу за прихожей, выделен отдельный стеллаж для атрибутов, относящихся к древней Руси. Несколько манекенов с одеждой, наподобие которой носили князья, воины, крестьяне. На отдельных полках стояла явно старинная утварь: горшки, решето, стёртая ложка, на которой ещё видна хохломская роспись. Рядом висел потёртый лук и колчан, правда, без стрел. Поодаль на синей подушечке лежал неровный кружок золотого цвета, видимо старинная монета. Мальчик не знал, действительно ли всё это настоящее, но точно денег стоило немерено.

Посередине гостиной стоял большой угловой кожаный диван и несколько таких же кресел вокруг прямоугольного кофейного столика. Половину стены занимала огромная плазма.

Больше Светик ничего разглядеть не успел, следуя за итальянцем в сравнительно небольшую комнатку, скрывающуюся за тёмной неприметной дверью. Она выглядела значительно скромнее. Длинный деревянный стол, пара стульев и шкаф, который мужчина открыл первым делом.