— Разденься догола, — Герман поставил на стол толстую белую свечу и зажёг её. — Потом ложись на стол, на спину. Головой к свече.

Указания оказались понятны, но исполнить их было не так просто. Бегать голышом перед посторонними Светик не привык, но всё же заставил себя подчиниться. Добравшись до трусов, мальчик замешкался. Вся скинутая одежда моментально исчезла. Потерять даже бельё безвозвратно душу не грело.

— Побыстрее, мальчик, чем меньше пройдёт времени после смерти, тем лучше.

Оставшись полностью нагим, Светослав стыдливо прикрылся руками. Вероятно, если бы в нём осталась хоть капля крови, то сейчас она оказалась бы в щеках, заставляя их покраснеть. Стараясь не думать о неприятном, парень медленно растянулся, где ему было сказано.

— Руки по швам.

Он подчинился и этому, не сводя глаз с мужчины. Когда тот вынул из шкафа красивый кинжал с прямым багровым лезвием и заострённой рукояткой, понял, что не додумался задать один немаловажный вопрос.

— А… мне будет больно?

— Очень, — Герман поставил свечу так, что широкий ободок подсвечника коснулся макушки Светослава. — Ты передумал? Ещё не поздно…

— Нет!

— Как знаешь. Тогда я начинаю. Не шевелись, как бы тяжело ни было.

Мужчина проколол рукояткой себе палец и капнул немного крови в свечу. Светослав не видел пламя, но услышал, как оно зашипело. Герман, что-то тихо, неразборчиво бормоча, достал свечу из подсвечника, поднёс её к груди мальчика и перевернул. Горячий воск потёк прямо в центр. Светик шикнул, сжав губы, но не двинулся, не понимая, почему, не имея реального тела, чувствует на нём ожог, как настоящий. Скосив глаза, он обнаружил, что воск на коже не остаётся, он, замирая на секунду, тут же впитывается в грудь.

Герман не держал свечу на одном месте, и его стараниями почти вся грудь мальчика очень быстро пропиталась воском и покраснела. Парню терпеть стало труднее. Едва итальянец поставил свечу на место, он вздохнул с облегчением. Правда, ненадолго. Герман оросил уже лезвие кинжала своей кровью, одновременно с этим прокаливая его на огне. Бормотания стали ещё тише, больше похоже на мычания. Мальчик терпеливо ждал, что с ним сделают дальше. Увидеть кончик кинжала на своей коже было страшно, но и тогда Светослав не шелохнулся. Даже зажмуриваться не стал.

На этот раз сдержать крик оказалось сложно. С помощью лезвия итальянец вырезал непонятный узор, похожий на закруглённый квадрат с кривыми линиями внутри, но парень чувствовал не боль от порезов, а невероятное сильное жжение, как будто по нему водили не нагретым кинжалом, а раскалённой докрасна кочергой.

— Я запечатываю с помощью древнего ритуала в тебе свою кровь, — неожиданно пояснил Герман, когда мучение мальчика превзошло его терпение, и парень протяжно вскрикнул. — Теперь ты полностью связан со мной, с моей волей. Ты не сможешь жить, если я умру…

Завидев, как свеча снова сменяет нож, измученный Светослав неосознанно хотел загородиться, но не смог поднять руки. Больше он себе не принадлежал. Но вопреки ожиданиям полившийся на раны воск не причинил боли, наоборот, заполняя собой порез, он успокаивал…

Герман снова забормотал на неизвестном мальчику языке. И чем громче звучал баритон мужчины, тем сильнее трепыхалось пламя, резко погаснув вместе с последним словом. В комнате воцарился полумрак. Мальчик испугано вращал глазами, тяжело дыша. Больше он ничем пошевелить не мог.

— Орфео, поднимайся.

Парень исполнил приказ раньше, чем сумел осознать его. Сжавшись на краю стола, он посмотрел на мужчину. В голове стоял жуткий туман. Как будто вся его прошлая жизнь была длинным, глубоким сном, и только сейчас он проснулся.

— С этого момента твоё имя — Орфео, — Герман бережно накинул на мальчика свой сюртук, приобнимая дрожащие не то от холода, не то от страха плечи.

Парень потянулся к нему на инстинктивном уровне. Что он испытывал раньше к этому человеку? Влечение? Может быть, юношескую влюблённость? Сейчас глубина чувств сильно изменилась. Дороже этого мужчины для него нет и не было.

— Почему Орфео? — личность, что когда-то звалась Светославом, не уничтожена, и парень это ощущал. От неё много чего осталось, но всё же… Это был больше не он.

— Просто моё любимое итальянское имя.

— Я… — Орфео не хотел отстраняться от Германа… — Я, кажется, немного в прострации…

— Всё в порядке, — мужчина, понимая, что передвигаться самостоятельно мальчик сейчас не сможет, резко подхватил его хрупкое тело на руки. Парень ойкнул, смущённо утыкаясь лицом в его рубашку. — Я перенесу тебя в гостевую спальню. Понадобится немного времени, прежде чем ты придёшь в себя. Потом я научу тебя, как быть служителем. Новые возможности нужно потренироваться контролировать. Нехорошо будет, если ты исчезнешь на глазах других людей.

— Понимаю.

Небольшая, но уютная спальня, в которой мужчина положил мальчика, Орфео не понравилась. Это была не спальня Германа. В ней не ощущалось его энергии. Желая хоть как-то отсрочить уход итальянца, парень задал вопрос, который раньше очень волновал Светослава, но уже не имел особого значения для Орфео.

— Герман, скажите мне, если можете… Август… тоже медиум?

— Нет, — лицо мужчины немного помрачнело.

— Но он же обладает сверхъестественными способностями?

— Увы.

— Он ведь… что-то сделал с Яном, тогда летом? Ян вёл себя очень странно.

— Худшее, что только мог сделать, — итальянец погасил торшер у кровати, погружая комнату в темноту. — Мне очень жаль твоего бывшего коллегу. Он заинтересовал моего брата. Совсем недавно мы проезжали мимо вашего офиса и Август в шутку поинтересовался, смогу ли я изготовить для него служителя, если он снабдит меня призраком. К счастью, мне хватило ума соврать, что это невозможно. Боюсь, рано или поздно мой брат захочет вернуть Яна и забрать его себе. И тогда бедного юношу уже ничего не спасёт.

Орфео удивлённо моргнул. Забрать Яна в каком смысле? Не в том же, что ему первым делом пришёл на ум?

— Август очень сложный человек, с невероятной властью над людьми. Боюсь, она его сильно испортила. Отдыхай, мальчик. Приходи в себя… В нового себя.

— А вы?

— Пойду поработаю.

Орфео остался один, но спокойнее ему не становилось. Сначала он метался на кровати, постоянно осматривая себя и ощупывая. Периодически, его руки проходили сквозь подушку или одеяло, но мальчик не мог повторить это осознанно. Он не понимал, это настоящая кровь запеклась у него на груди, складываясь в узор? А плоть настоящая? Желания у неё, по крайней мере, настоящие… А желала она многого. Очень многого по меркам скромного, чистого Светослава. Раньше парень не позволял допускать себе такие прямые мысли по отношению к Герману. Только что-то невинное… У Орфео же запросы оказались менее приличные. Осознание себя как новой личности проходило тяжело. Мысли постоянно путались, перескакивая с прошлого на настоящее. Переживание за родителей остались, но оказались далеко не на первом плане, где-то в самом конце по шкале важных вопросов. На первом месте стоял хозяин… именно хозяин, никак иначе мальчику называть Германа не хотелось.

Чем дольше он думал, тем сильнее понимал, что жаждет к нему прижаться, вдохнуть его запах, получить его энергию… В сочетании со вкусами Светослава, парень отчётливо осознал, где хочет почувствовать мужчину больше всего. Причём чем скорее, тем лучше.

Не прошло и двух часов, как Орфео свалился с кровати, с трудом поднялся на дрожащие тонкие ноги и, кутаясь в затисканный сюртук, побрёл, держась за стены, искать хозяина. Он шёл, безошибочно выбирая путь, его, как маленького котёнка, вёл сладкий запах табака с кедром. И чем устойчивее он становился, тем сильнее Орфео чувствовал волнение. Уже давно оживший член парня встал на всю длину.

«А… если Герман разозлится? — здравый голос от Светослава забил тревогу в окрылённой планами новой личности. — Он в отличии от меня не гей… Вряд ли заинтересуется мальчишеским телом…»

«Но женщины-то у него нет, — Орфео задумался, сбавляя ход.