Школа превратилась в балаган, будто готовился фестиваль. Девчонки бегали в коротких юбках, почти свободные, почти необремененные, почти взрослые, и хохотали. Даже завсегдатаи злючки – и те вели себя вполне дружелюбно. Больше не было смысла доказывать свой авторитет. Все стали равны. На один, последний день.

Я пришел рано, но класс уже оказался заполнен. Нетерпение, восторг и первые зародыши страха витали в воздухе. Нас выпускают из гнезда. Это действительно страшно.

Не знаю, как другие, а я уже имел план насчет дальнейшей своей судьбы. Работа у Саку-сана наложила свой отпечаток на мое мировоззрение. Я всей душой полюбил «Дзюбей» и, по возможности, собирался продолжать там работать, совмещая работу с учебой в вузе, где намеревался изучать экономику и бизнес. Я не испытывал страх перед будущим.

Последний день казался ясным летним днем, овеянным прохладным ветерком. Сначала я испытывал легкость и радость из-за царившей вокруг суеты. А потом вдруг понял, что это в последний раз. Мы больше не соберемся вот так вот, непосредственно, не будем являться частью повседневной жизни друг друга. И даже если, годы спустя, случится встреча выпускников, меня навряд ли позовут, а если позовут, то все уже будет иначе. Этот период моей жизни заканчивается прямо сейчас. Стало грустно.

Рюноске подоспел к самой церемонии. Теперь уже, на пороге свободы, всем стало плевать, какого он происхождения. Да, ходили слухи о смерти Хироши-сана, да находились те, кто вдруг начинал считать, что раз это последний день, то значит, и последний шанс высказать поганому якудза все, что о нем думается, в лицо. Рюноске невозмутимо переносил это. А нашлись и те, кто наконец-то решился выказать свою симпатию Рюноске. Некоторые парни из параллельного подходили к нему и извинялись или висли на нем, или просили сфотографироваться на память. И была одна девчонка, которая отозвала Рюноске в сторону и призналась ему в любви. Тогда еще я не знал об этом, но позднее Рюноске сам мне об этом поведает. Он выслушал ее с терпением и уважением, но отклонил признание и предложение встречаться.

Вот так вот все встало на свои места. Мы с Рюноске получили свои дипломы и отправились на машине, за рулем которой находился Окида-сан, в нашу любезную девочку «Дзюбей», где Саку-сан накрыл стол, а угощения были за счет заведения. Ведь выпуск бывает, как и похороны, всего раз в жизни. Так мы официально попрощались с нашим детством.

Мне привезли официальное приглашение на церемонию вступления Рюноске в права главы клана. Родители боялись меня отпускать, но я не страшился. Теперь я знал, что со мной все будет в порядке.

Окида-сан довез меня до самого входа и проводил в зал, где должна будет состояться инициация. У стен стояли люди. Одеты они были либо в черные костюмы, либо в традиционные кимоно. Я тоже надел костюм, который прислал Рюноске.

Влиятельные люди что-то обсуждали, и мне становилось немного не по себе. Краем уха я слышал, что это были за дела. Криминал и бизнес, с последним мне еще только предстоит познакомиться. С первым я попросту боялся иметь дело. По сути, я находился во чреве матери японского криминала.

На возвышении оформилась особым образом композиция. Или, скорее, натюрморт. Никто никогда не увидит такого, если он не связан с верхушкой мафиозной структуры. Я не причислял себя к таковым, но одновременно не мог отрицать, что Рюноске и есть теперь эта верхушка. Что собой представлял этот натюрморт? Пиала, рядом с ней графин, наполовину заполненный саке. Возле импровизированного столика – подушка, на которую должен будет сесть Рюноске.

Когда гомон стал стихать, я догадался, что церемония начинается. Люди в кимоно сели на заготовленные заранее подушки, остальные отошли назад, скрылись в тени.

В зал вошел человек, в ярком, отличном от остальных, кимоно. Он произнес речь в честь прежнего главы, а потом подвел к сути – наследник, не просто человек из толпы, а сын прежнего главы. На Рюноске возлагали много надежд и ответственности. Он должен был, если уж не превзойти собственного отца, так хотя бы не опозорить его имя.

Пригласили Рюноске.

Он вошел в зал. Все взгляды устремились на него, красиво одетого в новое кимоно, предназначенного специально для этого случая. Он стал рыскать глазами по толпе, нашел меня и чуть заметно улыбнулся. Я бы сказал, облегчённо и благодарно.

По просьбе старика, который вел церемонию, Рюноске сел на подушку, возле импровизированного алтаря. В пиалу налили саке. Старик произнес речь о том, каким должен быть глава, что-то о богах, благословил содержимое пиалы и попросил Рюноске отпить. Рюноске взял пиалу одной рукой, а второй придержал ее за дно, потом покрутил ее и, медленно приблизив к губам, отпил.

Так Рюноске стал полноправным главой клана Такеда.

Далее все оказалось просто и банально – банкет. Рюноске утащил меня в комнату поменьше, приказал парню в черном никого не впускать, достал из тумбы маленький графин с саке и пиалу.

- Что ты делаешь? – спросил я.

Его глаза горели, и он заметно волновался.

Рюноске поставил пиалу на пол и налил в нее саке, затем посмотрел мне в глаза, нервно и возбужденно.

- Тецу, - начал он почти официальным тоном.

Я внимательно слушал его. Сердце билось два за раз. Происходило что-то значительное и интимное. Рюноске выглядел так только во время секса.

- Тецу, - повторил он. – Согласишься ли ты навечно связать себя со мной?

Я разинул рот.

- В смысле?

- Согласишься ли ты стать мне братом? Не по крови, но по жизни. Если с тобой что-то случится, я обязан буду отомстить.

- Рюноске, со мной ничего не случится.

Он выгнул брови: «Ты так уверен?». Он был прав. Пока я хоть каким-то образом связан с ним, со мной может случиться все, что угодно. Он боялся. Так же, как боялся когда потерял мать, так же, как когда умер отец. Он боялся остаться один. Стать сиротой. Остаться без семьи.

Я положил руки на его плечи.

- Я буду рядом.

Он налил саке в пиалу, поднял ее на уровень наших глаз.

- Тогда этот церемониал связывает нас навечно.

Он отпил из пиалы, а потом передал ее мне, и я сделал то же самое.

- Я люблю тебя, Тецу, - сказал Рюноске.

Я поцеловал его.

- Я тебя тоже.

========== Часть 12 ==========

Эпилог

Рика с ее большим животом еле протиснулась в дверь. На самом деле она не была настолько широкой, просто двигалась неуклюже, особенно теперь, когда малыш вот-вот должен был родиться.

Сейджи-сан, завсегдатай, оставил на стойке пятьсот йен, попрощался и ушел.

- Опять не всю сумму отдал? – спросила Томия.

Кейичи кивнул.

- Запишите на его счет, - отозвался из-под прилавка Тецуя.

- Но у него уже порядочный долго накопился, - раздраженно пробубнила Томия.

Тецуя улыбнулся. Достал килограммовый мешок и развязал его.

- Подай мне пустые сахарницы, - попросил он.

Томия метнулась по столикам и принесла, сложенные пирамидкой, хрустальные сахарницы.

Тецуя неторопливо разложил в них сахар и, по мере того, как появлялись наполненные сосуды, Томия расставляла их по прежним местам.

Кейичи уже закончил с дверями: перевернул табличку надписью «Закрыто» и опустил жалюзи. Достал из подсобки щетку на длинной ручке, как у швабры, и принялся выгребать мусор из-под столов.

Томия собрала оставленную посуду и отнесла в мойку, прибралась на стойке, собрала мусор в мешок. Тецуя открыл кассу и начал ревизию денежных средств.

Томия подскочила, облокотилась на стойку, напротив Тецуи, и заигрывающе спросила:

- Ну, как там дела, хозяин?

Тецуя усмехнулся.

- Сегодня намного лучше. Кажется, наш «Хизэ» пользуется популярностью.

Тецуя улыбнулся своим мыслям: «Хизэ» или «Хизэо» был создан в пару к «Дзюбей», чтоб ей не было одиноко.

- И это только начало, - игриво отозвалась Томия.