Эрик приблизился. Они были почти одного роста, только Лукас чуть ниже, совсем немного. Летние сумерки и прохладный свежий ветер шептали на ухо нежности, успокаивающие, нечестные.

- Умоляю, пойдем ко мне, - густым, низким от возбуждения голосом проговорил Эрик. - Больше никаких ролей и никакого притворства.

Они, не сговариваясь, повинуясь внезапному импульсу, зараженные им, потянулись друг к дуругу. Конечно, поцелуй не был результатом внезапно возникшего порыва, они оба, с тех пор, как встретились в баре, закономерно шли к этому действию, копили в себе злость, напряжение и с самого начала знали, что так все и будет. Но поцелуя могло и не случиться, в равной степени с тем, что он все-таки случился. И тогда Лукас чувствовал бы себя точно так же, как теперь: будто все происходящее - закономерное явление. Однако, отдавшись страсти, Лукас вдруг стал счастливым, пусть и ненадолгл, но это того стоило. Лукас истосковался по любви, по желанию, и по откровенности в выражении чувств.

Эрик перенес их обоих к себе.

- Я покажу тебе потом, как добраться сюда пешком, - уверил он.

- Ладно,- согласился Лукас.

Они обнимали друг друга. Лукасу наконец-то было комфортно. Ему казалось, что он всю свою жизнь тосковал именно по этому моменту, он жил для этого момента. Он знал, что это всего лишь опьянение, но оно имело куда больше смысла, чем все то, что мучило его всю его жизнь. Один маленький кусочек счастья всегда перекрывает большой отрезок горя.

Они разделись и забрались на кровать. Касались друг друга и целовались, долго, нежно. Лукасу нравилось, как Эрик смотрит на него: с вожделением, обожанием. Нравилось внимание Эрика. За этот миг он мог бы простить ему сто предательств. Какая же все-таки глупость – эта влюбленность!

========== 7 ==========

Лукас все сильнее ненавидел себя. Еще совсем недавно он требовал от Эрика прямоты, откровенности, думал, как глупо ведет себя Эрик, когда старается сгладить острые углы, как будто сбегая от ответственности. Затем они провели замечательную ночь вместе. После секса они болтали, прижимаясь друг к другу, и это тоже было чудесно. Эрик повторял, какой Лукас красивый, и он был честен – тут даже ведьмаком не нужно было быть.

Лукас метался от одного состояния к другому. То он не мог ни о чем думать, когда Эрик обнимал его, двигался в нем, целовал его, то его лову вдруг занимали мысли о том, что Эрик чужой, что он предал его, Лукаса, однажды, что Эрику нельзя доверять. Но так хотелось! Лукас продал бы свою душу за возможность прочитать сердце Эрика, чтобы никогда больше не думать о его предательстве, чтобы не извращать наслаждение недоверием.

Лукас непременно хотел кому-то довериться. Нет, не кому-то – Эрику. Он так истосковался по близости, что это сводило его с ума. В детстве, когда они с Эриком были мальчишками, между ними существовала связь, но потом она оборвалась. Лукаса окунули в суровую реальность. Их мальчишеская связь не сумела закономерно перерасти во взрослую связь двух молодых людей. И теперь что-то в Лукасе оказалось сломано. Ему становилось горько от осознания этого.

Эрик чувствовал некую преграду между ними, но не мог объяснить это, не был уверен, не кажется ли ему. Возможно, они просто отдалились друг от друга за эти годы. Но ведь можно вернуть утраченное, разве нет? Если Эрик объяснится с Лукасом, расскажет, почему он сделал то, что сделал, это что-то изменит?

Он решился через пару дней. Лукас не делал вид, будто между ними ничего не произошло, но держал дистанцию. Так не должно было быть, это не естественно. Прошло так много времени. В старшей школе Эрик поступил очень жестоко. Но у него самого сердце кровью обливалось, когда он отторгал любые попытки Лукаса проникнуть в суть проблемы и решить ее. Но Эрик считал, что поступает правильно, что делает это ради Лукаса. Эрик был всего лишь подростком, и его напугали до чертиков.

Гвендолин регулярно приходила к ним домой. Она дружила с матерью Эрика Мирандой. В тот вечер Эрик вернулся поздно и подслушал их разговор. Гвендолин говорила о том, что Лукас умрет. Она не знала, когда, но видела, что при этом будет присутствовать Эрик. Возможно даже, что все случится из-за Эрика. Они не решались рассказать ему о видении, но им и не нужно было. Эрик встал на пороге, не скрываясь. Он решил избавить их от необходимости мучиться, принимая решение о том, стоит ли Эрику знать.

Эрик много думал, и у него как будто перестало получаться общаться с Лукасом. Каждый раз, как они были вместе, Эрик вспоминал, что Лукас умрет. Он думал о том, насколько абстрактно и отдалено от них будущее, гадал, насколько верно предсказание. Но ведовство есть ведовство. Это не прогноз погоды. Эрик включил мозги и заставил себя принять тот факт, что веленному суждено случиться.

Какая все-таки странная штука - жизнь. Она несправедлива. Эрик любил Лукаса как друга, как брата, возможно, даже больше, чем как брата. Ему было всего четырнадцать, и он вынужден был сделать такой тяжелый выбор.

И все виделось правильным, когла Лукас уехал. Осталось некое внутреннее напряжение, но в целом чувство удовлетворения и покоя были закономерными. Эрик как будто застыл во времени и пространстве, дышал по инерции, ходил по улицам злополучного городка, как по запутанным, замкнутым коридорам лабиринта Миноса.

Эрик пил, принимал наркотики. Даже собирался уехать, но город, как зараженная зона, не отпускал свою жертву. Устав мучить себя, Эрик принялся бороться с опустошающим угнетением Хемптона. Его мать, которая постоянно что-то скрывала, вдруг вышла из совета. Она была вне себя, но не объяснила, в чем проблема. Эрик предложил себя в качестве замены, ведь он сильный ведьмак. На тот момент с совете уже состояла пара молодых ведьмаков, в том числе Стелла.

Удивительно, но Миранда не протестовала, даже поддержала решение сына. Таким образом Эрик стал членом совета. Никто ни разу не ссылался на его мать, не упоминал, что Эрик - лишь замена, но и не клал большой ответственности на его плечи. Эрик же жаждал активности, работы. Его мозги, и без того одурманенные наркотиками, алкоголем и бессмысленным существованием, необходимо было заполнить чем-то из вне, чем-то реальным, отяготить.

В совете никому нельзя было верить – это Эрик понял почти сразу. Ведьмаки и ведьмы либо лукавили, постоянно что-то не договаривали, извращали факты, либо просто делали недостаточно, будто не понимали или не видели, что что-то упускают, игнорируют, забывают.

И вот стали пропадать ведьмаки. У Стеллы Рейнольдс похитили силу. Эрик активизировался. Он чувствовал: вот оно,наконец-то! Но возвращение Лукаса выбило его из колеи. Лукас перевел все внимание Эрика на себя. Какие пропажи? Какая Стелла Рейнольдс? Эрик понял, что все это время лишь пытался заполнить пустоту внутри себя.

Спустя три года Лукас не казался чужим. Даже страшная ссора в старшей школе, даже его отъезд не сделали Лукаса посторонним. У Эрика что-то вспыхнуло внутри, зашевелилось. Застывший механизм заработал. Эрик увидел, что все это время занимался какой-то ерундой, совсем не тем, а в том, чем занимался теперь, увидел смысл. Его глаза открылись: в городе действительно что-то происходило.

Эрик понимал, что его мотивы совсем не оправдывают его, а если и оправдывают, то это совсем не значит, что Лукас захочет понять или принять произошедшее.

Лукас выслушал молча. Его лицо было непроницаемо. Он ничего не чувствовал, когда слушал рассказ Эрика. Все просто встало на свои места. И Лукас должен был что-то почувствовать, но он не чувствовал. Он мысленно отметил, и даже обратил на это внимание, что только лишь подумал: вот оно как, ясно. Перед ним находился как будто другой Эрик, не тот, что был его другом, не тот, что сделал ему больно в прошлом, а тот, который рассказал историю, связанную с Эриком, который остался где-то там. Лукасу нравился нынешний Эрик, он возбуждал, с ним было хорошо, приятно. С ним Лукас чувствовал себя желанным, но лишь только.

Оставшись один, Лукас почувствовал обиду. Он пытался выжать из себя те чувства, которые должны были появиться у него, но которые не появились. Ничего не выходило – тщетные попытки. Вот тогда Лукасу стало обидно: все неправильно, и это не удается исправить.