- Он заколдовал виски, - пробормотал Эрик и усмехнулся.
Он едва ли осознавал, что произносит это вслух.
Лукас действительно заколдовал виски. Со вторым бокалом Лукас принял дурман, но так как был пьян, немного перепутал, и вместо наркотического дурмана, как он хотел, сотворил сонный дурман.
Сквозь пелену сна он услышал, как оказалось, до боли знакомый голос.
- Не думал, что наша первая встреча, превратится в попойку. Недурно.
- Твобщдмал? - пробормотал в ответ Лукас, что должно было значить: “Ты вообще думал?”
Каким-то чудесным образом Эрик понял его.
- Не представляешь, как много, - мрачно отозвался он.
- Ммм, - промычал Лукас и окончательно потерял способность внятно говорить.
Почти сразу он потерял и сознание.
Проснулся Лукас дома и абсолютно не помнящим, что происходило после второго бокала. Кажется, он пытался заколдовать Фреди. Как невежливо с его стороны. А потом Эрик вывел его на улицу. А дальше все, как в тумане.
Бабушка не подала виду, что они ссорились. Или что Лукас оказался дома в стельку пьяным, причем Лукас сам не знал, как он сюда попал.
- Эрик перенес тебя сюда, - предупредила бабушка его вопрос. - Так вы помирились?
- Чёрта с два мы помирились! - буркнул Лукас.
Бабушка осуждающе качала головой.
- Ты что, на его стороне?
- Я на стороне ковена.
- Как всегда: я не я и хата не моя.
- Лукас! - укоризненно оговорила его Гвендолин.
- Прости, - подавленно пробормотал Лукас.
Он налил себе воды и осушил стакан залпом.
- Лукас, - позвала бабушка.
Лукас мрачно покосился на неё. Ведьма озабоченно всматривалась в его черты, а потом как-то беспомощно покачала головой. Произнесенное ей имя повисло в воздухе, интонация осталась незавершенной. Она хотела бы сказать что-то доброе, но не могла. Настолько привыкла к отстранённости, обособленности, что уже не имела душевных сил разрушить стену, которую сама выстроила.
========== 3 ==========
Бабушка вела себя очень подозрительно: то она запиралась на чердаке, то уходила на какие-то ведовские собрания. Когда Лукас предложил свою помощь, бабушка отказалась, причем категорически, но пригласила внука пойти с собой на ближайшее собрание. Лукас пообещал, что придет.
Пока Гвендолин отсутствовала, Лукас поднялся на чердак. Открыть замок оказалось проще простого – легонькие взламывающие чары собственного сочинения.
На чердаке было прибрано, нет, даже вылизано. Два небольших витражных окна смотрели на улицу. В детстве Лукас проводил здесь много времени. В старшей школе – почти все свое время. Так что он отлично помнил эти витражи, как разноцветные нити чар искрились в радужном свете.
Лукас просканировал помещение, ища остатки ведовства, которое, возможно, творила здесь бабушка. Следы нашлись, но спутанные, вязанные и перевязанные, переплетенные так тщательно, что казались хаотичными. Но какая-то логика все же прослеживалась. Лукас не решился их расплетать, да и не видел в этом смысла. Но решил сосредоточить внимание на отдельных частях чар, чтобы определить их назначение.
Когда-то давно Лукас прятал на чердаке разные заклинания. Привязывал их к определенным точкам: под скрипучими половицами (какая громче скрипит, под той и прятал, и половица скрипела меньше, будто опиралась на что-то мягкое), в трещинах стен (внутренний облик дома обретал свое благородство), за шкафом, который никогда не передвигался, а теперь и подавно никто не смог бы переставить его, над входной дверью (защита от нежелательного вмешательства) и так далее.
В шкафу хранилась ведовская книга – толстый фолиант в золоченом переплете. В каждой семье была такая книга. В нее записывали опыт предыдущих поколений – проверенные заклинания и рецепты.
Лукас достал книгу – она ничуть не изменилась. Сел в плетеное кресло и разложил ее у себя на коленях. Долго листал, гладил страницы с заклинаниями, которые помнил с детства. На старых пожелтевших листах хранилось сильное ведовство, так что в детстве Лукасу запрещалось использовать его. Но теперь он вырос, а рядом не было никого, кто помешал бы ему. Только вот Лукас теперь не нуждался в этих заклятиях. Как пособие по ведовству книга не интересовала его: нет повода для подобных чар, да и собственные заклинания Лукаса действовали ничуть не хуже книжных.
Лукас, кажется, заснул. Во сне он плел чары, но они все никак не получались. Сидя все в том же кресле, держа под рукой все ту же книгу, он плел и переплетал. Страх и раздражение казались такими реальными, да и все, что окружало Лукаса тоже, и он почти сходил с ума из-за своих бесконечных неудач, так что глухой стук в дверь, который разбудил Лукаса, принес ему облегчение.
Лукас выглянул в окно, но козырек крыльца скрывал пришедшего. В сторону падала косая черная тень, почти сливавшаяся с тенями невысоких деревьев, росших вокруг дома. Но даже по тени сложно было определить, мужчина пришёл или женщина. Лукасу даже в голову не пришло, что посетитель мог прийти к нему. Интересно, как много людей в Хемптоне знают о его приезде и сколько из знающих захотели бы встретиться с ним?
Тень качнулась и вытянулась, когда пришедший шагнул назад. Лукас решил, что все же это мужчина. Когда-то он умел гадать по теням. И, как правило, не ошибался.
Тень стала еще длиннее и немного вывернулась по направлению к дому. Посетитель спустился вниз, и Лукас узнал темноволосую макушку Эрика. Какого черта ему здесь нужно?
Эрик обернулся, его взгляд скользнул по фасаду. Вероятно, он уже просканировал дом, чтоб узнать, есть ли кто внутри. Хотя нет. Это было бы дико. Даже для Эрика.
В колледже Лукас сканировал комнаты в общежитии, чтоб иметь в виду, с кем ему лучше не связываться. Но обычно он старался не пользоваться этим приёмом, потому что ему было неловко соваться в личное пространство других людей, даже если они никогда не узнали бы об этом. Как правило, люди не замечают такого рода вторжение, но находятся и такие, кто чувствует. Они описывают это как ощущение, будто в комнате есть кто-то еще, кто-то невидимый, кто-то, кто наблюдает за ними.
Эрик узнал Лукаса в темном силуэте, спрятанном за цветным отрезком стекла. Через витраж едва ли можно было отыскать чужие глаза, однако Эрику показалось, что у него получилось. Он не видел, а скорее чувствовал, как два прозрачных голубых кристалла – ледяной взгляд Лукаса - устремлены на него.
Лукас не спрятался, не отпрял от окна. В конце концов, он у себя дома. Эрика выглядел неожиданно серьезным. В детстве, когда Эрик смотрел так же, Лукас знал, что его друга что-то серьезно беспокоит. Он думал, что забыл и этот взгляд, и его значение, но выяснилось, что если какие-то вещи не бередить долгое время, то они остаются в памяти, и Лукас почему-то подумал, что навсегда.
Лукас не горел желанием узнать, чем обеспокоен Эрик. Он чувствовал, что они чужие, и с полной уверенностью заявил бы, что Эрик согласился бы с ним. Но тот факт, что Лукас не забыл, омрачил его.
Когда Эрик ушел, Лукас спустился вниз и высунулся на крыльцо. Он втянул в себя воздух, еще не успевший потерять следы присутствия другого человека. Эрик не пришел бы просто так. Наверное, ему нужна была помощь Гвендолин.
Бабушка вернулась около трех часов, и Лукас рассказал ей про посетителя. Она как-то хитро усмехнулась, что Лукасу не понравилось. Бабушка точно что-то задумала, но говорить что, не собиралась.
Она, несомненно, любила Лукаса, но сколько он себя помнил, она держала его на расстоянии. Лукас незаметно для себя перенял такую систему поведения и считал, что это нормально, когда между родственниками есть дистанция, только вот он не заметил, как эта дистанция становилась все больше. Не только с бабушкой, но и с другими людьми Лукас вел себя согласно этой схеме.
Около пяти они вдвоем отправились на собрание. По дороге бабушка сказала, что Лукасу будет полезные услышать то, что обсуждается на этих собраниях. Они прошли полгорода, пока не добрались до кинотеатра. Того самого, который помнил Лукас. Теперь здесь не крутили фильмы, не продавали попкорн и газировку, не стояли в очереди за билетами. Лукас бывал в этом кинотеатре, когда ему было пять или шесть лет. Крутили черно-белые фильмы, которые не укладывались в сознании, но интерес был не в понимании, а в том, чтобы сидеть вместе с бабушкой на стульях (никаких мягкий кресел!) и смотреть на белое полотно, вдруг наполнявшееся жизнью, хитросплетениями сцен с людьми, которых Лукас никогда не знал. И вот он входил в знакомый с детства вестибюль, который оказался куда менее внушительным, чем в воспоминаниях. Расколотая плитка на полу, выцветшие стены, некогда бывшие ярко-желтыми, огромная люстра на потолке, две дугообразные лестницы, ведущие наверх.
