Подросток содрогнулся, когда с металлическим щелчком отворилась дверь.

– Эй, карапуз, – довольно дружелюбно сказал Тони, видимо, находясь в хорошем расположении духа, – сегодня никакой школы, у тебя стажировка в Старк Индастриз, – мужчина хлопнул в ладоши, довольно сверкая белоснежной улыбкой.

Питер не знал, радоваться ему или грустить, потому просто уронил голову на грудь, пряча блеск слёз под растрепавшейся чёлкой. Волосы ниспадают на его чуть порозовевшее со вчерашнего дня лицо. Подросток шмыгает носом и качает ногами, сидя на краешке постели.

– Спасибо, Мистер Старк, – Тони в ответ неоднозначно пожимает плечами, и весёлые искры пробегают в его глазах.

День выходит насыщенным, и домой Питер приходит к восьми. Сначала они гоняют новый тип реакторов, как только парень решает несколько уравнений. В конце концов, может, именно в данной отрасли мальчишка не силён, он может покалечить не только себя, но и других работников башни – именно этим руководствуется Старк, когда тестирует навыки и знания Паркера буквально перед дверью в каждую из трёх сотен лабораторий. Учёные, трудящиеся в корпорации, странно и косо смотрят на того, кто вот так просто вторгся в личное пространство их непоколебимого и вполне нелюдимого (если рассматривать тесные взаимоотношения) босса. Зависть ли это, просто удивление, презрение – чёрт его знает. Питеру совсем не до этого.

От количества аппаратуры разбегаются глаза. Это удивительно, но подростку разрешают осторожно потрогать, изучить алгоритмы и поприставать к сотрудникам. Лишний раз Паркер никого не тревожит, но чисто в учебных целях старается запомнить всё, что слышит: от банального „он работает от внешнего аккумулятора” до “дыши, паучок, я знаю, что это великолепно, но дыши”. Питер от всего этого в таком диком восторге, что сердце громко ухает от каждого шага. Техника даже выглядит невероятно дорогой, так что даже страшно задуматься о реальном ценнике. Поэтому ко всему он прикасается с таким трепетом, будто трогает собственного новорождённого ребёнка. Не то чтобы у семнадцатилетки-Питера вдруг были дети, он их даже и не очень-то хотел, но почему-то именно эта ассоциация приходила к нему в голову, когда он тонкими узловатыми пальцами касался белой створки какого-то очередного очень сложного прибора.

Несмотря на всё удовольствие находиться в башне, Питер просит у Старка удалённую стажировку, из дома. Лишний раз нервировать тётушку своим частым отсутствием не хочется. Питер слишком честный, нежный и любящий лучик солнышка, потому готов жертвовать тем, что ему по вкусу, чтобы только не доставлять лишних хлопот. Слишком много геройства и всего прочего на одного несовершеннолетнего мальчишку из Куинса. Тем более, тётушка у него всего одна-единственная из вообще всех родственников. Тони не очень рад такому повороту, скрепя сердце выдаёт ему пропуск в Старк Тауэр, притом он странного голубого цвета, когда у других он песочного цвета.

Стоит только Паркеру переступить порог квартирки, он совсем слабо получает по лбу свёрнутой в кулёк газетой. По инерции тянет назад, и Питер готов потерять равновесие и свалиться с ног. Его слегка потряхивает от испуга, который вызвала эта глупость, но это скорее рефлекс, нежели страх.

– Питер! – грозно вскрикивает Мэй, сведя брови на переносице; это первый раз, когда она в таком неописуемом бешенстве.

Тётя всегда была боевой женщиной, хоть и редко показывала свою настоящую злость. Но сейчас она была такая нервная, бледная, её губы подрагивали, тонкие пальцы были сжаты в кулак, которым она, видимо, хотела хорошенько дать племянничку втык. Но тут же она приобретает спокойный, хоть и угрюмый вид. Тонкие плечи опускаются, пока она смотрит на Питера так, будто тот ест младенцев по ночам.

– Где твой телефон? Почему я не могла до тебя дозвониться? Почему мне звонит незнакомый мужчина, который заявляет, что ты в безопасности? – её голос мягкий, но вдруг такой звонкий в глухой тишина дома. На кухне в углу крошится побелка с тихим-тихим шорохом, а подросток всё равно слышит. Грёбанный паучий слух!

Питер неуверенно вздыхает, вытягивается, и в глазах его море вины. Глубокое, бездонное, такое странное и усталое. Ему действительно жаль, что он снова сваливает на других горы беспокойства из-за собственной безответственности.

– Прости, Мэй, опять я тебя с ума свожу, – он глупо пожал плечами и сощурился, пока что-то внутри трепетно сжалось, – веду себя, как тупица. Я постараюсь больше не нервировать тебя.

Женщина устало потёрла виски, пряча бледное лицо за каштановыми локонами спутанных в беспокойстве волос.

– Ты каждый раз так говоришь, Питер, я тебя знаю, как облупленного. Возвращайся домой до темноты, и мне не придётся красить свою седину. Я не готова быть бабулей в таком возрасте, – хмыкнула она, а затем лицо её вновь стало строгим, – ещё раз – привяжу к батарее. Чаша моего терпения не бездонная.

Питер кивает и отказывается от ужина. В последний раз он ел вчера утром, потому желудок будто к горлу липнет. Начинает немного подташнивать, но всё равно кусок в горло не лезет. Мальчишка заползает в кровать, кутается в одеяло и засыпает. Домашка так и остаётся невыполненной.

Паркер встаёт в пять утра, наспех делает уроки, то и дело зачёркивая неверные отметки. В полседьмого к нему приходит курьер, который затаскивает в кухню несколько коробок, даёт расписаться на какой-то бумажке и уходит. Мэй уже как полчаса на работе, а Питер себя изводит мыслью, что же это такое. Потом все встаёт на свои места: на одном бумажном пакете написано послание:

“Я решил, что тебе нужно всё это, притом незамедлительно. Удалённая стажировка требует качественной аппаратуры.

ТС.”

Мальчишка трясущимися руками распаковывает этот пакет. Внутри – телефон, причём настолько баснословно дорогой, что у подростка уши готовы закрутиться в трубочку. Что он скажет тёте? А Неду? Мишель, наверное, тоже не оценит такого контраста. Но чисто из любопытства Питер включает его, обещает себе, что ни за что не будет пользоваться такими вещами, что незамедлительно отправит это обратно Старку. Слишком дорого и слишком пафосно для маленького добросердечного Питера, который всегда снимает котят с деревьев и переводит бабушек через дорогу.

Подросток щёлкает на кнопку включения смартфон и на пару минут выпадает из реальности.

– Добрый день, мистер Паркер, – приветствует его искусственный интеллект из динамика телефона, – желаете пройти обучающий курс?

Питер готов если не сдохнуть на месте, то с ума сойти точно. Он дрожащими пальцами вцепляется в корпус аппарата, шумно сглатывает, но так ничего и не отвечает, только кивнув. Через фронтальную камеру ведётся запись, анализ поведения, через касание собираются общие жизненные показатели. Тони Старк никогда ничего не делает просто так. Он вообще редко делает что-то, а если и делает, то только с определённой целью. Возможно, в этом вся сущность всех Старков.

Мальчишка шумно сглатывает, бросает телефон в портфель, боясь, что тётя позвонить может. Нет никакого желания оправдываться, почему он опять игнорирует оповещения, молчит и пропадает чёрт знает где. Питер не нуждается в гиперопеке, ему бы родителей, ну, хоть только маму или только папу. Своих, родных, тех самых, которые бы читали сказки на ночь, ходили на собрания в школу и вместе с ним встречали Рождество. Утопично-несбыточно. Питеру себя жалко до дрожи в коленях, о, вот дерьмо-то.

Он имел жалость к себе, но не большую, чем простое «какое же ты убожество, Пит». С этого всё начиналось и заканчивалось каждый раз, когда он едва ли успевал испытать к себе хотя бы какую-то жалость. Паркер жалеть не любил ни себя, ни других, но Тони, тот самый Тони вдруг казался таким одиноким, что его чертовски хотелось утешить. Будто что-то такое внутри сидело, тянуло к его горю, к дыре огромной в его душе, такой чёрной, как в Нью-Йорке в своё время была. Старк был болен своими страхами, и было видно, что что-то с психологической точки зрения мучит его. Фальшивое счастье на его лице ничегошеньки не значило.