Класс проводит в кафетерии почти час. За это время Паркер получает в голову несколько жвачек, что тут же путаются в волосах полувьющихся, бумажки и коробки из-под сока в спину. Кто-то даже ссыпает ему крошки со своей тарелки за шиворот, и ему приходится отлучиться в уборную, чтобы все вытряхнуть. Питер чувствует, что страшно позорится, потому что у Тони Старка повсюду глаза и уши не только в этой башне, но, как минимум, во всем Нью-Йорке. (Во всем мире, вообще-то! – замечает воспаленное восхищением, шоком и голодом подсознание парня).

Нед тянет его куда-то за плечо, только Питер не может никак собраться весь, чтобы отодрать себя от стула. У него под и потолок ходят ходуном, меняются местами и совершают какие-то обряды против человеческого рода. Впрочем, шумно сглотнув, парень все равно встаёт на ноги неуверенно, делает пять шагов в сторону двери, куда сказала идти Пятница, и падает, угодив кому-то под ноги. В глазах неприятно рябит, а тело становится ватным. Все, что может ощутить Паркер, – голод, дикий, необузданный. У него наверняка громко урчал желудок, да так жалобно, что кто-то явно уже сложил ему пару пирожных в пакетик – Мишель, конечно же.

Пару минут Питер проводит в глухом тумане, пока не чувствует под собой диван и с трудом припоминает, что его волокли на лифте, так и держа прямо на руках. Мальчишка отдирает звенящую голову от мягкого и вполне уютного подлокотника, стараясь проморгаться, – в глазах плывет.

– Питер Бенджамин Паркер, значит, – задумчиво-грозно оглашает такой знакомый голос.

Парень задирает голову и обессиленно приподнимается, во все глаза буквально пялясь на Энтони – твою-то мать! – Старка. Паркер не особо вглядывается в его лицо, кивает как-то неуверенно на обращение к себе и спешно поднимается, становясь на трясущиеся ноги перед своим кумиром. А Железный Человек на полголовы выше.

– И давно ты мечтаешь умереть голодной смертью в Старк Тауэре? – колко и ехидно спрашивает он.

Питер глупо разевает рот, потом качает головой и делает шаг назад, глупо размахивая руками в своё оправдание.

– Я… Чт-Что вы, мистер Старк..! – почти плачущим голосом восклицает мальчишка, – я просто–

Тони лишь усмехается криво, потягивается и ведёт плечом. Питеру верить не хочется, совершенно не хочется. Он на самоубийцу не похож, хотя отношения со сверстниками у него не ахти. Только вот Питер маленький и сияющий, тонкий, как спичка и такой дико усталый совсем по-взрослому. У него нет той подростковой искры в глазах, того глупого несуразного ребячества в движениях. Питер взрослый в теле ребёнка, только наивный очень, экспрессивный, совершенно не контролирующий свои эмоции. И он такой несчастный мягкосердечный идеалист, что у Тони внутри неприятно скребётся совесть.

– Я думаю, твои родители должны знать о том, что ты только что упал в голодный обморок и приземлился в ноги Энтони Старку, – ровно проговаривает мужчина каждое слово.

Он, и впрямь, должен позвонить. Потому что в ином случае, если это чучело заморит себя голодом окончательно, с него репортёры – Пеппер тоже, к слову, этим займётся; она будет первой – снимут три шкуры и сгонят семь потов. Только Питер переводит на него свои замученные большие глаза, размыкает тонкие губы и с мольбой требует, готовый встать на колени:

– Только не тётя Мэй! Она… Она убьёт меня, укокошит. Она будет психовать! – Паркер переводит дыхание, шипит, обнажая жемчужные зубы, чтобы глотнуть больше воздуха, будто желая охладить внутренности, – А когда она психует, я психую тоже! А мн-мне совсем нельзя, мистер Старк!

У Питера слёзы в глазах, вся жизнь проносится. Если Мэй узнает, то карьере в балете придёт конец. Сплошной. Она растопчет его мечту, переедет её на поезде и выбросит на помойку. Тогда Питер умрёт: когда перестанет стирать в кровь пальцы рук и ног, надрывать спину, связки, голос, приходить домой с тренировок очень поздно. И это будет та смерть, которую называют ментальной. Паркер рассыплется бесплотным прахом, если потеряет балет. Это всё, на чём он пока держится.

– Неужели? И это всё? – Тони хмыкает, складывает руки на груди, размышляя над тем, стоит ли схватить Питера за локоть, пока он снова не протёр собой пол.

Мальчишка неуверенно распрямляется, и взгляд его вдруг становится жгуче-колючим.

– Я должен похудеть ещё на два сантиметра в обхвате талии к субботе. А сегодня уже вторник.

Питер замолкает, а Старк окидывает его недоверчивым взглядом. Он не может понять, куда ещё. У пацана есть мышцы, фигура, силуэт, но чего ещё он ищет?

– И в какой-такой конторе тебя морят голодом в короткие сроки?

Парень глотает ком, вставший в горле, гордо задирает голову и чересчур громко и звонко бросает своим девчачьим голосом.

– Балет.

Тони мало что знает об этом. По балету в его жизни Пеппер, которая сейчас так некстати уехала, чтобы отснять очередной вполне скандальный репортаж. Кто-кто, а Мисс Поттс – гроза всех тех, кому есть, что скрывать. Кроме самого Старка, который был защищён изнутри этой структуры очень долгими отношениями с ней. Она вряд ли предаст и сольёт личную информацию в прессу. А, ну, ещё Тони слишком влиятелен и опасен, так что никто просто не рискнёт катить на него бочку с претензиями.

Мужчина отвлекается от размышлений, переводит взгляд на Паркера. Он со странным испугом в глазах разглядывает его шёлковый пиджак от Prada, потом, теряя всю свою гордость и гармоничность тонкого стана, ссутуливается пристыженно. Питер готов провалиться на месте, а лететь этажей так тридцать. Он заламывает пальцы, нервно кусает узкие потрескавшиеся от авитаминоза губы. Мальчишка все ещё бледен, и Тони делает огромное усилие над собой, чтобы не вызвать ему неотложку.

Пятница, сделав достаточно анализов, просто и без прелюдий вкатывает тележку с овощным пюре и парой бутылочек йогурта. Мужчина понятия не имеет, где она успевает достать столько еды за от силы минут десять. Питер, услышав шорох, отскакивает так, будто его током ударило. Он не трусливый, это происходит инстинктивно и никакому контролю не поддаётся. Хорошо это или плохо – Старк подумает потом.

– Ешь, – совершенно ровным голосом бросает грёбанный Железный Человек семнадцатилетнему Паркеру. Тот тушуется, прячет глаза под синеватыми от сосудов веками, тонкими такими, что кожа едва ли не прозрачная, и отрицательно качает головой, – Пятница.

– Да, сэр? – спрашивает искусственный интеллект, готовый исполнять приказы.

– Вышли мне костюм. – с умешкой бросает Тони, глядя на мальчишку перед собой вполне снисходительно. Он не любитель возиться с детьми, но Питер не слишком маленький, а сам Старк не настолько молод, чтобы не думать о том, что в нем вполне достаточно странной вполне грубой нежности, которой не хватает этому… Танцору.

– Это незаконно! – протестует Паркер вполне вяло. Настолько, насколько вообще сил хватает у этого голодного истощённого ребёнка.

– Незаконно отдавать своего сына на балет. Куда вообще твой отец смотрит? – Тони скорее шутит, но думает, что в такую жестокую стезю своего собственного сына не отдал бы.

Питер замирает с открытым ртом, ещё больше ссутуливается и всё-таки не удерживается на тонких ножках-спицах, рухнув на диван. Он не знает, куда смотрит его отец и куда бы смотрел, потому что даже не помнит его лица. Старк, очевидно, ждёт ответа, и такая реакция совсем не кажется ему нормальной.

– У меня нет отца. И матери. Дядя умер полгода назад. А тётя радуется, что я ещё не спился и не сбросился с моста, так что балет все в моей семье вполне устраивает. Это не хобби, это карьера, – Паркер не знает, почему голос трясётся и ноты скачут, почему он прячет свои тонкие пальцы в карманах истёршихся джинс и сводит колени, шумно стукаясь ими.

Тони, если бы умел, недоверчиво пошевелил ушами, как ленивый кот. Но такая способность доступна всего пяти процентам людей, и он точно не в их числе.

– Ещё скажи, что еле-еле концы с концами сводите, – Мужчина полуагрессивно хмыкает. Так нельзя шутить, и если этот сопляк намерен давить на жалость – не дождётся.