– Фен’Харел, – прохрипела Эллана, вспомнив это имя, чувствуя в нем всю сладость уходящей сквозь пальцы жизни.

Она не звала ни брата, ни мать, относившуюся к дочери с прохладцей. Она звала его, молила о помощи, но дождаться не смогла. Вытерпев весь тот ужас, всю ту боль, что сопровождала ее около часа, двух, Эллана закрыла глаза, чувствуя спасительную слабость. Закрыла, чтобы потом никогда не открыть их, чтобы погрузиться в вечную темноту собственных век и остаться в ней, утонуть, потухнуть, как блуждающий огонек в холодной зимней ночи.

На другом конце леса Шартан вздрогнул. Он прислонил ладонь к животу, чувствуя, что что-то крутится внутри него. Не боль, но волнение. Гадкое, режущее надвое. Юноша пошатнулся, и его эванурис, шедший чуть поодаль, остановился. Он взглянул на раба с беспокойством.

– Что-то случилось? Ты ударился?

– Нет, господин, все в порядке. Просто немного…

– Устал? Ты уже устал, Шартан? Я отведу тебя в лагерь, ничего страшного.

Диртамен к нему привязался. Сильнее, чем сам того ожидал. Наверное, магу необходимо было над кем-то покровительствовать, кого-то учить, за кем-то присматривать… Или было в его отношении к юноше что-то более интимное, более теплое. В конце концов, Шартан – милый мальчик с широкими скулами и маленьким острым подбородком. Многие рабыни на него заглядываются, многие хотели бы оказаться на месте Сари – выбранной им эльфийки, что Диртамен выкупил из местного борделя ради своего нового раба.

Все вокруг знали, видели, что эванурис не прочь перевести отношения с новеньким на другой уровень. Все видели, а Шартан – не понимал, к своему счастью. Он не был знатоком в таких вопросах, зачастую игнорируя девушек собственного клана, что не отказались бы разделить с ним беседу, чашку горячего травяного чая или не менее горячую постель. И не для того, пожалуй, чтобы всю ночь любоваться в ней звездами.

– Ты ничего, случайно, здесь не трогал? Можно отравиться всем. Ягодами, листьями, воздухом… Ненавижу природу, Шартан. Будь моя воля, мы бы все жили средь безвредных неподвижных камней.

Юноша ужаснулся. Он снова взялся за живот, в попытке успокоить тупую ноющую боль, появившуюся внезапно, но она не прошла. Идти Шартан мог, но разогнуться – уже нет. Хорошо, что эльф не далеко ушел. Диртамен относился к этой охоте исключительно как к развлечению. Соревнования такого рода его никогда не интересовали. Он ждал, что Фалон’Дин попросит брата поделиться добытым, чтобы утереть нос Фен’Харелу, но тот ничего не говорил, должно быть, опасаясь, что так покажется ему жалким. Опасался он не зря: Диртамен давно говорил брату, что тот потерял былую хватку, что рабы его распоясались и позволяют себе лишнего.

Перед глазами юноши проплыли искры. Ярко-розовые, слепящие. Такого цвета бывают только цветы в садах у эванурисов и их же платья и костюмы. Такого противного цвета в дикой природе не встретишь. Шартан протер глаза грязными руками, пытаясь от них избавиться. На фоне шумел монотонный голос Диртамена, уходившего все дальше и дальше. Болтать он любил.

– Я не выиграю, но в этом твоей вины нет, – говорил эванурис, резко развернувшись, и положив руку на плечо Шартану. – Охота – спорт дураков, мой мальчик.

И только дураки приходят на нее в таких странных нарядах. Диртамен не надел доспеха, он был в своей парадной тунике, расшитой золотыми нитями, что складывались в красивого ворона. В волосах его были золотые колокольчики, и животные слышали мага еще за несколько миль до того, как увидеть.

– Да, господин, – говорил Шартан, пропуская его слова мимо ушей.

Эльф действительно не хотел больше охотиться: живот болел все сильнее, но юноша предпочел бы добраться к лагерю сам, без провожатых. Впрочем, выбора ему не давали. Диртамен все болтал и болтал, такое с ним случалось частенько. Рот никак не желал закрываться, а размышления лились бурным потоком.

Зеленое море листвы расступилось, из-за его края показался светло-фиолетовый отблеск палатки Диртамена. Шартан сдавленно улыбнулся, предвкушая глоток чистой воды с эльфийским корнем, что чуть притупит его боль. Он сам набрал с собой запасов этого зелья, понимая, что оно всегда нужно в долгой дороге. Эванурис против его причуд не возражал, даже обрадовался тому, какой инициативный малец ему достался.

– Вот мы и на месте, – произнес маг, подталкивая Шартана к тропе, что вела к поляне, служившей эльфам стоянкой. – Тебе легче?

– Нет, господин, пока нет. Я думаю, что сейчас все пройдет, господин.

– Мы никуда не спешим, – ответил Диртамен, обгоняя эльфа. – Остальные справятся и без нас двоих, отправим замену.

Нужно бы напомнить ему, что правила обязывают эванурисов самих участвовать в этом мероприятии, используя слуг лишь в качестве носильщиков. Да только что от этого толку? Могущественные маги давно уже творят все, что хотят. Меняют и правила, и судьбы, и сам жизненный уклад в угоду себе, ради развлечения, выгоды. Диртамен и любой другой эванурис может делать все, что ему заблагорассудится, все…

Странно. На поляне было неспокойно. Небо темнело, мрак спускался вниз, укрывая кусты, тропы и колкие ветви деревьев своим весом. Шартан шел медленно, и его господин первым заметил волнующую картину. Его брат – еще более бледный, чем обычно, с воспаленными глазами шел вперед, к своей палатке. Как можно быстрее, все ускоряя и ускоряя шаг.

– Что, с тобой тоже что-то случилось? – спросил его Диртамен, когда мужчина проходил мимо.

Но эльф ему не ответил. Он одарил и эвануриса, и его слугу недобрым взглядом. Черные глаза Фалон’Дина почему-то налились кровью, маг быстро отвернулся от Шартана, словно стыдясь чего-то. Увидев двух братьев, из-за поворота показалась русоволосая Андруил, чье лицо было мокрым от пота. Она вкладывала в охоту все свои силы, пытаясь обойти соперников.

– Выдохлись? – спросила она братьев.

– Уйди с дороги, – шикнул не то встревоженный, не то чем-то недовольный Фалон’Дин, пробираясь к своей палатке.

– Ты никуда не пойдешь! – ответила ему Митал.

Она тоже вышла к поляне. Вынырнула вслед за спешащим магом. Эванурисы все подтягивались и подтягивались, ведомые, должно быть, самой Тенью, решившей сыграть с ними злую шутку. Митал, Андруил, Фалон’Дин и Диртамен пришли первыми. После появилась Силейз, выдохшаяся от долгой погони. За ней шли двое ее слуг, что несли тяжелую тушу старого дикого волка. Его белая шерсть была выпачкана кровью, а глаза – плотно закрыты.

– О, ты будешь меня останавливать, Митал? Или кто-то из вас? – спросил эльф уже всех присутствующих. – Хотите?

– Я хочу узнать, что случилось, – заметила Андруил, любопытная до чужих скандалов и склок.

Митал плотно сложила губы. Она видела. Видела самый конец, развязку встречи Элланы и Фалон’Дина. Пока магесса, обернувшись ящерицей, рыскала добычу по лесу, она умудрилась выйти к обрыву, на котором и случилось то несчастье. Она видела страшное мгновение – видела падение Элланы с высоты, но сделать ничего не успела. Фалон’Дин не обрадовался, повернувшись к ней после случившегося, и всю дорогу, пока Митал одаривала его упреками и окриками, он шел молча, бледнея и зеленея. В коне концов, маг не знал, чем обернется его преследование.

– Ты убил ее… – прошипела магесса.

– Нет, я ее и пальцем не успел тронуть, хотя очень хотел. Она сама прыгнула с обрыва, ты прекрасно видела, что я бы не смог до нее дотянуться и толкнуть со своего места.

– Ты заставил ее это сделать, Фалон’Дин, заставил!

Рабы повыскакивали из палаток, услышав крики. Любопытство не поощрялось, но сейчас, в пылу ссоры, никому до их длинных ушей не было дела. Эванурисы следили за перебранкой с интересом, Андруил начинала нервничать. Это мероприятие нравилось ей больше остальных ежегодных собраний, и если оно кончится плохо – быть беде. Охоту могут забросить, проигнорировать в следующем году, опасаясь очередной перебранки… А после ее придадут забвению, придумают что-то повеселее, интереснее. Так было и раньше.