Смотрят фильм какой-то занудный, про любовь, само собой (в последнее время в бантаньей общаге другое не смотрят… поскольку маты запрещены…логики в этом, кстати, никакой, да…). Намджун по правую руку от Юнги, Хосок — по левую.
— Главный герой — полное ебанько! — заявляет Юнги и поясняет: — Это не мат! Это — констатация факта! Он нафига и нашим, и вашим?
— Настоящая любовь не проходит за один день. Ему нужно время, — прилетает слева.
— «Любить всех — значит не любить никого. Тебе все одинаково безразличны». «Портрет Дориана Грея» — прилетает справа.
Шуга корчит скорбную мину.
— Я бы на ее месте вот этого чувака бы выбрал! — заявляет опять Шуга. — Во-первых, у него тачка прикольнее!
— Зато у второго душа богаче, — прилетает справа.
— Мне оба не нравятся. Им обоим на девушку наплевать: один со своей тачкой носится, а другой — со своей богатой душой, — прилетает слева.
— Нахуя они в сценарий всех этих левых друзей навертели? — недоумевает Шуга, наблюдая, как главный герой на экране мечется от «нет» к «да», прислушиваясь к советам то одного, то другого псевдомудрого друга.
— Автор всегда немного преступник, прячет истинный смысл того, о чем хочет сообщить, за кучей ненужных подробностей, — начинает с полпинка умничать Мон. — Читатель или слушатель всегда немного детектив: пока не найдет этот смысл — не успокоится.
— А смысл всегда один, — тихо возражает ему через Шугу Хосок, — Любит или нет.
Шуга мысленно ставит «зачет» Хоби и резко встает, лишая друзей естественной перегородки в своем лице.
— Пойду тетрадку общую куплю, — сообщает он смущенным друзьям.
— Зачем? — удивляются оба почти хором.
— Буду цитатник вести, — без тени улыбки сообщает Шуга. — За вами ж, блядь, записывать надо. Потом можно статусами для соцсетей торговать. И это не мат! — поясняет тут же, — Это комплексный анализ ситуации!
В другой раз входит в комнату намсоков и натыкается на физически зависающее в воздухе напряжение. Дедуктивный метод помогает выяснить, что оба одновременно пришли к выводу, что комнату пора генералить, и оба одновременно никак не решатся сказать друг другу об этом. Боясь, видимо, оказаться нетолерантным по отношению к внутреннему грязнуле соседа. Шуга про себя тихо ржет, а сам, с покерфейсом наперевес, входит в комнату и образцово-показательно чихает.
— Будь здоров! — говорят хором намсоки, отрываясь каждый от своего айпада.
— Спасибочки! — хрипит в ответ Шуга. — Вам тут прибраться не пора?
Молчат.
— Хотя-а-а-а, — тянет Шуга, — Лучше не надо. Окно, когда пыльное, мне даже больше нравится. Тонировочка такая стильная, под графит, знаете…
Намджун поднимает голову и внимательно смотрит на Шугу, испепеляя его взглядом.
— Хоби, — зовет Шуга из дальнего угла комнаты, — Можно, я у тебя под кроватью немного пыли накатаю?
— Что?! — охуевает от непонимания сути вопроса Хосок.
— Пыли, говорю, накатаю… — пыхтит где-то под кроватью Шуга. — Моей Холли новая подушка нужна. Хотел на синтепоне сэкономить…
— У себя, блядь, иди, катай! — вспыхивает Хосок и вытаскивает Шугу за шкварник из-под кровати.
— У меня нету! — поясняет Шуга. — У меня этот чиминистый зануда два раза в неделю полы моет.
Намсоки переглядываются.
— Кстати, я чего зашел сказать-то? — спохватывается Шуга — У нас мусоропровод засорился. Мусором засорился. Что уже само по себе повод для поржать, конечно.
Намсоки улыбаются вслед за сахарной обезоруживающей, обнажающей бессовестно десны улыбкой.
— Так что пусть пока ваш мусор здесь постоит, — постановляет Шуга. — Вам он, в принципе, не мешает же, да? У вас вон еще сколько места. Можно еще пару пакетов поставить.
Намсоки краснеют одновременно как по команде и поднимаются со своих мест, откладывая планшеты.
— Чего вы? — делано пугается Шуга, — Не переживайте, это временная мера! Потом можно просто мусоровоз к окну подогнать и скидывать в него мешки прям из окна.
Он отступает мелкими шажками под напором угрожающе идущих на него Мона и Хоби.
— И ничего, что десятый этаж, — кричит он уже за дверью, прикладывая сложенные рупором руки в район замочной скважины. — Чего мы, не мужики что ли, мусоровозку на клумбу не припаркуем??? Зато пакеты красиво разлетятся! Знаешь, Мон, как в «Красоте по-американски», только сразу массово и со спецэффектами!
За дверью Мон с Хосоком переглядываются.
— Я все разложу и пыль вытру, — сообщает Хоби, не глядя на Мона.
— Я — за пылесосом и тряпкой половой, — отвечает ему Мон.
Шуга за дверью корчит удовлетворённую гримасу и, чуть не посвистывая, засунув руки в карманы, удаляется в сторону кухни.
***
А Чиме скучно. Он бы, такой, уже бы и нырнул к своему Юнги под бочок, уже бы и уединился с ним в спальне, пока в общаге отсутствует основной контингент, но, вроде как, гордость никто не отменял, поэтому Чимин продолжает набивать себе цену.
Чего не скажешь о Тэхёне…
Как-то вечером Тэхён прокрадывается к Чимину в комнату, забирается к нему под одеяло и прижимается лбом к чиминой груди. Чимина это не удивляет, поскольку такое много раз уже было. Ему просто интересно, что на этот раз тревожит Тэхёна. Это может быть как простой бытовой трабл, так и вопрос космических масштабов, что-нибудь на тему выращивания морской капусты в условиях среднемарсианских равнин, но это всегда что-нибудь безумно интересное.
Но пока Тэхён просто дышит тяжело Чимину в солнечное сплетение, и Чимину, как бы, и так было не холодно, а тут становится совсем жарко.
— Ну чего ты, эй! — зовет он друга, щекоча ему шею.
— Я некраси-и-и-вый… — ноет Тэхён куда-то в чиминий пресс.
— Что? — переспрашивает Чимин, от всей души надеясь, что не расслышал. — Кто некрасивый? Ты? Ты серьезно?
И Чимин хихикает над этой славной шуткой, а потом Тэ поднимает мокрое от слез лицо, и Чимин осекается:
— Ой… Кажется, ты серьезно…
Он подхватывает Тэхёна под мышки, усаживает рядом на кровать, вытирает ему лицо, мокрое от самых настоящих слез, и подвергает самому жесткому допросу со времен их знакомства, а уж в деле дотошных расспросов и нудных выпытываний равных Чимину не было и не будет, тут даже Чонгук со своими макнэшеским нытьем рядом не стоял.
— Он не смотрит на меня, понимаешь? — всхлипывает Тэхён, и его сердечко колотится, как у воробья. — Он отворачивается и все время такой злой… Ему неприятно, наверное… Или он даже ненавидит меня… Или он считает меня некрасивым… Наверное, он считает меня некрасивым…
Чимин изумленно смотрит на Тэхёна, гладит его по взъерошенным отросшим волосам. И впервые в жизни не знает, что сказать. Потому что уж от кого — от кого, а от Тэхёна услышать такое он не ожидал. Потому что на тэхёнью красоту даже Джин со всей своей распиаренной вижуальностью с завистью периодически засматривается, потому что таким красивым, как их Тэхёнка, специально не станешь — это что-то такое потустороннее, инопланетное, мистическое, подсвеченное изнутри странной загадкой, завуалированное и просвечивающееся периодически в самые неожиданные моменты словно гирляндами рождественских фонариков. Тэхёна можно назвать как угодно — странным, отвлеченным, безбашенным, чуток долбоящером, чуток дивой, чуток гопотой и даже чуток откровенным раздолбаем, но некрасивым — нет. И несексуальным — нет. И подтверждение этим чиминьим мыслям сейчас перед ним: на реверсе у Тэхёна взъерошенный затылок и сгорбленная спина, а вот на аверсе… а на аверсе вся похоть мира сосредоточена на кончике языка, трогающего верхнюю губу.
Поэтому дальнейшие всхлипывания Тэхёна снова прослушиваются как насмешка над всеми представлениями Чимина о мироустройстве вообще и о вопросах красоты и сексуальности в частности:
— Он не хочет меня… Он считает меня несексуальным… — размазывает Тэхён бегущие по щекам слезы, — Наверное, я просто недостаточно хорош для него, вот и все.
Эта истерика немного притупляет чимины скучашки по сахарным объятиям, и он улучает момент и закрывается в кухне наедине с обреченно влачащим жалкую участь дежурного по кухне макнэ.