========== ВСТУПИТЕЛЬНАЯ НУДЯТИНКА ==========
У Луны и у Солнца разные характеры, разные задачи в этой Вселенной, разные ценности и принципы.
Луна многое позволяет. На Луну и звезды вокруг нее молятся и загадывают желания. Луну разглядывают и пытаются найти на ней силуэты будущих счастливых событий.
На Солнце не смотрят, его не разглядывают. Оно не позволяет такого. Оно слепит и сводит с ума. С ним не решишься на панибратство и дружеские объятия. Оно близко к себе не подпускает. В его Море Спокойствия не прилунишься, по его поверхности не погуляешь, в его грунт не воткнешь собственный победный флаг.
И если лунное затмение, конечно, — событие весьма захватывающее и пугающее, но вполне может пройти незамеченным (его тупо можно проспать), то затмение Солнца незамеченным не пройдет. Если оно не в настроении — оно погрузит мир во тьму.
Луна хитрит и покрывает, обливает своим серебрящим светом, как отличный фотограф, ретуширует, что надо, смазывает горизонты и детали, утаивает, стирает, фотошопит. Луна позволяет многое, будто обещая, что все, что было под Луной, останется под Луной.
Солнце — принципиальное, оно высвечивает все, даже то, что не следовало бы из чисто гуманных соображений. Но гуманные соображения Солнцу чужды: оно делает все ясным и называет вещи своими именами. Оно режет правду-матку своими высвечивающими щупальцами, оно утомляет и бесит порой, но оно, кажется, единственное, кто знает правду и может эту правду рассказать.
А правда в том, что солнце и луна - у каждого свои собственные.
========== FLASHBACK-1 ==========
New York Bar — место, куда приходили все ученики танцевальной академии. Во-первых, там был бесплатный вход, что немаловажно. Во-вторых, там можно было платить только за выпивку, а закуску приносить с собой. На первом этаже этого же дома базировался дешевый фастфуд. Его владелец открыл свою забегаловку, по его словам, вовсе не для того, чтобы бедные студенты могли по пути купить себе что-то элементарное на закусь, а потом всю ночь отвисать в баре, растягивая шоты на всю веселую ночь в надежде, что кто-то сподобится и угостит, но всякий раз каждому посетителю долго и с удовольствием рассказывал, как там, наверху, в баре, все безбожно дорого и совершенно невкусно.
Естественно, Квон Джиен не нуждался в таких угощениях. Он давно уже мог позволить себе не только напиться сам, но и напоить всех присутствующих. Но не сегодня. Сегодня он сидел в баре злой и ждал Сынри, который обещал ему, что они вместе напьются где-нибудь в тихом элитном местечке. Потом выяснилось, что макнэ — товарищ страшно занятой, и в итоге все свелось к банальной выпивке в баре по соседству, да и оттуда Сынри выдернули по каким-то делам, и он смылся, взяв с Джиёна обещание, что тот его дождется. Так что теперь Джи приходилось сидеть в окружении студентов и отвечать на их глупые восторженные вопросы.
Еще пара часов — и здесь будет вся академия. Впрочем, она, кажется, уже и так вся здесь. И тот некрасивый дерзкий пацан, кстати, тоже. А орал, что с Драконом рядом срать не сядет… Джиён был зол еще и из-за этого пацана. Как он разговаривал с Джиди? Как он себя вел вообще? Мало того, что младше, так еще и позволяет себе огрызаться со старшими.
Ну да, возможно, Джиён не слишком выбирал слова и выражения, когда отчитывал студентов академии за провальное выступление с дебютом. Ну, а как оно могло быть не провальным, если, по большому счету, нормально танцевали в коллективе только три человека — остальные представляли собой какой-то сумасшедший бесталанный сброд? Так что за Джиёна говорила его досада и разочарование. Джиен так не умел. Его неуемный характер и творческий фанатизм всегда заставляли его работать по максимуму, выкладываться на результат. Во всем. И сегодня, когда Сынни попросил, чтобы лидер Квон хорошенько взъерошил его студентов, Дракон разговаривал с ними так, чтобы большинство бездарностей поняли, что, коль уж попали в академию своей мечты за деньги, то нужно стараться, чтобы не позорить своего обожаемого шефа. И чтобы те трое настоящих талантов поняли, что вся эта масса тянет их назад, и им стоит вынырнуть и грести против течения в своем личном направлении.
Примерно все это Джиён и сказал им. А потом этот пацан… Он буквально накинулся на него чуть ли не с кулаками. Ему, видите ли, было обидно за ребят. Он, кстати, как раз входил в число тех самых трех, которые танцевали талантливо. И он, между прочим, был лучшим из них. Но это не отменяло того факта, что он борзел и вел себя вызывающе. Хотелось взять его за шиворот, встряхнуть и сказать, мол, что ж ты делаешь? Эти бездари тянут тебя на дно. Найди себе реально крутых педагогов. Найди себе правильное агентство, которое сделает из тебя звезду. Но у пацана фонтанировало обостренное чувство справедливости, так что он кидался, сломя голову, на защиту чести труппы. Дурак.
И вот сейчас, в этом баре, вся эта униженная и оскорбленная толпа его благополучно кинула в одиночестве цедить пиво, а сама благоговейно окружала Джиди, готовая выслушать от него любую мерзость. Пацан кинул пару злых взглядов на их тесный кружок, а потом встал обиженно и вышел. Да уж, не у одного Джиёна сегодня пьянка в баре не удалась.
Джиди тоже хватило ненадолго: он еще минут десять посидел у барной стойки, а потом попрощался со своим клубом обожателей и вышел на почти безлюдную и бодряще-прохладную улицу. Вот за что Джиён любил такие сеульские проулки, так это за их тихий и немного безбашенный уют: вроде бы, никого нет, но спокойным его не назовешь. То тут, то там раздаются из открытых окон голоса и звуки жизни, приватной, частной жизни людей, в которую не пускают, но в которую очень хочется хотя бы заглянуть с улицы.
— Аджосси, столики тоже заносить? — вдруг раздался откуда-то сбоку знакомый голос.
Джиён обернулся. Тот самый борзый пацан, лихо подпоясавшись куском ткани как фартуком, таскал в фастфудном кафе пластиковые столики с улицы в помещение, видимо, подрабатывая у хозяина.
Он заметил Джиди, но ничуть не смутился, только вежливо попросил отойти в сторону и не загораживать вход в кафе.
— Подрабатываешь? — спросил у него Джи, закуривая сигарету, когда пацан вышел на улицу уже без фартука.
— Неа, — как-то лениво протянул пацан. — Просто помогаю. От нечего делать.
— В смысле? Бесплатно? — не понял Дракон.
— Ну да, — кивнул пацан. И прошел было мимо. Но Дракону почему-то захотелось, чтобы он задержался ненадолго и побыл здесь. Не то, чтобы Джиёну он нравился или ему была интересна его компания, просто ему очень не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался вот так, абсолютно бездарно, в одиночестве на глухой улочке. Завтра начинался его личный промоушен. Завтра мир должен был узнать, кто такой Джиди. И вот сегодня ему хотелось еще растянуть ненадолго.
— А зачем? — спросил он в спину уходящему студенту. — Кто в наше время работает бесплатно?
Пацан лениво обернулся и как-то слишком презрительно посмотрел на Джиди.
— Вообще-то многие, — насмешливо сказал он. — Волонтеры, например.
Джиен засмеялся.
— Ты же не волонтер! — ехидно сказал он. — Тебе наверняка нужны деньги.
— Мне не нужны деньги, — нахмурился пацан. — У меня есть деньги.
— У твоих родителей?
Джиён оценивающе оглядел его фигуру: одет очень просто, но довольно стильно — это всегда выдает по-настоящему обеспеченных людей. Тонкая ломкая грация, обтянутая в джинс и плотный трикотаж. В ушах ни единой сережки, даже гвоздика нет. Наверное, даже уши не проколоты. Тело не испорчено татуировками. Волосы рассыпаны небрежно, в кажущемся беспорядке, но держатся волосок к волоску — как это бывает только в очень качественных стрижках. Да, действительно, пацан имеет под собой финансовую базу.
— Нет, у меня свои деньги есть. Я хорошо зарабатываю, — проговорил он, опираясь спиной на шершавую стенку и складывая руки на груди, будто выжидая, к чему приведут в итоге все эти вопросы.
