Джин зябко кутался в плед, а после и вовсе скинул тапки и втянул ноги в его ворсистый уют, заняв смешную позу широкоплечего взъерошенного воробышка.

— А я вчера тебя видел, — проговорил он, протягивая руку за новой бутылкой, которую ему как раз протягивал Дракон.

— Где? — встрепенулся Джиён.

— Мы проезжали по Инсандону вчера, и я видел тебя у кофейни. Правда, ты был закутан по уши в какую-то невнятную мешковину…- заржал Джин, откинув голову и подставляя ночному воздуху кадык, который невыносимо хотелось лизнуть — таким он выглядел карамельным и бархатным.

Дракон лихорадочно вспоминал, у какой кофейни он тусил в очередном прикиде бомжа, а потом вспомнил, и сердце его беспокойно взволнованно забилось.

— С тобой еще был этот… — поддержал его Джин в его воспоминаниях, — … паренек… дебютировал недавно… все время забываю, как его зовут… Рэпер….

— One, — подсказал ему Дракон. — Рэпер One, Джэвон.

— Да-да.

Минуту еще они помолчали. Джин, все так же запрокинув голову, разглядывал звезды и пытался отпить пиво из бутылки. Дракон с интересом наблюдал, когда же он все-таки закашляется — это же нереально — так вот пить.

— Что ты там делал? На Инсандоне? — вдруг продолжил тему Джин. — Ты что, самоубийца? Там же столько народу…

Джиён снова заволновался почему-то. Ему было ужасно некомфортно обсуждать с Джином тему своих отношений с Джэвоном. И поэтому он очень осторожно пояснил, что это была незапланированная прогулка за одной довольно редкой вещью, которая могла быть там, в сувенирных торговых рядах.

— Вы вместе? — вдруг спросил Джин. — Он красивый такой, этот One. Просто как будто вырезанный из дерева или камня. Хочется протянуть руку и погладить. Вы вместе?

Он вернул свое лицо в нормальное положение и немного прикрыл глаза, приходя в себя. А потом повернулся к Джиёну.

— Нет, мы не вместе, — ответил ему Дракон, почему-то дико краснея. Хорошо, что они сидели в ночной темени, и его пунцовых щек не было видно. Или было, но он изо всех сил надеялся, что нет.

— У него было такое лицо, как будто он вот-вот заплачет, — заметил Джин. — Я разглядывал вас, пока мы стояли в пробке. Ты что-то рассказывал ему, а у него был такой взгляд, как будто он вот-вот разревется. Не замечал?

— Замечал, — ответил Джиён. — И даже спросил его однажды об этом. А он сказал, что есть такие люди в жизни, на которых смотришь, и почему-то хочется заплакать. Надеюсь, он имел в виду, заплакать от восхищения.

Джин тихонько захихикал.

— И у тебя такие люди есть? — спросил он, все еще улыбаясь своими мягкими губами.

— И у меня есть, — ответил Джиён, сжимая до боли горло, поперек которого встал болезненный комок эмоций, который сейчас во что бы то ни было надо было сглотнуть и не дать ему расплескаться слезами под веками.

— У меня в школе был учитель физкультуры, — вдруг сказал, помолчав, Джин. — Так вот я был буквально влюблен в него.

Дракон вздрогнул и повернул голову, изумленно вглядываясь в лицо Принцессы.

— Буквально по пятам за ним ходил, — как ни в чем не бывало продолжал Джин. — Во всем хотел быть на него похожим… стрижку сделал, как у него… такой же спортивный костюм себе купил… И хотел себе такие же широкие плечи и мощную фигуру.

— В смысле, фанючил по нему? Он твоим кумиром что ли был? — осторожно уточнил Джиён, стараясь не замечать, как сильно колотится в груди у него сердце.

Джин тряхнул головой, соглашаясь.

— Ну да… У нас полшколы по этому учителю фанючили. Если бы он тогда пальцем нас поманил, мы бы, не задумываясь, устремились за ним какую-нибудь революцию совершать. И погибли бы на баррикадах с гордо поднятой головой и праведным свечением преданности во взгляде…

Дракон усмехнулся. Да уж, вот, что могут делать с нами люди, в которых мы влюблены, это точно.

— А потом он спился… — задумчиво закончил Джин. — Хорошо, что он нас на баррикады не позвал, да? Представь, какое было бы разочарование?

И захлюпал носом, хихикая. Ну чистый тюлень. Симпатичный такой, бесконечно милый и дико сексуальный в этом своем белом гостиничном халате тюлень.

Дракон встал и потянулся. Ему предстояло спать с Джином в одной комнате. Он внутренне к этому долго готовился, и сейчас был безупречно, основательно, целенаправленно и осознанно вдребезги к этому не готов. По мере того, как он приближался к огромной кровати, смотрел, как Джин лениво откидывал одеяло, взбивал подушку и тянулся за пультом от телевизора, у него внутри разгоралась такая истерика, что казалось, будто сейчас она начнет просачиваться через грудную клетку, а потом и вовсе выбьет ребра и зафонтанирует.

Джин плюхнулся на кровать и раскинул руки морской звездой.

— Хорошо!

Дракон практически заскулил, правда, беззвучно, но для сжатых зубов очень даже ощутимо. А потом аккуратно устроился на своей половине кровати, взял в руки планшет и решил немного отвлечься, посмотреть видосики и всякие забавные фанмейды.

— Знаешь, — проговорил вдруг тихо Джин где-то слева. И его слова были еле различимы, заглушаемые верещащим звуковым сопровождением ТВ. — Наверное, я был все-таки по-настоящему влюблен в этого учителя. Иногда мне даже хотелось, чтобы он меня поцеловал…

Дракон уставился в экран планшета стеклянным взглядом, не решаясь повернуть голову в сторону, откуда послышались эти слова. Он даже дыхание задержал, чтобы не пропустить того, что послышится оттуда следующим. И, кажется, испытал что-то сродни облегчению, когда вместо слов продолжения слева послышалось тихое сладкое посапывание. Эта кавайная широкоплечая принцесская зараза безмятежно спала без всякого зазрения совести, выдав бедному Джиёну практически засекреченную информацию, с которой что теперь делать — вообще непонятно.

Джиён прерывисто выдохнул.

— Ну, блядь, Джин, ты, по ходу, мне вообще не упрощаешь жизнь, да? — еле слышно одними губами прошептал он.

И потихоньку смылся в ванную. Хотя, если честно, состояние было такое, что очень хотелось смыться в унитаз.

========== ЮНМИНЫ ==========

Шугу заебала вся эта ситуация. Вот просто до остопизденения. Потому что он же Шуга, с ним вообще так обращаться нельзя. А то как рванет тумблер в режим Agust D — и полетят клочки Чимина по закоулочкам. А Чимин, кажется, чуток себя переоценивает в собственных глазах. Себя и собственное бессмертие.

И Чимин это очень хорошо понимает, когда однажды вечером Шуга в ответ на очередной чиминий ехидный взгляд лениво входит в комнату, лениво закрывает за собой дверь. Лениво на ключ. Чимин понимает, что все. Приехали. Сейчас вот тут конечная остановка опустевшего вагона метро в лучших традициях саспенса.

Потому что Шуга бледный, возмутительно спокойный и настолько же возмутительно решительный. И двигается быстро и бесшумно. И особенно быстро и бесшумно двигается в направлении Чимина. И Чимин только успевает подумать, что Шуге для полного вживания в роль не хватает еще черного плаща с кровавым подбоем. И Чимину немного, самую малость, вообще-то, дофигищенски страшно.

— Я устал, — говорит хрипло и с металлическим предупреждением в голосе Шуга. А Чимину слышится что-то вроде «кишки твои сейчас на кулак намотаю и вытащу на божий свет через твой чересчур обнаглевший рот».

— Может прекратишь? — говорит Шуга, совсем уж мрачно понижая голос, а Чиме слышится «мертвые вообще гораздо меньше беспокойства доставляют, чем живые».

— Я ведь уже извинился, — почти уже шепчет угрожающе Шуга, а у Чимина такие мурашищи кожу пробирают, что встают дыбом волосы даже там, где у него они отродясь не росли. На глазных яблоках, например. И становится предельно ясно, что в следующий раз извинения могут быть принесены как минимум из автомата Калашникова, а то и кол осиновый в дело пойдет — за Шугой не заржавеет.

У Чимина в горле пересыхает, воздух дальше бульканья не проходит ни на вдохе, ни на выдохе, и, что самое главное, где-то в районе паха стягивает такое гнетущее радостное возбуждение, что от того, чтобы подорваться с кресла и вцепиться в Шугу насильственным поцелуем, его отделяет только какое-то истеричное чувство самосохранения.