Менеджер счастливо вздохнул и отправился на кухню, разбирать пакеты с едой. Когда он приоткрыл дверь, чтобы позвать ребят к ужину, двое его подопечных мирно спали перед телевизором в обнимку, а на экране зависло меню диска с аниме.

========== Чонгук, его Ви и его Тэхён ==========

Не сразу до большинства из нас доходит, что, говоря и думая о человеке, мы имеем в виду не его самого, а его образ, созданный, конечно, не без участия его отдельных деталей, но в большей степени все же по нашей собственной инициативе и при нашем собственном неуемном креативе.

Вот Тэхён, к примеру… Трогательное существо с глубокими глазами, хрупкое и странное, нежное до бешенства и несуразное до мурашек – это, конечно, образ. Это и не Тэхён даже, а Ви, именно Ви. А Тэхёнка – это брикет с мясом, костями и чем там еще человеческий организм укомплектован, упаковка такая, кожей обтянутая. И глаза такие же глубокие, но в глазах этих крупинки по утрам собираются, и волосы такие же мягкие, но утром они стоят как норвежский лес и не всегда приятно пахнут. Этот брикет передвигается по квартире, иногда пугает своей отрыжкой мимо проходящих пауков, почесывает задницу, стоя с перекинутым полотенцем через плечо и нудя под дверью ванной… Вот это и есть Тэхёнка. И он к тому самому Ви не имеет никакого отношения, вернее, имеет, но только в тех головах, которые себе образ Ви создали и тщательно лелеют.

Чонгук наивно полагал, что все вышесказанное – не о нем, и всегда смотрел на Тэхёна как на Тэхёна. А потому что на Ви пусть вон зрители из зала смотрят и нетизены через мониторы.

Вот несется по коридору оглобелька, сшибая дверные косяки, крутит на пальце свой грязный носок и орет как ненормальный: «Газовая атака! Газовая атака!». Думаете, это Ви? Неа… Это Тэхёнка. Это он так вынуждает Намджуни сходить с ним в супермаркет за стиральным порошком, который неожиданно для всех закончился неделю назад, и все скромно помалкивают, плодя грязное белье и доставая из загашников самые неприкосновенные запасы чистых носков. У Тэхёна запасов нет, так что у Тэхёна «Газовая атака!». И этого желающие посмотреть на Ви, конечно, видеть не обязаны. А Чонгук видит и понимает, что знакомить нуну надо явно не с ним. И ждет появления Ви.

Ви появляется обычно на концертах или съемках. К зеркалу перед нуной-стилистом садится Тэхен, а встает с кресла и уступает место Гукки уже Ви. У Ви глаза с поволокой, сверкают из-под челки. У Ви губы блестят, движения неспешные, плавные, а во взгляде такой неприкрытый секс, что спине даже немного жарко становится. Гук смотрит на Ви, смотрит…И не понимает, чего он на Тэхена-то злится. Ви даже нуну отдать не жаль, Гук и сам бы ему отдался бы… грешным делом…

========== Шуга и его Гран-бантан ==========

Шуга вообще не любит выжидать, готовиться к чему-то, разведку боем проводить. Пришла мысль – бери карандаш, бумагу, пиши, хули обдумывать-то? Не понравится – зачеркнешь, скомкаешь, выбросишь.

И ведь подсказывала ему собственная жопа, что с Чимином так не прокатит. И все-таки Шуга решился. Решился на свой самый отчаянный в жизни гран-батман. Это потом Чимин его так назвал – терминология у них такая в балете есть, оказывается. Ты, - говорит, как будто размахнулся в гран-батмане и, неожиданно для себя, сиганул через трещину в земле. Сигануть – сиганул, а вот остался ли в результате Шуга жив – Чимин не сказал. И, судя по тому, что он уже третий день с Шугой не разговаривает и даже не смотрит в его сторону, а еще и есть за один стол с ним не садится, уже и не скажет.

Вот такой вот гран-батман. Учитывая ситуацию, даже гран-бантан. Гран-бантан, обернувшийся просто апокалиптическим пиздецом. Потому что, если выбирать между человеком, успешно перепрыгнувшим трещину в земле, и неуспешно ее перепрыгнувшим, Шуга – тот, кто завис над трещиной. Потому что кое-кто совершенно безжалостный подцепил его за шиворот, подвесил на гвоздик где-то по центру над кишащей огненной лавой и оставил… надолго…. Дня на три уже… Мол, ты тут повиси, а я подумаю, что с тобой дальше делать.

А все ведь невинно начиналось… Пришел Чимин домой, Шуга от него запах перегара уловил. И что это за новости? Как хён, он должен был Чимина поругать, менеджеру, может быть, и не сдать (не такое Шуга говно), но припугнуть и под это дело что-нибудь вышантажить можно было бы.

Но Шуга ничего этого не сделал. Когда Чимин рухнул рядом с ним на диван, когда голову Шуге на коленки уложил, когда начал пьяными губами шевелить и что-то там рассказывать про девочек, которые не любят айдолов, Сахарок понял, что готов даже похвалить Чимина за несанкционированное употребление алкоголя. Потому что теперь и пульсирующая венка на виске, и сам висок, и даже шевелящий губами профиль Чимина были более, чем в шаговой доступности.

Губы шевелятся, Шуга на них визуально залипает, Чимин бухтит о чем-то, а потом вспоминает, что надо в душ. Вскакивает, но Шуга с таким развитием событий не согласен. Потому что коленкам сразу стало холодно и неуютно, как и осиротевшему стояку, который в тонких домашних трениках стал не просто очевиден – вызывающе кричащ стал.

Чимин оборачивается, взглядом скользнул по дивану в поисках телефона, и вот он уже на шугином стояке зафиксирован. Глаза у Чимини все больше и больше, потому что, во-первых, они, оказывается, у него огроменные, когда за веками-варениками не прячутся, а во-вторых, он нихуя не смеется, потому и не прячутся. И Сахарок единственное, о чем успевает только подумать: ого, какие у Чимы глазища, когда он испуган! Как два блюдца! И он такой красивый, когда напуган, что надо его, пожалуй, почаще пугать.

- Хён, у тебя… - Чимин указывает пьяным пальцем на шугин пах.

- Знаю, - гениальничает Шуга.

- Хён, у тебя на меня что ли… встал? – уточняет еще более испуганно Чимин.

И Шуга кивает. Тот самый гран-бантан. Прыжок. Занавес. Можно было бы еще фуэте покрутить, хотя, вряд ли это больший фурор бы произвело.

Чимин как-то быстро дышать начинает, к двери пятится, а потом выскакивает за дверь, и Шуга слышит его торопливые шаги.

Теперь вот Чимин вторую ночь спать уходит раньше всех, ест второй день отдельно от Шуги и остальных, а в общагу приходит после репетиций самый последний. Теперь Чимин шугается всех и каждого, смотрит затравленно и почти не улыбается.

- Что случилось с нашим солнечным мальчиком? – интересуется проницательный Хосок, и его тонкий совершенный профиль режет безупречными линиями воздух вокруг Шуги.

А Шуга, которого будто прорвало, окончательно свои чувства отпускает: признаёт их, называет своими именами каждое, даже титулы своим чувствам присваивает, чтоб уж наверняка - словом, купается в своей несчастности.

Чувств всего три: гейство – первое из них, самое нелюбимое, которое было признать тяжелее всего. Но оно и самое жгучее. Потому что новое для Шуги. И не признать его нельзя, иначе тогда с остальными картинка не складывается.

Втрое чувство – это вожделение. Шуга хочет Чимина, хотя даже сам не до конца пока осознает, как именно. Поцеловать хочет – раз. Представлять этот поцелуй он боится, но пару раз накрывало фрагментами, как всплывающие окна в браузере, и в эти момент стояк приходил такой ядерный и так незамедлительно, что сомнений у Шуги не осталось: хочет он Чимина, это точно. Во всяком случае, поцеловать.

Третье чувство – любовь, кажется. Он-то Чимина всегда и так любил: парнишка очень хороший, добрый, талантливый такой. Отзывчивый. Обнимал своего хёна со спины, жаловался на что-то. И Шуга готов был для него горы свернуть. И сворачивал периодически. То горы кому-нибудь, то шею… А сейчас все это осталось, но Чимина не осталось, и Шуге удавиться хочется.

========== Намджун и его антиНамджун ==========

Люди по-разному выходят из душа. Не в том смысле, что кто-то добровольно, кто-то с матами, а кого-то волоком утаскивают. И не в том смысле, что кто-то на одной ножке через пороги скачет как Тэхёнка, а кто-то еле ноги выволакивает как Шуга. А в том смысле, что кто-то выходит в таком мокром и расхристанном виде, что на него без слез не взглянешь, а кто-то такой невыносимо красивый со своими распаренными щеками, прилипшими ко лбу волосами и блестящими и чуть подернутыми усталостью глазами, что просто взгляда не отвести. Вот Хосок – как раз из последних.