Месяц назад между принцем и военачальником произошла ссора. Атанаульрэ вопил, что ненавидит грязную игру. Амоильрэ фальшиво изумлялся, почему принц не думал об этом, когда охотился на Ретара Нароверта. В итоге сын Кьётаранауля вспылил и перестал общаться с песнопевцем, предоставив ему полную свободу действий. Военачальник делал вид, будто не расстроился, но Эстель видел — ему плохо. За черт знает сколько тысячелетий Амоильрэ привязался к Его Высочеству, и неодобрение принца стало для него тяжелым ударом. Однако военачальник не бросил сюжет. Потратив на него столько времени и выписав каждую деталь, он просто не мог остановиться.
— Итак, — произнес он, опустившись в кресло. Близнецы сели напротив. — Ты все сделал согласно плану.
— Да, — подтвердил Эстель.
— Это интересно. Я подозревал, что «R» многое знает о Нижних Землях. Умный мальчик. Полагаю, он в курсе, кто я и кто вы. Будет сложно выйти на следующий этап.
— Как будто на этот было легко, — поморщился Эстеларго. И дал волю своему гневу: — Может, вы наконец-то введете меня в игру? Мне надоело сидеть дома и бояться за брата. Я хочу быть с ним. Хочу его защищать.
— Мало ли, что ты хочешь, — подколол близнеца Эстель. — Ладно-ладно! — замахал руками он, стоило инкубу показать кулак. — Ты молодец, ты чертовски прав, я тобой горжусь. Только не бей меня. Я могу случайно не выдержать. Было трудно бегать по Нельноту, не имея и половины дара.
Эстеларго тут же остыл:
— Извини.
Амоильрэ пошарил в карманах куртки, достал пузырек с ядовито-зеленой жидкостью и бросил лекарю:
— Вот. Выпей.
— Спасибо, — благодарно произнес тот.
Военачальник устроился поудобнее, покосился на гитару в углу комнаты. Он уже давно не играл. Нынешнее творение — история «R» и «А» — занимало его больше, чем песни.
— Хорошо, Эстеларго. Дальше сыграешь ты, — согласился демон. — Твоя цель — озеро Нижнелунье. Русалочий город Гальтас. Нужно, чтобы Ахлаорну понадобился маг-стихийник, и чтобы этим магом оказался мой «R».
— Я все сделаю, — обрадовался инкуб. — С чего начать?
С наследниками Эльской империи Рикартиат распрощался вечером. И Витоль, и Бах были в восторге от его песен, просили приходить еще. Парень улыбался, но про себя думал, что не вернется в замок даже под страхом казни.
Впрочем, десять золотых монет служили неплохим утешением. Спросив у Инага, куда подевался Альтвиг, и получив ответ: «сказал, что пойдет домой», менестрель отправился на прогулку. В Алаторе он раньше не бывал. Илаурэн не раз говорила, будто это самый красивый город белобрежья. Единственным изъяном, на ее взгляд, был некрополь. Колоссальное черное строение казалось грозовой тучей, нависшей над крышами домов — после схватки с Эстелем, растратив большую часть сил, Рикартиат плохо видел. Его зрение часто менялось под влиянием магических сил — или, как в данном случае, их отсутствием. Водопад молчал. Дождь закончился. Парню требовалась вода, столько воды, сколько можно найти вообще. В идеале, стоило съездить к Нижне-или Верхолунью, но менестрель все еще был слаб.
Поразмыслив, он зашагал к некрополю. Любой темный маг на его месте не сдержался бы. Особенно Виттелена. Ее тянуло к мертвым, будто магнитом. Стоит вспомнить кладбище у ее дома, и все становится ясно. Девушка-лидер Братства Отверженных — не просто некромант, а чертов маньяк. Ее способность к управлению материей изменила разум, превратив хрупкое существо в страшного, жестокого, расчетливого зверя.
Мреть тихо рассмеялся. По его мнению, в этом не было ничего плохого. Либо ты сам себя пересиливаешь, либо тебя пересиливает кто-то другой — и лучше первое, чем второе. Иногда очень важно забыть о доброте и спасаться, используя всех, попавшихся под руку, вместо ступеней.
Вблизи некрополь казался еще внушительнее, чем издали. От покрытых плитами стен веяло не то что холодом — морозом. На пороге сидел уставший стражник. Он посмотрел на Рикартиата, но ничего не спросил. Похоже, посетители в захоронении были нормой.
Самый нижний ярус обозначался цифрой «1», вырезанной у входа. В прямоугольных нишах стояли саркофаги с телами, а на каменных постаментах — урны с пеплом усопших. Заглядывать в них не возбранялось, и менестрель заглянул. В полутьме, разгоняемой светом факелов, он смутно различил очертания серой пыли. Было странно осознавать, что раньше она составляла из себя человека. И что этот человек двигался, говорил и смеялся.
Родственники погибших платили художникам, и на крышках саркофагов поселялись угольные портреты. Добрые, злые, худые, толстые, лысые, кудрявые, слепые люди покоились под старыми крышками. На боку каждой урны были выведены имена, как и на стенке каждого саркофага. Они сопровождались годами жизни. Несколько раз менестрель натыкался на маленькие детские гробики. Рядом с ними красовался приметный знак: покрытый трещинами череп. Болезнь. Возможно, чума. С ней далеко не всегда получалось совладать. Хотя все, кто мог, старались — и маги, и инквизиторы.
Рикартиат поднимался все выше и выше над Алаторой. Очередная арка встретила его цифрой «11». В коридоре этого яруса факелы горели через один, а к стене была прибита доска с вычурной надписью «Королевская семья». Вместилища трупов стали роскошнее, но, к сожалению, у парня появился спутник — высокий беловолосый эльф. За его спиной на тонких кожаных ремешках болтался маленький, какой-то несерьезный арбалет. По ложу вилась зеленая полоса.
Менестрель притворился, будто по-прежнему одинок, и пошел по самому краю ряда. Тут саркофаги пестрели белобрежными рунами, и читать их было довольно сложно. Эта речь куда проще воспринималась на слух, чем в письме. У низенького, покрытого цветами в слюдяных вазах захоронения он остановился и принялся увлеченно складывать доступные слоги. «Хла», «та», «дик»… или все же «дикт»? Забывшись, он произнес последнее вслух — и холодный голос ему ответил:
— Да, Хлатадикт. Восьмой правитель Белых Берегов.
Остроухий смотрел на Рикартиата с заметным пренебрежением. Парень не успел опомниться, как он добавил:
— Зачем ты сюда приперся?
— Э-э-э… ну… прогуляться… — растерялся Мреть. И перешел в контратаку: — А ты кто такой, чтобы мне указывать?
— Я — Смерть этого мира, — равнодушно пояснил эльф. Его бирюзовые глаза мерцали, словно уголья жуткого, неправильного костра. — А ты — мелкая букашка, и твое возмущение — все равно, что комариный писк. Оно меня раздражает. Уходи. Покойники — в каком угодно виде и где угодно, — принадлежат мне.
— Не смеши, — хохотнул Рикартиат. — Всем давно известно, что Смерть — существо женского пола. Она — мать Аларны, и, кроме того…
Он осекся, потому что остроухий счел его слова забавными. Он тоже рассмеялся, но безрадостно, и потому дико.
— Сначала люди поверили, что Боги — это те, кто создал Врата, — веселился эльф. — Потом поверили, что темный дар отличается от светлого. Потом — что Аларна является дочкой Смерти, хотя по сути она всего лишь побратим. Глупые. Недалекие. Слепые дети, — закончил он.
Мрети расхотелось над ним шутить, и, поразмыслив, он направился к выходу. Блаженный остроухий посмотрел ему вслед. Посмотрел абсолютно осознанно и спокойно.
— Анэ-на гэртэ Сатьо , — попрощался он.
— Хроно на эльтэ саэр , — отозвался Рикартиат.
Эльф несколько удивился. Он не ожидал, что обычный с виду парень поймет речь Нижних Земель.
— Погоди. Где тебя научили?
Менестрель пожал плечами и быстро сбежал по лестнице. На пороге по-прежнему сидел стражник. Он лениво покосился на посетителя и махнул рукой, мол, проваливай. Мреть поблагодарил и убрался, быстрым шагом пересекая улицы.
Дом, куда семья Илаурэн перебралась после наведенного в форте шума, был большим и явно намекал, что живут в нем особы чистокровные. Во-первых, он был выкрашен дорогой зеленой краской, во-вторых, имел четыре балкона, а в-третьих, обладал огромными окнами. Сейчас они были занавешены, и за тяжелыми шторами горели огоньки свеч.
